— Скоро увидимся, Док, — крикнул Смит, — будь осторожен и позаботься об этой скотине, епископе, и возьми с него наличными за лечение. Не принимай чеков.
Док плелся, не оглядываясь.
— Пошли отсюда, — Хейдьюк начал сматывать веревку.
— Подожди, — сказала Бонни. — Я пойду с ним.
— Что?
— Ты слышал.
— Вот, дерьмо! Какого-растакого дьявола, мать твою так!
— Не ругайся, пожалуйста. Подстрахуй меня как следует, и все.
— Сейчас, вытащу веревку.
— Меня не надо опускать, как ребенка, я спущусь по веревке, — Бонни запихнула смятую косынку в джинсы под зад, и обхватила веревку ногами (счастливую веревку, подумал Смит). — Просто заткнись и держи веревку крепко, — она продела веревку между ног, забросила ее на плечо, — держи меня, ну же!
— Так у тебя не выйдет. Ты неправильно держишь веревку. И вообще, что ты, черт возьми, делаешь?
— А куда я, по-твоему, иду?
— Ты моя женщина, — голос Хейдьюк стал звучать, как любовный шепот. — Черт! — снова пришел в себя он. — Что с тобой, черт побери?
Бонни повернулась к Смиту.
— Редкий, — скомандовала она, — подержи веревку.
Смит заколебался, пока Хейдьюк тянул веревку, затянутую на хрупкой фигуре Абцуг.
— Черт, Бонни… — сказал Смит, и прочистил горло.
— Боже мой, — сказала Бонни, — ну что вы за пара слизняков и слюнтяев, в самом деле, — веревка в правильной позиции, один конец на плече у Хейдьюка, она попятилась к обрыву. — Либо вы меня страхуете, либо лезете вместе со мной.
— Господи Иисусе! — фыркнул Хейдьюк, ступая на твердую скалу, расставив ноги для упора.
— Секунду! Не делай этого, — он сердито посмотрел на нее.
— Я не знаю как вы двое выживете без меня. Или как я выживу без элегантного и утонченного изыска разговоров с Хейдьюком, — после паузы. — Деревня! Я иду с Доком.
— Ну ты и стерва! — он потянул за веревку.
— Нет, черт возьми, — она попятилась.
— Джордж, отпусти ее, — сказал Смит.
— Не вмешивайся.
— Отпусти ее.
— Не лезь не в свое дело, Редкий, — сказала Бонни, — я сама справлюясь с этим щенком, — рывок веревки. — Проверка!
— Готово, — ответил Хейдьюк, натягивая веревку. Половина ее длины была свернута у его ног.
Бонни начала спуск по кромке купола, туго натянутая веревка шуршала по ее джинсам и рубашке. Девяносто футов до низа. Восемьдесят. Семьдесят. Только шляпа. Затем ничего. Она исчезла из вида.
— Потрави веревку! — донесся тонкий испуганный голосок.
Хейдьюк потравил веревку.
— Надо было подержать ее там, пусть повисит, упрямая маленькая дрянь. С тех пор как я ее встретил у нас были сплошные неприятности. Черт возьми, Редкий, не говорил ли я с самого начала, что нам не нужно никаких девок в этом предприятии? Правильно, говорил! Ничего, кроме проблем и несчастий.
Веревка дрожала у него в руках, как тетива, прямая линия по Эвклиду, от его бедра до стены каньона.
— Где ты там, — крикнул он. Тишина. — Редкий, посмотри, что эта тронутая там делает?
Снизу донесся жалобный голос:
— …конец веревки. Отпусти веревку, ты, козел!
Смит заглянул вниз.
— Она почти уже внизу, опусти ее на двадцать футов.
— Боже, — Хейдьюк продолжил отпускать веревку, слезы покатились по его щетинистым щекам, как растаявший жемчуг, вниз к подбородку, — когда вспоминаешь все, что мы сделали для нее, черт бы ее побрал, и вот, когда мы уже почти у цели, она бросает все просто из жалости к Доку. Ну и черт с ней, вот все, что я могу сказать, черт с ней, Редкий, просто пойдем без нее. Черт с ней.
Веревка ослабела в его руках, но он, казалось, этого не чувствовал.
— Она внизу, Джордж, — сказал Смит. — Тяни веревку, она отпустила свой конец. Пока, малышка! — крикнул он Бонни, уходящей к центру дна каньона, в сторону, куда ушел Док.
Бонни остановилась и послала воздушный поцелуй Редкому, с широкой улыбкой на ее милом личике. Она сияла, ее глаза блестели, солнечные лучи играли на ее волосах, она помахала Хейдьюку.
— Пока.
Он мрачно сматывал веревку, не ответив ей. Маниакально-депрессивным психопатам трудно угодить. Он даже не посмотрел на нее.
— Тебе тоже, дурачок, — сказала она весело, посылая ему светлый поцелуй. Он пожал плечами, сматывая свою драгоценную веревку. Бонни Абцуг засмеялась и побежала догонять Дока.
Наступила тишина. Долгая тишина.
— Я вспомнил третье правило, — сказал Смит, улыбаясь угрюмому, злому, чумазому Хейдьюку, — никогда не ложись в постель с девчонкой, у которой больше проблем, чем у тебя.
Лицо Хейдьюка разгладилось, на нем появилась неприязненная, но широкая улыбка.
— Или почти столько же…, — добавил Редкий, говоря сам с собой.
Вок, вок, вок, вок…
Солнечные лучи играли на лопастях, отражались в стекле кабины разведывательного вертолета, который пролетел быстро, как запоздалая мысль, мелькнув в узкой полоске облачного неба между двумя вздымающимися стенами каньона, примерно в миле от них. Вибрация приближалась к ним, круги над ними смыкались, как прозрачное лассо, падающее с небес.
Смит схватил флягу, Хейдьюк подобрал ружье, они полезли вверх на каменистый склон, цифры минут на гигантском лице скульптуры из песчаника, два маленьких человеческих существа, затерянные в безразмерном царстве башен, стен, пустынных улиц, позаброшенных мегаполисов скал, скал и ничего, кроме скал и камня, не знавших человека тридцать миллионов лет. Можно расслышать их голоса в этой бесплодной пустыне в четырех милях, как они уменьшаются, удаляются ниже и ниже, жукообразные микротела в глазах грифа.
Джордж, сказал чей-то тихий голос, непостижимо далекий, но понятный, Джордж, я не думал, что ты сможешь сделать это, когда придется, я думал, ты просто свернешься, как горная устрица, и уползешь как больная змея.
Почему Редкий Гость ты чертов мормон с клювом как у орла, я могу сделать все, что захочу, если я захочу, и более того, они никогда, никогда, абсолютно никогда не поймают меня. И тебя тоже, если я тебе помогу.
Микроголоса угасали, но не полностью, невнятное бормотание длилось миля за милей, миля за милей.
Гриф улыбался своей кривой улыбкой.
— Вы арестованы, доктор Сана, я полагаю, что должен это сказать перед тем, как вы осмотрите Дадли.
Док пожал плечами, возвращая Сэму его флягу.
— Конечно. Где пациент?
— Мы положили его под тем тополем, где остальные люди. Вы тоже, сестра.
Сестра? Бонни на мгновение призадумалась.
— Не называйте меня сестрой, брат, если только вы именно это не имеете в виду. Кроме того, я все еще хочу пить и изрядно голодна, я требую соблюдения моих прав как обычный преступник и если мне их не предоставят, ничего, кроме проблем, здесь не будет.
— Успокойтесь.
— Я не оставлю вас в покое, имейте в виду.
— Хорошо, хорошо.
— Ничего, кроме сердечной боли.
— Хорошо. Вот он, Док.
Пациент сидел возле ствола дерева, большой и тяжелый человек с квадратным англосаксонским лицом скотовода. Джей Дадли Лав, епископ блендинский. Его глаза сверкали, кожа была красная, его распирала радость, волнение, он был как — бы не здесь.
— Здравствуйте, Док, где вы были? Сэм, — сказал он брату, — что я тебе говорил? Я же говорил тебе, что он придет. Я стану губернатором великого штата Юта, так ведь? Промышленность, Доктор, вот девиз нашего штата, «промышленность», и наш герб — пчелиный улей, большой золотой сорокакаратный улей, и с Божьей помощью мы все маленькие пчелки, так ведь, Сэм? Кто эта девица? Так стану я губернатором или нет?
— Вы станете губернатором.
— Стану я губернатором в этомe чертовом штате?
— Да станете, ясное дело, Дад.
— Ну ладно, а где остальные? Мне нужны все, особенно этот ренегат джек — мормон Смит. Ты их поймал?
— Пока нет, Дадли. Но мы ждем помощи. Мы связались с полицией, шерифом и ФБР и со всеми, с кем только можно, кроме парковой службы.
— Нет Сэм, я не хочу никакой помощи, я могу поймать этих парней сам. Сколько мне еще тебе говорить? — будущий губернатор Юты посмотрел рассеянно на Бонни, на стетоскоп, висящий у нее на шее, закатал рукав и обмотал руку манжетой аппарата измерения давления. Кровь сочилась из его ноздрей Док посмотрел на свет шприц, набрал лекарство из ампулы.
— А вы красивая. Вы тоже доктор? Как вас зовут? У меня болит рука, левая, до кончиков пальцев. Мы все здесь не хотим, чтобы работники парка возились здесь. Они здесь вообще лишние. Мы трансформируем этот так называемый национальный парк в собственность штата, как только я займу кресло, запиши мои слова, Сэм. Что вы уставились на меня? Валите отсюда. Найдите Смита, скажите ему, чтобы он появился на следующем заседании Общества Взаимного Совершенствования, иначе мы поменяем ему родословную. Хуже нееврея может быть только проклятый джек — мормон. Вы ведь не еврейка, девушка?
