Когда Иисус перечислял критерии того, что на небесах соответствует спасению, среди них были следующие: накорми голодного, одень раздетого, напои жаждущего, навести больного, приюти странника и позаботься о нуждах узника (Евангелие от Матфея, 25:31–46). Ни слова не было сказано о принадлежности к какой-то определенной религии, не говоря уже об особом вероисповедании. Почему мы утратили эту открытость доброте, истинный взгляд на мир, понимание того, что Христос везде, где любят Бога и служат Ему? Как случилось, что мы стали истолковывать слова: “Никто не придет к Отцу моему иначе, как только через меня”, — в самом узком из возможных смыслов? Вместо того чтобы признать, что речь идет об универсальном Христе, мы считаем, будто должны принять баптизм и только таким образом обрести Бога. Разве Иисус, учивший, что Бог — это чистая любовь, намеревался отлучить от спасения всех, кому от рождения не суждено услышать Евангелие? Неужели любовь Бога так ограниченна, что из нее исключаются все, кто в течение десятилетий воспитывался собственной религией и в насаждении новой, которую несли миссионеры, видел только неуважение к верованиям своих предков? Какой глупой и недалекой выглядит эта концепция сегодня! К счастью, в наше время такое узкое понимание сменилось более широким взглядом на вещи.
Когда-то католическая церковь учила, что “вне церкви нет спасения”. Сегодня от такой политики официально отказались, но принятые в контексте этого старого мировоззрения теологические формулировки все еще широко применяются как в католической, так и в протестантской церквях. Традиционные теологи понимают исторического Иисуса как посредника между Богом и человеком, совершенно не похожего на людей, уникальная природа которого отражает его уникальную роль в мировой истории. Вся зафиксированная история делится на периоды до и после его рождения, вся Вселенная вращается вокруг его пребывания на Земле и событий, последовавших за этим. По их мнению, как бы ни действовала универсальная Божественность в других культурах, в какие бы контакты с Духом ни вступали люди на других континентах, это, не идет ни в какое сравнение с тем, что произошло в Галилее две тысячи лет назад. Итак, существует противоречие, которое не может быть полностью разрешено внутри узкой доктрины, поэтому христианство начинает с большим уважением относиться к другим религиям. Настоящая теологическая проблема — найти способ различения решающих проявлений Божественной Истины и ограниченных ее проявлений.
Исторически важный момент нашего времени — сдвиг от одномерного мировоззрения к многомерному. В рамках первого подход к религиям можно назвать подходом “или — или”: если одна религия истинная, то все остальные, стало быть, ложные. При таком мировоззрении мы спрашиваем: “Какая религия истинная?” — так как предполагаем, что все истинными быть не могут, и первая наша реакция — утверждать, что истинна лишь наша религия. Но возросший социологический опыт показывает, что это неправильно, что подобный подход — всего лишь предпочтение привычного, отражающий нашу культурную внушаемость. Чтобы избежать этого, многие принимаются за сравнительное изучение религий, пытаясь взвесить “сильные” и “слабые” стороны каждой, опять-таки предполагая найти среди них “самую истинную”.
Многомерное мировоззрение предпочитает подход к религиям из разряда “и — и”. Ради того, чтобы одна религия оказалась истинной, другие религии совсем не обязательно должны быть ложными, и вообще ни одна религия не имеет исключительных прав на истину. Этот подход применяется не к временным культам, а к религиям исключительной стойкости, исторически доказавшим свою состоятельность и право называться мировыми. Многомерное мировоззрение утверждает то, что одномерное отрицает, а именно: все мировые религии одновременно могут быть истинными. Если мы не можем сразу принять это утверждение, следует не отмахиваться от него, а попытаться глубже проникнуть в другие учения и преодолеть интеллектуальное высокомерие, которое не позволяет увидеть, как различные религии складываются в единое целое.
На раннем этапе многомерное мировоззрение имело тенденцию сводить к минимуму различия между мировыми религиями. Оно обычно констатировало, что все религии, по сути, говорят об одном и том же и различия между ними можно считать различиями в культурных контекстах. “Есть только одна-единственная истина, проявляющаяся в разных толкованиях, одно послание со множеством культурных вариаций”. Эта формула была концептуально ясна, проста для понимания и поэтому стала популярной у тех, кто искал способ выражения своего понимания нашего общего дома. Однако согласно многим исследователям, специализирующимся на сравнительном изучении религий, эта формула слишком упрощает вопрос, выхолащивая философские различия разных религий, и не выдерживает критики.
Более сложная формулировка многомерного мировоззрения выглядит так: фундаментальные истины мировых религий или (1) идентичны, или (2) комплементарны (взаимодополняемы). Первая половина формулы подтверждает мысль, что под теологическими тонкостями мировых религий есть значительная общая основа, следовательно, мы можем перевести ряд концепций одной религии в соответствующие концепции другой. Вторая часть вводит новую, не так давно появившуюся в работах по сравнительному религиоведению тему, заслуживающую внимания.
Если две религиозные традиции содержат взаимодополняющие философские концепции, это означает, что, во-первых, они совместимы друг с другом, а во-вторых, каждая содержит нечто такое, чего нет в другой. То, что в одной религии хорошо разработано, в другой недостаточно развито, и наоборот. Главная тема одной культуры может сводиться до второстепенной в другой и поэтому привлекать меньше внимания. Соединив две эти точки зрения, мы глубже проникаем в целое[127].
Например, широко известно, что искусство медитации наиболее развито на Востоке, поэтому восточные религии создали более подробные карты трансцендентных измерений психики, чем западные. У христианства с III в. н. э. тоже существует созерцательная практика отцов-пустынников, но она всегда составляла незначительное течение внутри основного направления. В результате интроспективные техники, развивающиеся в западных монастырях, несмотря на свою эффективность, заметно уступают по сложности тем, что практикуются в восточных. К такому выводу пришел, например, Томас Мертон — монах, путешествовавший по Индии в последние месяцы своей жизни, которую он провел в Гестеманском монастыре — одном из знаменитых христианских монастырей Америки.
Если восточные религии имеют преимущество в развитии медитативных техник, то что комплементарное этому разработали западные? Наверное, первое и главное — это восприимчивость к социальной несправедливости. Случайно ли любые важные социальные реформы, будь то борьба против расизма, неравноправия полов или классовых привилегий, начинались в иудео-христианско-мусульманских культурах? Это, по-видимому, отражает тот факт, что одна из главных тем западной теологии — ответственность человека за перестройку общества по законам Бога[128].
Для сравнения: религии Индии имеют тенденцию подчеркивать тему мокша — освобождения от земных страданий в трансцендентном блаженстве, и потому уделяют меньше внимания реформированию социальных условий жизни.
Интроспективные техники и экстравертная устремленность к социальной справедливости — не противоречащие друг другу тенденции, но дополняющие друг друга силы. Вместе они составляют единое целое — большее, чем каждое отдельно взятое направление[129].
Вместо того чтобы представлять философские или исторические доказательства сдвига к многомерному мировоззрению, я предложу вам несколько зарисовок, которые могут помочь приблизиться к нему. Многие так привыкли мыслить одномерно, что потребуется пластика этих образов, чтобы взглянуть на религии в новом свете.
Я, к примеру, часто прошу студентов представить, что они стоят около большого квадратного здания размером с университетский спортзал. Внутри этого темного пустого сооружения находится современная абстрактная скульптура. На каждой из четырех стен — большое окно. Единственный свет, поступающий в здание, идет через эти окна. Мы заглядываем через окна, пытаясь увидеть скульптуру.
Современная скульптура в этой аналогии — Бог, Конечная Реальность или, если хотите, “смысл жизни”. Каждое окно символизирует религию той или иной мировой культуры. Каждая культура предоставляет нам “окно исследования”, чтобы мы смотрели на Бога, пытаясь постичь тайну жизни. Каждая содержит уникальный опыт и располагает условиями, позволяющими лучше увидеть некоторые истины. История, социальное устройство, знаменитые личности и даже географическое положение делают каждую культуру более чувствительной к определенным сторонам жизни, а через них — и к определенным сторонам запредельного.
