Медийный художник забирает образы из ноосферы, присваивает их себе, обрабатывая и переплавляя в художественный продукт для того, чтобы в дальнейшем, на следующей стадии обмена, вернуть присвоенное обратно. Подменяя событие его художественным образом.
Технологии текущего момента. “Евангельский проект”, как и “Дневник художника”, был придуман в 1993-м, просуществовав около года и подвиснув из-за несовершенства тогдашних технологий. Потому что, как вспоминает Дмитрий, очень скоро встал вопрос: “А откуда фотки брать?”
Для осуществления подобного ежедневного проекта в начале 90-х был необходим доступ к фотобазам, которого, разумеется, тогда в России не существовало. Качество подборок ИТАР-ТАСС не устраивало.
“Жить на Западе?” — сам себя спрашивает Врубель.
Развитие технологий и возможность жанра, которую дает “Живой журнал”, когда ты ощущаешь себя наедине со всеми, мешая бытовое и великое, позволяют раскрыть темы “Евангельского проекта” в наиболее точном, аутентичном виде.
Утренняя газета. Когда мир раскрывает объятья через подборки информационных агентств, то на первое место встает проблема отбора — как же следует бороться с этим избытком новостей для того, чтобы победить его и оприходовать?
На помощь художнику приходит идеология “Евангельского проекта”, главная задача которого — показывать чудесные следы присутствия чудесного. В соре и в мусоре, в складках на поверхности и в глубинных заблуждениях показывать то, мимо чего обычно пробегает замыленный глаз современного восприятия. Врубели солидарны с высказыванием Иосифа Бродского о том, что человек на протяжении всего существования цивилизации по сути оказывается неизменен, “и всерьез можно говорить только об истории костюма…”.
В основу формирования собственной ленты Дмитрий кладет страницы ежедневных православных евангельских чтений. Четыре Евангелия разбиты на 365 фрагментов, каждый из которых соответствует конкретному дню года. Находится эпизод сегодняшнего дня, выписывается в компьютер на старославянском, сравнивается с вариантом по-английски (то, что называется “современная американская Библия”), и только затем Врубель обращается непосредственно к новостной ленте.
Знак бесконечность. Врубель ищет соответствия, порожденные совпадением чтений и фотографических новостей. Эффект, искрой присутствия, возникает из совмещения как бы случайных визуальных образов и святых слов. Так происходит не всегда, случаются и пустые дни, хотя, если постараться, любой из дней, через актуализированное совпадение, способен донести мерцание Замысла.
Из этого набора соответствий (фотографическое сырье, поступающее с ленты, плюс цитата из Евангелия) Врубели выбирают эпизоды, обладающие наибольшим символическим звучанием.
Так происходит вторая стадия отбора, на основании которого и начинается рисование картин. Фотография, соединенная с цитатой из Святого Писания, кладется в основу большой, широкоформатной картины. Все затевается именно для этого перевода сиюминутного в (с точки зрения типичной работы художника) вечное.
Для художников принципиален именно этот переход “в неизвестность от забот”, монументальное воплощение повседневного, застрявшего в усердии творческого порыва.
Что было вначале? Работают ли эти две составляющие (визуальный образ и Цитата) без сцепки друг с другом? Художники смеются: Писание работает и попадает в воспринимающего вот уже две тысячи без малого лет. А вот работает ли картинка — зависит от усердия Врубелей.
Фотография переносится на холст по клеточкам — совсем как многие века назад — и по частям воспроизводится красками.
И тут важны типизация и личное отношение, которое Врубели закладывают в полотно через незаметные частности. На примере портрета Владимира Жириновского, вошедшего в серию “Дневник художника”, Дмитрий показывает, что достаточно укоротить длинные ресницы или уменьшить толщину губ модели, как возникает едва уловимое нечто, передающее отношение — ту самую прибавочную осмысленность, что делает изображение, бывшее некогда фотографическим и чужим, отныне сугубо личным высказыванием Врубеля и Тимофеевой.
От света к тени. Врубель рассказывает, что картины пишутся постепенным наложением все более и более темных красок друг на друга, пока не наступает ощущение законченности. На глаз. Так как над портретом работают два человека, степень готовности определяется безошибочно.
Чаще всего работу над холстом начинает Виктория, она идет по пути нарастания цвета, и тут в работу вмешивается Дмитрий. Кружат возле холста, постоянно спорят, шумят, даже ссорятся.
Лицо медленно проступает из тишины — так же медленно, как на фотографическом листе во время проявки проступают отдельные черточки, постепенно складываясь в единую и законченную картину.
Стадии и превращения. Готовое живописное полотно небольшого размера фотографируется для того, чтобы его потом можно было распечатать на принте любого формата. В зависимости от запросов конкретной выставки. Можно отпечатать принт размером три на три метра, а можно — пять на пять. Врубели не хотят зависеть от реалий того или иного выставочного зала, представляя каждый раз проект, намеренно подогнанный под помещение. Но и это еще не все.
Врубелю и Тимофеевой важно, чтобы их живопись, как в стародавние времена, оставалась живописью. Несмотря на вмешательство технологий. Поэтому изображение, увеличенное на принте до необходимого размера, оказывается полуготовым. Его и доводят до логического завершения красками и кисточкой, накладывая новый слой поверх отпечатанного изображения.
Главное, чтобы принт печатался “бледненьким”. Hand made возвращает артефакту ауру и аутентичность единичного объекта. Дмитрий изобрел этот способ, назвав его “акрил по винилу”, радуясь первородству, пока не узнал, что подобная техника существовала и до него в американском поп-арте и называется “микс-медиа”. Дух веет, где хочет.
Размер имеет назначение. Холсты-трансформеры необходимы для того, чтобы живописная инсталляция соответствовала времени и месту. Есть еще один существенный аспект. Использование принта позволяет включать в холст элементы фотографии.
Врубель рассказывает, что когда делал “Похороны Брежнева” для проекта “Дневник художника”, то отчетливо понял — асфальт, изображенный на картине, должен быть обязательно иного агрегатного состояния. Столкновение фактур не только фиксирует “сделанность”, но и задает еще одну степень отчуждения, исторического или художественного, и эта складка проходит уже внутри самой работы.
Вообще-то способ “акрил по винилу” Врубелю приснился. Шла подготовка к выставке проекта “2007”, огромные принты, пришедшие из типографии, лежали разложенными на полу галереи. И в этот момент Врубель понял: он не знает, что делать с ними дальше.
Часа в три ночи встал сомнамбулически, взял в руки кисточку и начал рисовать поверх отпечатанного. Увидел, что винил не отторгает краску, что она хорошо на него ложится, и, успокоенный, лег спать.
Медийный монументализм. Акрилом по винилу художник начал рисовать в горизонтальном положении, позже попробовал в вертикальном. Краска держалась, возникло ощущение фрески. Фрески, которые можно сворачивать в рулон. Фрески, которые можно создавать каждый раз как в первый, сообразуясь с очередным заданием. Фрески, которые можно увеличивать в размерах.
Форма, плавно переходящая в содержание. Содержание, ставшее формой. Медийный монументализм, не без гордости за сотворение нарекаемый Врубелем “Сикстинской капеллой”…
Которую при этом можно свернуть в трубочку.
Между. Живопись — это же на века, музейный экспонат. Но, с другой стороны, Врубели увековечивают сиюминутное, мусор, медийный сор, который вроде бы на эпохалку не тянет.
Очевидное противоречие между формой и содержанием буквализирует понятие “актуального искусства”, ведь фреска (от рисунка до финальной стадии акрилом по винилу) делается в течение одного дня.
“Утром в газете, вечером в куплете” или на стене выставочного пространства. Врубель выворачивает наизнанку формы бытования станковой живописи, прививая медийному дичку классическую осанку.
Лед и пламень. Монументальность “Евангельского проекта” сворачивается в трубку, системность “Дневника художника” укладывается в книгу. В обоих случаях речь идет о трансформации медиа в традиционную живопись, которая в дальнейшем трансформируется во что-то еще.