просьбе: она хотела быть уверена, что он со своего места сможет полностью видеть проекцию экрана ноутбука на стене и что она, в свою очередь, будет хорошо слышать его, чтобы точно записать все его слова. Я начал с того, что объяснил, зачем я здесь и что мною руководит желание помочь Вику. Я спешно рассеял его главную тревогу о том, что его насильно запрячут в психиатрическую лечебницу; я заверил, что это не входит в мои планы и что я всего лишь хотел бы собрать информацию, чтобы разработать план помощи. Успокоившись, Вик сам поднял тему привидений, застав меня врасплох своей готовностью участвовать в дискуссии. Я пошел у него на поводу, любезно позволив ему вести разговор, и задавал вопросы только тогда, когда считал это уместным.
Вик рассказал, что всего его посещали два основных призрака, Малыш Альберт и Сисси. Малыш Альберт — это мужчина примерно 30 лет, и, как пояснил Вик, его имя не соответствует действительности: «Да, он говорит, что „Малыш будет плакать“. Там был малыш — в сердце, внутри — можно было слышать, как он плачет». Сисси 20 лет, сказал Вик, у нее длинные каштановые волосы; она до сих пор навещает его, и Вик действительно однажды спустился по лестнице, держа в руках одеяло, смотанное так, что походило на завернутого в пеленку младенца — ребенка Сисси, как он предполагал. Я попросил отложить этот разговор и вернуться к нему позже. Вик согласился.
Далее я ознакомил команду персонала с основными сведениями о симптомах биполярных расстройств, выявленными доктором Робертом Совнером, ныне покойным психиатром, который специализировался на изучении психических отклонений у людей с задержками в развитии. Психиатрия — неточная наука; скорее наоборот: один врач как-то назвал ее «игра в кости», имея в виду, что приходится лишь строить предположения и догадки, хоть и делают это образованные люди. Однако необязательно быть доктором медицинских наук, чтобы заметить симптомы душевного расстройства; психиатры рассчитывают на нашу способность сделать это, особенно если это касается пациентов с ограничениями в развитии, которые обычно наблюдаются у психиатра раз в три месяца в течение 15 минут. Любой психиатр в этой ситуации, особенно если перед ним стоит задача отличить аутизм от психического заболевания, будет полагаться на информацию, полученную от опекуна, которая зачастую представляет собой субъективное, эмоциональное описание агрессивного «поведения» клиента, а не симптомов заболевания. Поэтому наш долг как опекунов — иметь необходимые знания, чтобы суметь грамотно подготовиться к конструктивному диалогу с лечащим психиатром, именно о симптомах, а не о патологии.
У Вика не были ярко выражены симптомы депрессии, только частично, зато симптомы мании прослеживались лучше, но все же не давали законченной картины. Хуже всего была намечающаяся тенденция к гиперболизации личности, что является, наверное, самым характерным признаком этой болезни.
При мании величия у пациента наблюдается резко завышенная самооценка, далеко выходящая за пределы адекватности; такие пациенты могут считать себя всемогущими, обладающими неземной силой (и демонстрировать ее, громя все вокруг: переворачивая диваны, выбрасывая телевизоры из окна, выбивая окна). Они могут казаться себе невероятно важными персонами, предъявлять жесткие требования к окружающим и пытаться контролировать их. Такие пациенты обычно требуют, чтобы их называли некими авторитарными «именами», но это явно не относилось к Вику. Он не использовал Малыша Альберта, Безымянного, Либерейс и даже Носмо Кинга, чтобы повелевать и командовать своим персоналом; они просто были, и было неясно, связаны ли их проявления с другими симптомами мании.
Вик держался прекрасно, несмотря на весьма деликатную тему нашего разговора. Мы все решили сделать столь необходимую уже передышку перед тем, как продолжить.
Далее я рассказал о врожденной кротости и тончайшей чувствительности, свойственным столь многим аутистам; о том, что они необычайно восприимчивы ко всему в видимом и невидимом мире. Я пояснил, что упомянутые «привидения» отличаются от духов умерших близких, пребывающих на небесах. Присутствие любящего духа чревато лишь ощущением любви, заверил я; присутствие любящего духа никогда не будет навязчивым, не будет вызывать волнения и повергать в хаос или принуждать человека называть себя другим именем. В свою очередь, призраки, «застрявшие» в этом мире, притягиваются, подобно магниту, к наиболее уязвимым людям.
Теперь, когда мы вернулись к этому вопросу, настроение Вика изменилось, и он стал защищаться, уклоняясь от вопросов и пытаясь сменить тему.
«Вик, тебе иногда хочется, чтобы Альберт и Сисси перестали посещать тебя?»
«Да».
«Ты бы предпочел, чтобы они оставили тебя в покое?»
«Да».
«Что говорит тебе Сисси?»
«Она сейчас в доме. Мне нравится этот магазин. Сисси друг Вика, но хочет, чтобы она оставила его в покое».
«Они бывают эгоистичны…»
«Точно».
«…потому что им неведом Рай».
«Билл, что ты ел вчера на ужин?»
«Целую коробку хлопьев. Ты понимаешь, Вик?»
«Ты ешь хлопья? Как пишется „elephant“?»
«Я предпочел бы продолжить наш разговор, если ты не против».
«Что ты ел вчера на ужин?»
«Я уже ответил тебе, Вик. Ты можешь сказать им „нет“… можешь поспать немного ночью».
«Я хочу быть джентльменом… никакого ребенка, никакой Сисси».
«Можешь сказать им, чтобы уходили».
«Я сегодня хороший… Мне нравится это слово, „ты хороший“».
«Они питаются тобой, Вик».
На этой фразе Вик рассердился, бросил на меня вызывающий взгляд и едва слышно произнес скрипучим голосом: «Носмо Кинг». Я слишком сильно нажал на какую-то кнопку, и мне пришлось ретироваться.
Барб продолжала печатать, и слова один за другим проклевывались на стене. И тут произошло что-то странное: как только Барб закончила набирать слова моей рекомендации насчет молитвы, это предложение вдруг само удалилось — по непонятной причине — и ей пришлось заново ввести этот фрагмент в свой протокол.
Я высказал предположение, что самая большая проблема в борьбе с нежелательными присутствиями — что мешает состояться победе Вика — заключается в самом Вике. Когда я спросил членов персонала, кто из них любит Вика, в ответ воцарилась удручающая тишина: ни один из присутствующих не знал никого, кто любил бы его. Никаких гармонических тенденций, никакой синхронизации ни с человеком, ни хотя бы с животным. Вик был разочарован, покинут или предан всеми, кто мог бы дать ему то, чего он больше всего хотел и в чем больше всего нуждался. Насколько же легко, должно быть, удавалось этим бестелесным сущностям морочить ему голову обещаниями исполнить его мечты. Исцеление требовало, чтобы Вик научился любить, а не ненавидеть самого себя — эта способность, эта нереализованная сила у него отсутствовала, но для борьбы была необходима.
Когда помощники Вика освоились с моими
