— Я понял, о чем ты говорил, — сказал он. — Да, ничего не изменилось. Оно меня устроило, миссис Вулф. Просто «Ирвинг» пишется проще.
— Закончил бы школу, как мой сын, так и писал бы без труда, — парировала она.
— Миссис Вулф, Дэвид обещал мне кнедлики. Я весь день только о них и думал!
Миссис Вулф недоверчиво глянула на него.
— Будешь хорошим мальчиком, сможешь каждую пятницу приходить на кнедлики.
Дэвид как раз собирался представить Иглоноса Штрассмерам, когда вошла Роза. Она удивленно остановилась на пороге, а потом улыбнулась и вошла в комнату.
— О, мистер Шварц, — сказала она. — Рада вас видеть.
Ирвинг протянул ей руку.
— Эй, док. Не знал, что вы знакомы с моим другом Дэвидом.
Она пожала его руку.
— Мы только что познакомились.
Ирвинг пояснил:
— Доктор Штрассмер сделала мне новый нос. Она отличный врач. Ты знаешь, что это она в прошлом году оперировала Линду Дэвис?
Дэвид с любопытством взглянул на Розу. Никто ни разу не заикнулся о том, что она — врач. А операция Линды Дэвис наделала шума: ей разрезало все лицо в автомобильной катастрофе, но когда она спустя некоторое время появилась перед камерой, ни единого шрама не было видно.
Внезапно он осознал, что мистер и миссис Штрассмер напряженно наблюдают за ним. Он улыбнулся Розе.
— Доктор, мне как раз нужен врачебный совет. Как мне избавиться от той жуткой пустоты, которую я вдруг ощутил в желудке?
Роза бросила на него благодарный взгляд.
— Думаю, суп с кнедликами вам поможет.
— Кнедлики? Кто тут говорит о моих кнедликах? — спросила его мать от двери.
Она важно прошествовала в комнату и распорядилась:
— Ну-ка, все за стол. Суп на столе и уже стынет.
Когда все поели, Роза взглянула на часы.
— Прошу меня извинить, — сказала она, — мне надо зайти в больницу проведать пациента.
— Я отвезу вас, если хотите, — предложил Дэвид.
Она улыбнулась.
— В этом нет необходимости. Я на машине.
— Меня это не затруднит, — вежливо сказал Дэвид. — По крайней мере, разрешите составить вам компанию.
Ирвинг тоже поднялся из-за стола.
— Мне тоже пора. — И обратился к миссис Вулф: — Спасибо за вкусный обед. Я словно дома побывал.
Мать Дэвида улыбнулась.
— Веди себя хорошо, Ицхак, и тогда сможешь приходить еще.
Роза с улыбкой пообещала:
— Мы ненадолго.
— Идите, — ответила миссис Вулф. — Можете не торопиться, — она сияющим взглядом посмотрела на родителей Розы. — Нам, старикам, есть о чем поговорить.
— Мне очень жаль, Ирвинг, — сказал Дэвид, когда они вышли из дома. — Нам так и не удалось поговорить. Может, встретимся завтра?
— Мы можем поговорить прямо сейчас, — спокойно ответил Ирвинг. — Я уверен, что Розе можно доверять. Правда, док?
— Могу подождать в машине, — сразу же предложила Роза.
Дэвид остановил ее.
— Нет, не нужно, — он повернулся к Ирвингу. — Я вел себя глупо вчера, когда ты позвонил. Но этими делами ведает Дэн Пирс.
— Я так и понял, Дэви.
— Дэн сказал мне, что надвигается забастовка. Наверное, ты знаешь, что это нас угробит.
— Знаю. И пытаюсь помочь. Но я тоже в затруднительном положении. Нам надо пойти на компромисс.
— А какие у тебя трудности? Никто не заставляет вас бастовать. Просто еще не прошли все последствия от массовых увольнений во время «Великой депрессии».
— Угу, — кивнул Ирвинг. — Они не хотят бастовать, но коммунисты рвутся к власти и мутят воду: твердят, что кинокомпании все прибыли оставляют себе. И многие к ним прислушиваются. Звезды и администрация гребут деньги, так почему бы и им не потребовать себе немного? И левые их подзуживают.
— А не слишком ли много ты сваливаешь на коммунистов?
Ирвинг улыбнулся:
— Может быть. Но коммунисты действительно имеют в профсоюзах вес. Скоро будут выборы в комитеты, и если мы не подсуетимся, нас просто вытеснят. Если это случится, иметь с ними дело будет гораздо труднее.
— Ну и что ты предлагаешь — выбирать между вами и коммунистами? А что сами члены профсоюза об этом думают?
— Большинство из них — сопляки, — констатировал Ирвинг. — Все, что их интересует — это жалованье и тот, кто больше пообещает.
Он достал пачку сигарет и добавил:
— Сейчас им все больше нравятся коммунисты.
Ирвинг закурил. Когда он убирал золотую зажигалку в карман, полы его пиджака распахнулись, и Дэвид заметил черную рукоятку пистолета.
Золотые зажигалки и пистолеты, и двое парней из Ист-Сайда стоят теплой весенней ночью под калифорнийскими звездами и толкуют о деньгах, власти и коммунистах… Ему стало интересно, что с этого имеет Ирвинг, но он понимал, что об этом не спрашивают. Некоторые вещи его не касаются.
— Что я должен делать?
Ирвинг выбросил сигарету.
— Комми требуют прибавки в двадцать пять центов в час и тридцати пятичасовую рабочую неделю. Мы согласимся на прибавку в пять центов немедленно, еще пять на следующий год и рабочую неделю в тридцать семь с половиной часов. Дэн Пирс говорит, что у него нет полномочий принимать решения, а с Кордом связаться не может. Я жду уже три месяца. Больше ждать не могу. Если вы будете упорствовать, начнется забастовка. Потеряем и мы, и вы. Но вы — больше. Компания окажется на свалке. Выиграют по-настоящему только коммунисты.
Дэвид колебался. У него было не больше полномочий, чем у Дэна. Однако ждать появления Джонаса тоже нельзя. Понравится это Корду, или нет, но пойти на попятный он не сможет.
— Договорились, — вздохнул Дэвид.
Зубы Ирвинга блеснули в улыбке. Он слегка толкнул Дэвида в плечо.
— Молодец! Я знал, что тебя долго уговаривать не придется. Завтра утром комитет встречается с Дэном Пирсом. Пусть сделают официальное объявление.
Он повернулся к Розе:
— Извините, что ворвался на ваш вечер, док. Но я был рад снова вас видеть.
— Я тоже, мистер Шварц.
Они стояли, глядя, как Ирвинг идет к своему кадиллаку. Включив двигатель, он крикнул:
— Эй, знаете что?
— Что? — спросил Дэвид.
— Как сказала бы твоя мама, вы — красивая пара!
Когда он уехал, Дэвид взглянул на Розу. Ему показалось, что она чуть порозовела. Он взял ее под руку.
— Моя машина на той стороне улицы.
Она молчала почти всю дорогу до больницы.
— Вас что-то беспокоит, док?
— Ну вот, теперь и вы! — сказала она. — Все зовут меня «док». Мне больше нравилось, когда вы называли меня Розой.
Он улыбнулся.
— О чем вы думаете, Роза?
— Мы дошли до Америки, спасаясь от них.
— От них? — переспросил Дэвид.
— Как в Германии, — коротко сказала она. — Нацисты. Гангстеры. У них много общего. Они говорят одно и то же. «Либо мы, либо коммунисты. А с нами легче иметь дело». — Она взглянула на него. — А что можно сказать, когда оказывается, что они лишили тебя всего? С помощью этой уловки они завладели Германией. Спасали ее от коммунистов.
— Вы хотите сказать, что мой друг Ирвинг Шварц — нацист?
— Нет, ваш друг не нацист, — серьезно ответила она, — но им движет та же безумная жажда власти. Ваш друг — очень опасный человек. Вы знаете, что он носит пистолет?
— Да, я заметил.
— Интересно, что он сделал бы, если бы вы ему отказали?
— Ничего. Иглонос ничего плохого мне не сделал бы.
Она снова вскинула на него свои серые глаза.
— Нет, я не имею в виду пистолет, — быстро пояснила она. — Против вас у него есть другое оружие. Он может разорить вас. Но раз человек носит пистолет, значит он намерен рано или поздно воспользоваться им.
Дэвид остановил машину перед больницей.
— А что я мог сделать? Отказаться уступить Шварцу и позволить, чтобы все, что я делал все эти годы, пошло прахом? Подставить тех, кто вложил свои деньги и надежды в нашу компанию? Выгнать служащих на улицу? Так я должен был поступить? Это я виноват в том, что моим работникам не хватило мозгов выбрать достойных представителей и честный профсоюз?
Сам того не замечая, он повысил голос.
Вдруг она положила свою руку на его пальцы, сжимавшие руль.
— Нет, что вы. Вы не виноваты. Вы поступили так, как считали правильным.
Швейцар спустился по многочисленным ступенькам и открыл дверцу машины.
— Добрый вечер, доктор Штрассмер.
— Добрый вечер, Портер, — ответила она и спросила Дэвида: — Хотите посмотреть, где я работаю?
— Не хотел бы мешать вам. Я готов подождать вас здесь, если вы это предпочтете.
Она пожала ему руку и улыбнулась:
— Идемте, прошу вас. Я буду очень рада. Тогда я, во всяком случае, буду знать, что вы не сердитесь на меня за то, что я сунула нос в ваши дела.
Он рассмеялся, и Роза, не выпуская его руки, повела вверх по ступенькам.
