Бенедикт попалась в ловушку. Добрые чувства — это была ее епархия. Она улыбнулась Жозиане.
— Нам действительно очень нужны люди, желающие помочь, чтобы составить семейный совет. Но Морлеваны вели такой уединенный образ жизни, что я пока никого не нашла, кроме няни маленькой Венеции. А эта женщина и читать-то едва умеет…
Жозиана не слушала, но выражение лица у нее было самое заинтересованное.
— Послушайте, а вам не кажется странным доверять детей такому человеку, как Бартельми?
— А? — отозвалась Бенедикт. — Да, я понимаю, что вы имеете в виду…
С судьей она не решилась поднимать этот вопрос. А сейчас попыталась укрыться за общими рассуждениями:
— Знаете, общество развивается, взгляды становятся шире. Есть уже PACS,[4] а скоро, по-видимому, гомосексуальные пары получат право на усыновление.
— Я тоже придерживаюсь широких взглядов, — поспешила заверить ее Жозиана. — И вообще, личная жизнь Бартельми никого кроме него не касается.
Бенедикт, окончательно очарованная, только утвердительно кивала. Терпимость, права всех и всяческих меньшинств — это был ее катехизис. Так что следующие слова Жозианы резко вернули ее с небес на землю:
— Проблема в том, что Бартельми заводит случайные знакомства в ночных клубах и водит к себе кого попало. Вы представляете, как это может повлиять на детей? На маленькую Венецию?
Расстроенная Бенедикт теперь качала головой отрицательно.
— Не надо сгущать краски, — пролепетала она. — Барт ведет себя с детьми вполне нормально. В воскресенье водил их на Диснея. Очень хорошо все прошло.
«И она называет его Бартом», — отметила Жозиана, закипая. Но она не дала воли ярости и приняла озабоченный вид.
— Дай-то бог, чтобы вы оказались правы, — она вздохнула. — Никогда не задумывалась, насколько щекотливое положение у социальных работников. Ведь, в сущности, случись что с детьми — моральная ответственность ляжет на вас.
После этого ободряющего замечания Жозиана расплатилась за кофе и предложила взять на выходные Венецию.
— У меня вилла в Довиле. Девочке хорошо бы проветриться.
Она совсем заморочила Бенедикт голову, и та пообещала поговорить с малышкой.
Дети Морлеван не подозревали об опасности, угрожающей братству. Они узнали только, что Жозиана собирается пригласить Венецию в гости. В субботу директору приюта Фоли-Мерикур позвонил Барт. Венеция забыла у него одну Барби, а Симеон — «Общественный договор». Барт предложил занести их в приют.
— Поцеловать! — приветствовала его Венеция, вскинув руки как ведущая актриса на подмостках.
Все трое Морлеванов набились в каморку девочек, чтобы без помех пообщаться со старшим братом.
— Ничего так семейный склеп, — пошутил Барт. — Держи, одаренный, вот твой талмуд.
Симеон по своему обыкновению сидел на полу спиной к стене. Он протянул руку за книгой. Бартельми уселся на кровать, отодвинув плюшевые игрушки. На другой кровати по-турецки сидела Моргана и пыталась делать уроки. На подоконнике Венеция разложила пятерых Барби.
— Держи, дурилка, вот твоя Барби, — сказал Барт и кинул куклу Венеции.
— Спасибо, — девочка поймала ее на лету. — Она будет заниматься любовью вот с этой, которая без пары.
— Oh, boy! — воскликнул Бартельми, только сейчас заметив, что все Барби лежат парочками. — Ну вы, девчонки, не теряетесь!
— Кена-то у меня нет, — объяснила Венеция.
— Что ты можешь сказать о сестре? — спросил Барта Симеон.
Тот улыбнулся своей чарующей улыбкой с ямочками. Ему ужасно нравилась Венеция.
— Симпотная, — сказал он.
— Я спрашиваю про твою сестру Жозиану, — уточнил Симеон.
— Не симпотная, — припечатал Барт.
— Она хочет взять Венецию на выходные в Довиль.
— Стремно, — поморщился Барт.
— Ты можешь хоть иногда говорить по-человечески? — прикрикнул на него Симеон.
— Есть, босс. Жозиана просила у Деда Мороза мужа, телик с плазменным экраном, виллу в Довиле и белокурую дочурку. А Дед Мороз список не дочитал.
Жозиана терпеть не могла брата, и Барт платил ей тем же.
— От нее и киднеппинга можно ожидать, — предрек Барт, который был не таким идиотом, как могло показаться.
— А что такое киднеппинг? — спросила Венеция.
Моргана подняла глаза от тетрадки.
— Это когда детей похищают и держат в плену.
Венеция заревела:
— Не хочу в Довиль!
Симеон понял, что пора брать дело в свои руки.
— Пау-вау, — объявил он.
Все трое тут же уселись на ковер, заворачиваясь в одеяла.
— Что это вы делаете? — удивился Барт.
Моргана объяснила:
— Мы так принимаем решения.
— Класс, — одобрил Барт. — А меня возьмете?
— Да, — сказал Симеон. — Только дураки высказываются последними.
— Спасибо, что предупредил, — буркнул Барт, съезжая с кровати на пол.
Симеон начал с фактов:
— Жозиана Морлеван была признана нашим отцом.
— Где? — не подумав, ляпнула Венеция.
— Тебе уже объясняли! — в один голос прикрикнули двое старших.
Малышка обеими руками зажала рот, чтобы снова не оплошать.
— Т-т-т, ну до чего же некоторые бывают глупыми, — соболезнующе заметил Барт.
— Ну ты! — шикнула Венеция, делая ему знак заткнуться.
— Так что Жозиана — наша сводная сестра по усыновлению, — продолжал Симеон. — Она не станет похищать Венецию. Это было бы безрассудством.
— Глупостью, — перевела Моргана.
— Но мне лично не нравится, что она приглашает Венецию, а нас не приглашает.
Бартельми поднял руку, как в школе.
— Жозиана сноб. Ей совсем не гордо гулять по Довилю с тобой и Морганой, когда у вас уши как у Дамбо и носы как кувшинное рыло.
— А если бы ты нас не стыдился, — парировал Симеон, — то не выдавал бы нас за детей соседки. Ты сам сноб.
Взгляды братьев пересеклись, как это уже случалось однажды.
— Симеон, не говори плохо про Барта, — захныкала Венеция, — а то я нарисую тебе черта.
— Нарисуй, так ему и надо, — подначил ее Барт тоном обиженного ребенка.
Венеция вскочила, готовая повиноваться старшему брату. Симеону невыносимо захотелось плакать. Он стиснул руки, изо всех сил сдерживаясь.
— Да ты чего, я пошутил! — опомнился Барт.
Он хлопнул Симеона по плечу.
— Ты так все близко к сердцу принимаешь… Что, уж и пошутить нельзя?
В ответ Симеон ткнул его кулаком в грудь. Себе он сделал больнее, чем брату, но Барт согнулся пополам, как будто из него дух вышибли. Венеция кинулась ему на помощь и принялась дубасить Симеона. Моргана же горько заплакала.
— Кхм-кхм, извините… Извините, — повторил чей-то голос.
Это оказалась г-жа судья. Симеон снова откинулся к стенке. Бартельми сгреб Венецию в охапку, чтобы она прекратила брыкаться. Но Моргана продолжала рыдать.
— У тебя что-нибудь болит? — испугалась судья.
— У меня, у… у меня… у… — всхлипывала Моргана.
— Перестань, — шепнул ей Симеон.
— Уши как у Да-а-мбо! — провыла девочка.
— А Симеон стукнул Барта, — наябедничала Венеция.
— Барт, он… Барт гадкий! — плакала ее сестра.
Г-жа судья повернулась к старшему брату.
— Может быть, вы объясните мне, что происходит, г-н Морлеван?
Барт спрятал руки за спину, как нашкодивший ребенок, и весь его вид говорил о крайней растерянности. Симеон предпочел взять объяснения на себя.
— Ничего страшного, — сказал он, приняв немного виноватый вид. — Мы с Морганой поссорились, Бартельми вмешался, и я его стукнул.
Братство Морлеван подтвердило ложь Симеона почтительным молчанием.
— Нехорошо, — мягко укорила Лоранс, подумав, что у одаренных детей, видимо, рок такой — иметь плохой характер. — Раз уж вы здесь, Бартельми, я хотела бы и с вами тоже поговорить.
Г-н Морлеван снова превратился для судьи в Бартельми. Все уладилось. Барт воспользовался этим, чтобы подмигнуть Лоранс, но она сделала вид, что не заметила.
— Пойдемте, Симеон, — позвала она.
Все перешли в кабинет директора.
— Симеон, — начала судья, — я зашла сообщить вам, что у нас уже два потенциальных опекуна для вас и ваших сестер. Этому можно только порадоваться: чем больше доброжелателей, тем лучше.
Она улыбнулась братьям, которые отреагировали на удивление одинаково, — скрестили руки на груди и сдвинули брови.
— Что это еще за фигня? — проворчал Барт. — Какой еще другой опекун?
— Ваша сестра.
— Ой, я вас умоляю! — взорвался Барт. — Всю жизнь она так, с тех пор как я родился. Только у меня заведется новая игрушка — сразу ей надо именно ее! Но опекун ведь я. Правда же, я?
Симеон и судья беспомощно переглянулись.
— Нет, погодите-ка, — вдруг забеспокоился Барт. — Что-то я не врубаюсь. Это ведь мой брат, мои сестры.
