нашей долины, напомнив нам, чтобы мы не забыли положить по камешку в каждую из небольших куч камней, разбросанных вдоль узкой горной тропы. Мы уже знали, что эти кучки камней,
оваа, располагались на особых местах, и каждый проходящий мимо человек дополнял их своим, принесённым снизу камнем, тем самым увеличивая их высоту. Некоторые оваа насчитывали уже многие тысячи камней, и моё воображение каждый раз вспыхивало, когда я представлял себе тех людей, который были здесь до меня.
Оставив Чимеккея и Олчеймаа возле палатки, мы двинулись вверх по узкой тропе, которая примерно через два часа пути привела нас к невысокому перевалу, отмеченному большим оваа, в вершине которого был закреплён верёвочными растяжками толстый двухметровый шест с привязанными к нему разноцветными ленточками. У подножия шеста стояла металлическая тарелка, заполненная мелкими деньгами.
Оставив в блюдечке несколько монет и положив на вершину оваа по камешку, мы спустились в соседнее ущелье. Оно было настолько узким и извилистым, что даже высокое полуденное солнце не могло осветить его полностью. Расположившись в одном из тенистых мест, мы долго упражнялись, выкрикивая разные звуки, пытаясь петь так, как показывал нам Чимеккей. Отражаясь от скалистых стен ущелья, наши голоса переплетались и создавали причудливые узоры.
Когда мы двинулись назад, была уже вторая половина дня. Солнце палило беспощадно, и мы, мокрые от пота, едва передвигали ноги по сорокаградусной жаре. Нам понадобилось несколько часов, чтобы добраться до знакомого ущелья. Поднявшись на последний перед спуском к палатке холм, мы увидели, что возле берёзы пасётся несколько лошадей. С вершины холма лица находившихся возле палатки людей были плохо различимы, однако, приглядевшись, я уловил в фигуре стоявшего возле лошадей мужчины что-то смутно знакомое.
— Это Демир! — воскликнул я.
Почти бегом, наперерез петлявшей по склону тропе мы спустились вниз и вскоре уже пожимали руки Демиру и двум его сыновьям, стоявшим тут же со смущённым видом. Видимо, они подъехали совсем недавно, потому что выглядели немного утомлёнными, а их одежда и сапоги были в серо-коричневой пыли, в которую превращаются, рассыпаясь от времени, окрестные горы. Чимеккея и Олчеймаа в лагере не было.
— Не ожидал вас тут встретить, — сказал Демир неторопливо после того, как мы пригласили гостей располагаться и подвесили над костром котелок с водой. — Сам не знаю, что меня побудило свернуть в это ущелье, я ведь давно уже тут не был.
Он огляделся по сторонам и спросил, слегка понизив голос:
— Чимеккей тоже здесь?
Услышав утвердительный ответ, он, как мне показалось, заметно разволновался и сказал:
— Значит, меня сердце не обмануло! Значит, всё верно! — он ещё раз оглянулся на окрестные горы.
— Почему ты так волнуешься? — спросил я его. — Чимеккей скоро придёт, не думаю, что сним может что-то случиться.
О! — Демир одним движением вскочил на ноги. — Я волнуюсь вовсе не по этой причине! Я чувствую… я знаю, что должно произойти что-то очень и очень значительное. Я готовился к этому! Вчерашний ураган был мне знамением!
Он уселся на землю и принялся нервно теребить тонкий кожаный ремешок своей полевой сумки — той самой, в которой он хранил географические карты. Чтобы хоть как-то успокоить его, я стал расспрашивать об урагане. Он рассказал, что вчера по предгорьям прошла буря, достигшая даже самой столицы Тувы, сильнейший ветер оборвал провода на линиях электропередач.
Мы переглянулись, а Ника спросила:
— А вы нашли хоть какие-нибудь следы страны Конгурей?
— Нет… Я объехал всю Туву. Я был во всех её уголках — от озера Кара-Холь на западе до хребта Барыштыг-Тайга на востоке, от Тоджинской котловины и таёжных отрогов Западного Саяна до степей и гор на границе с Монголией и озера Убсу-Нур… Я беседовал с учёными и мудрыми ламами. Я расспрашивал стариков, но даже самые старые и осведомлённые из них не могли мне ничего сказать. Я не знаю, почему… — Демир вздохнул. — Может быть, они мне не доверяют, а может — забыли всё. Но я уже смирился с этим. Я знаю, что истинный Конгурей где-то очень близко… Я найду его.
— Конгурей это… Это Шамбала? — вполголоса спросил Кирилл.
Демир внимательно посмотрел ему в глаза и ответил:
— «Неделание зла, достижение добра, очищение своего ума — вот учение просветлённых». Так можно определить путь. Конгурей живёт в моём сердце, но дорога к нему трудна.
Внезапно сменив тему, он сказал:
— Я уверен, что Чимеккей знает настоящий путь. Он великий шаман. Нет, — поправил он сам себя, — он не шаман. И он не хоомейжи, он не артист…
А кто жеон? — невыдержала Ника.
Демир с удивлением взглянул на неё:
— Как же так? Я думал, вы знаете… — он взял длинную сухую веточку и поворошил угли в костре. Казалось, бесконечное время он молчал, прежде чем начать говорить:
— За время своих странствий я узнал о нём очень и очень многое. Все, кто его знает, говорят о нём исключительно хорошие слова. Его сердце открыто всем людям. Он может исцелять тяжёлые болезни. Он не несёт зла. Он чист душою и силён духом. Он способен творить невероятные вещи. Он учит людей как им правильно жить, и те на самом деле становятся лучше…
Я слушал его и знал, что он говорит правду — огромная внутренняя сила и всепобеждающий душевный покой Чимеккея производили на людей неизгладимое впечатление.
— …и каждый, кто его встречает, получает от него настоящий подарок. Подарок не материальный, а такой, который приходит словно прямо с небес и остаётся навсегда. Он дарит надежду. Такой дар может дать только просветлённое существо. — Демир поднял на меня глаза и сказал:
— Он Бодхисаттва.
Его слова словно открыли передо мною какие-то невообразимые горизонты. Я слышал раньше из разных источников, что бодхисаттвами называют людей, которые силой своего духа смогли преодолеть бесконечный круг перерождений — сансару — и достигли освобождения. Они достигли Самбхогакая, «тела Света» и могли бы стать великими богами, Буддами, могли бы жить, творить и созидать в невероятных мирах, однако, вместо этого добровольно воплотились на Земле, отдав себя во власть кармических законов. И сделали они это ради одной цели — помочь освободиться другим живым существам, пойманным в круг нескончаемых рождений и смертей.
Я воскликнул, несдержавшись:
Как же так? Ведь он же шаман!
— Да, — ответил Демир, — это так. Но бодхисаттвы сами принимают решение, где им родиться и кем им быть на этой Земле. Их цель — указать дорогу тем, кто уже готов к ней, а всё остальное для них не имеет значения. Они предвестники прихода Майтрейи, Будды нового времени.
Он торжественно посмотрел
