Глаза их встретились. Лица их были бледны. Он подошёл к ней. Минуту они смотрели друг другу в глаза, затем он тихо произнёс:
– Я люблю тебя.
– Я жива тобой, – ответила она, бледнея ещё больше.
– Я знаю, что нужно делать, – сказал он.
Она молчала.
– Ты сейчас пойдёшь к ним в комнату и попросишь сюда Адама Ильича.
– Хорошо, – ответила она и вышла за дверь.
Роман подошёл к бильярду, влез на него и, стоя на коленях, привернул до минимума фитиль в висящей над ним лампе.
Бильярдная погрузилась в полумрак.
Дверь вскоре беззвучно отворилась, и в неё, шурша платьем, быстро вошла Татьяна.
– Он идёт, – проговорила она, отходя к окну.
– Стой там и звони, – сказал Роман и подошёл к двери.
Татьяна затрясла колокольчиком.
– Вы позволите? – с весёлой теплотой в голосе спросил Куницын, приоткрывая дверь.
– Входите, – ответил Роман, заслоняя собой комнату и держа топор сзади. – Входите, Адам Ильич.
Но едва Куницын шагнул через порог, Роман схватил его левой рукой за волосы и с силой толкнул через свою ногу.
– Что… – успел произнести лесничий и шумно повалился ничком.
Быстро прикрыв дверь, Роман приблизился к нему сзади и, размахнувшись, обрушил топор на затылок. Удар оказался столь сильным, что, расколов череп пополам, топор с глухим звуком воткнулся в пол, пригвоздив к нему Куницына.
Тело лесничего дёрнулось и растянулось на полу.
Наклонившись, Роман с усилием вытянул топор из пола. Татьяна трясла колокольчиком.
Роман приоткрыл дверь и, убедившись, что всё по-прежнему тихо, вышел в коридор.
Из дядюшкиной комнаты раздался взрыв смеха, и весёлые голоса наперебой стали пересказывать что-то.
Он подошёл к двери, немного приоткрыл её и, просунув лицо в щель, произнёс:
– Пётр Игнатьевич, можно вас на минуту?
– Роман Алексеевич! Где наш банкомёт? Что там за тайны? – оживились за столом.
– Пётр Игнатьевич, – повторил Роман, – прошу вас, буквально на одно слово.
– Что ж. – Красновский, усмехаясь, встал. – Я к вашим услугам, Роман Алексеевич.
– Мы в бильярдной, ждём вас! – Роман пробежал по коридору и скрылся в бильярдной.
Татьяна, увидев его, подняла руку с колокольчиком и затрясла им.
Стоя у двери, Роман прислушался.
Когда в коридоре заскрипели половицы, он приоткрыл дверь и крикнул приближающемуся Красновскому:
– Пётр Игнатьевич, только очень просим вас, когда войдёте – закройте, пожалуйста, глаза!
– Закрыть глаза? – раздался в коридоре пьяноватый голос Красновского. – Что ж, коль заговорщики просят… Я уже закрыл!
Роман отошёл влево от двери и поднял руку с топором.
Звук деревянного колокольчика распространился по бильярдной.
– Вы позволите? – постучал Красновский в дверь.
– Входите, – ответил Роман.
– Так… – Дверь медленно отворилась, и Красновский вошёл, улыбаясь и прикрыв глаза рукой.
– Только не смотрите, – пробормотал Роман, быстро протягивая руку и закрывая за ним дверь.
– Так, так! – усмехнулся Красновский. – Кто-то барабанит… ты, Антон Петрович?
Роман размахнулся и ударил его топором. Голова Петра Ивановича откинулась назад и стукнулась о дверь. Лезвие вошло в прикрывающую глаза руку по самое топорище, пригвоздив руку к переносице. Два пухлых пальца Красновского отлетели прочь, рот приоткрылся, исказившись смертельной гримасой, из него вырвался слабый хриплый вой. Другая рука его вцепилась в топор. Роман выпустил рукоятку топора и, сторонясь шатающегося Красновского, схватил ручку двери, готовой вот-вот распахнуться. Хриплый вой не прекращался, кровь скупо протекла из-под руки Петра Игнатьевича по его щекам.
Держа дверь, Роман свободной правой рукой вцепился в плечо Красновского и потянул его от двери. Ноги Петра Игнатьевича заплелись, и он, развернувшись, грузно обрушился спиной на пол, прямо к ногам мёртвого Куницына.
Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошёл к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвождённая к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.
Роман наступил на кисть пригвождённой к голове руки и, прижав голову к полу, с трудом вытянул топор.
Кровь хлынула из тёмной дыры в руке, заливая лицо Красновского.
Роман размахнулся и всадил топор в грудь умирающего.
Красновский издал звук, напоминающий слабый кашель, рука его перестала дрожать. Роман легко на этот раз вытянул лезвие из груди, замахнулся, но, передумав, опустил топор: труп не шевелился.
Белая, идеально отглаженная сорочка на груди трупа подплывала кровью.
Звук деревянного колокольчика не прекращался.
Роман повернулся к Татьяне.
Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.
– Хорошо, звони так же… – пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы произнести:
– Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!
И тут же прикрыл дверь.
– Это становится скучным, – послышался голос Клюгина. – Что они там, пьянствуют, что ли?
– Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, – ответил ему Рукавитинов, – не стоит сетовать.
Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновение он соображал, что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.
– Николай Иванович! – обратился к нему громким шёпотом Роман, высовываясь из-за двери. – То, что на полу, это необходимо. Это наша тайна.
– На полу? – улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол. – А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо, что дамы удалились!
Осторожно обходя кровавые следы, он подошёл к двери.
– И пожалуйста, закройте глаза, – так же шёпотом попросил Роман.
– Это непременное условие? – спросил Рукавитинов.
– Да, да. Это нужно.
Рукавитинов зажмурился.
Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился с протянутыми вперёд руками.
– Николай Иванович, сделайте ещё два шага вперёд, – сказал Роман, держа топор наготове.
– Раз, два, – с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович как подкошенный повалился набок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.
Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал, – с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась тёмной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.
– Ты встань куда-нибудь, – сказал он, беря её за руку, – встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.
Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл её.
Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.
– Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, – проговорил Роман в щель.
– Никуда я отсюда не пойду! – резко откликнулся Клюгин. – Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем и по домам…
