— Надеюсь, мы еще увидимся? Этот ваш журналист Забродыгин… — Подполковник помялся, а потом четко произнес: — Мы бы не хотели видеть его здесь!
Ленка поинтересовалась:
— Он вас обидел? Что–то в статье наплел?
Юдин провел ладонью по подбородку, не зная, как лучше сказать. Вздохнул:
— Тут другое. Не меня лично обидел. В общем, одна из наших сотрудниц ребенка от этого подлеца ждет! Три месяца порог отделения обивал. Цветами закидывал, а как узнал — скрылся!
Ленке стало неудобно перед офицером:
— Понятно… Разрешите сказать редактору? Борис Михайлович должен знать…
— Скажите. Только я не знаю, чем это поможет Рожковой. Избавляться от ребенка она не хочет. Все верно, дите не виновато… Вера просит этого прохиндея не трогать, а я бы посадил или жениться заставил!
Федотова пожала плечами:
— Жизни бы все равно не было… Понимаете, дело не в помощи даже… Просто мы должны знать, кто работает рядом…
Подполковник взглянул в ее побледневшее лицо и чуть тронул за плечо, словно успокаивая…
Ленка вернулась в редакцию очень мрачной. Вошла в комнату. Бросила сумку на стул. Нашла взглядом Забродыгина, который что–то весело рассказывал столпившимся женщинам. Причем он сидел, отвалившись на спинку стула, а они все стояли вокруг. Подошла, посмотрела в голубые глазки и со всей дури залепила ему пощечину. В комнате воцарилось молчание, а Севочка заорал, схватившись за горевшую щеку:
— С ума сошла! Дура!
Она презрительно оглядела его с ног до головы:
— Подлец! Я была в милиции… — Обернулась к застывшим коллегам: — От него девчонка–следователь ребенка ждет, а он как узнал, сбежал. Так что вы подумайте, с кем смеетесь и кем восхищаетесь!
Развернулась и направилась к редактору, чтобы доложить о проделанной работе. Рассказала все, вплоть до того, что произошло только что в комнате. Борис Михайлович долго молчал. Устало вздохнул:
— Н-да… Удивила ты меня во второй раз. Девчонка видно порядочная, раз жениться не требует и иск не предъявила. Милиция! Могла бы смело действовать… Иди, пиши! Позови ко мне Забродыгина…
Федотова вернулась в комнату. Внутри было тихо. Впервые все действительно работали. Севочка сидел в одиночестве. Ни на кого не глядя, подошла к своему компьютеру. Включила его и сказала:
— Забродыгин, к редактору!
Парень ехидно спросил, поднимаясь:
— Наябедничала?
— Нет, рассказала! Подлецам не место в честном коллективе.
Он ухмыльнулся, окидывая взглядом сотрудников:
— Где ты видишь честных? Мы журналисты!
Женщины и девушки вначале замерли, переглядываясь. Подобного выпада от Севочки никто не ожидал. Затем возмущенно загомонили, вскакивая из–за компьютеров:
— Сволочь! Ты что нас с грязью смешиваешь?
— Сам в грязи вывалялся, так и нас топишь?
— Не думали, что ты такой гад!
Кто–то предложил:
— Пошли к редактору! Пусть увольняет Забродыгина. Мы не желаем работать с таким придурком. А мы–то уши развесили «Севочка, Севочка»! Спасибо, Ленка, глаза открыла…
Забродыгин вытаращил глаза. Он тоже подобного единодушия не ожидал и попытался оправдаться:
— Да я же пошутил! Вы что, шуток не понимаете?
Рассерженная толпа женщин и трое ребят–корреспондентов, не слушая его, отправились к редактору. Вскоре из кабинета Бориса Михайловича раздались возмущенные голоса. Некоторые слова даже можно было разобрать. Забродыгин, стоявший посреди комнаты, обернулся к сидевшей к нему спиной Федотовой и зло сказал:
— Добилась, тихоня!
Она обернулась:
— Ты сам добился этого. Уж слишком старался чистеньким выглядеть. Прилизанным, словно теленок. Аж смотреть противно, до чего правильный да честный! Рубаха–парень с дерьмом внутри!
Он шагнул к ней. Ленка вскочила, схватив в руку тяжелую папку:
— Только подойди! Так по роже заеду, нос в щеки проскочит!
В дверь ввалились сотрудники. Замахнувшаяся Ленка и Севочка со злой мордой, подсказали, что произошло. Журналисты встали на пути подлеца:
— Вот и показал свое истинное лицо! С девчонкой драться, а попробуй! Канай к Борису Михайловичу! Девчонки, а ну–ка, давайте соберем его вещички!
Забродыгин мрачно посмотрел на Ленку. Развернулся и направился к кабинету редактора. Дверь в комнату осталась открытой, но как не прислушивались сотрудники, из кабинета не донеслось ни звука. Прошло минут сорок, когда Севочка показался из–за двери с ярко–красным лицом. Два пакета с его бумагами стояли у дверей в коридоре. Ребята не дали ему пройти в комнату, встав на пути:
— Мотай отсюда. Вот твое барахло…
Демонстративно прикрыли дверь перед носом и вернулись к работе.
Репортаж из отделения милиции дался Федотовой довольно легко. Строчки текли одна за другой. Она практически не включала диктофон. Ленка писала статью по «горячим следам», пока впечатления не остыли. Сослуживцы видели ее углубленность и не стали мешать, хотя вопросов у всех скопилась масса. Журналисты решили подождать до следующего дня.
В половине шестого Ленка самостоятельно заправила картридж у принтера, так как краска закончилась, а надо было срочно напечатать статью. Нового картриджа в шкафу она не нашла. Справившись с делом, выглянула в окно. Большинство сотрудников уже исчезло. Еще двое собирали бумаги в сумки. Рабочий день закончился. Олег стоял возле машины. Она сохранила в памяти компа напечатанный текст. Вприпрыжку спустилась вниз, попросив охранника:
— Дядь Коль, пропустишь вон того парня со мной?
Указала рукой на ОМОНовца. Мужчина как–то странно посмотрел ей в лицо и лукаво усмехнулся:
— Видно серьезные отношения намечаются, раз ты решила рабочее место показать! Пропущу. Борис Михайлович минут пять назад уехал.
Ленка выскочила на крыльцо:
— Олег!
Гущин обернулся и направился к ней. Встал на ступеньке:
— Сразу журналиста видно! Твой многострадальный нос сегодня в краске. Принтер заправляла?
Она смутилась, прикрывая ладошкой указанную часть лица:
— Ага! И дядя Коля ничего не сказал… У меня немного осталось дописать. Давай поднимемся? Я быстро! Иначе завтра снова придется сосредотачиваться, перечитывать…
Он согласился:
— Давай. Время есть. Мне интересно посмотреть на твое место работы.
Прошли мимо улыбавшегося охранника. Забывшая про грязный нос Ленка пропустила парня в комнату первым. Там уже никого не было. Лишь гудел ее комп. Олег огляделся в заваленной бумагами комнате:
— Ну и беспорядок тут у вас!
Она возразила:
— Тебе только кажется. На самом деле каждый знает, где и что лежит на его столе, в шкафах и тумбочках. Присаживайся, где хочешь. Если желаешь, можешь себе чай или кофе заварить. Все вон в той тумбочке в углу. Там, по–моему, даже коробка с пирожными имеется…
Он отказался. Подтянул стул и уселся рядом с девушкой, глядя на монитор. Ленка быстро печатала, не обращая на него внимания. Ей было не привыкать набирать статьи в чьем–то присутствии. Олег читал появлявшиеся строки. Минут через двадцать, она откинулась на спинку и посмотрела на парня:
— Вот и все! Подправлю завтра с утра. Это не долго. Чего такой серьезный?
— Хорошо написано. У тебя дар журналистки есть…
Она смутилась:
— Скажешь тоже… Просто люблю свою работу! — Выключила компьютер и повернулась: — Какие планы?
Без тени усмешки Гущин сказал:
— Едем к моей маме знакомиться. Потом к твоим родителям. Дни сейчас длинные, успеем…
Федотова вытаращила глаза:
— Я не поеду к тебе в таком виде! Нос опухший до сих пор… Стыдобища!
Он улыбнулся, доставая платок и стирая краску, про которую Ленка совершенно забыла. Добавил:
— И в чернилах! Поедешь. Я на руках унесу! Завтра заявление в ЗАГС пойдем подавать. Через месяц поженимся.
Она на мгновение застыла, а потом выпалила:
— Какое заявление? Ты что? С ума сошел! Мы знакомы сутки!
Олег встал. Приподнял ее за локти и поставил перед собой. Погладил по щеке, глядя сверху вниз серьезными потемневшими глазами:
— У нас будет месяц до свадьбы. Я не хочу ждать. Я решил…
Она возмутилась, перебивая:
— А меня ты спросил? Или это не важно?
Он перекрыл ее вопли губами, прижимая к себе все крепче. Ласково поглаживал по спине и от этого в ее душе все переворачивалось. Время для Ленки вновь остановилось. Олег оторвался и нежно прошептал:
— Согласна?
Федотова кивнула, уже не соображая, что делает. Он улыбнулся и снова поцеловал ее. Его рука скользнула на ее грудь, но девушку это не возмутило. Она вздохнула, прижимаясь к парню. ОМОНовец сдержался, хотя рука и проникла под кофточку. Пальцы скользили по гладкой коже и ей было приятно. Он сам отпустил Ленку и улыбнулся:
— Едем к маме! Она тебе рада будет.
