и знай, что все это и остается только им самим. Какая бы иллюзия ни возникла в уме, только она и видится существующей, как в истории о сыновьях Инду. Как волна появляется в океане, который сам по себе чист и спокоен, так же джива, причина сансары, появляется в высочайшем Сознании.
26–28. Для знающего, о Рама, все есть Сознание. Только Брахман вечно пребывает в самом себе, как бесчисленные волны, рябь, брызги и пена есть только вода океана, пребывающая в своей природе. Разделения не существует, есть только единая реальность, являющаяся суть названий, форм и действий, как в огромном океане с множеством волн отделенность от воды только воображается. То, что рождается, разрушается, движется или пребывает, – иллюзорно проявляется в Брахмане Брахманом, оставаясь Брахманом.
29–31. Как жар сам в себе проявляется в виде миражей, так чистое Сознание, в котором нет имен и форм, самопроизвольно являет разнообразие имен и форм. Орудие действия, само действие и деятель, рождение, существование и смерть – это все есть только Брахман, воистину, существующее отдельно только воображается. Нет ни жадности, ни непонимания, ни желания, ни привязанности. Как жадность, непонимание и желание могут быть у Атмана в Атмане, откуда им там взяться?
32–35. Весь этот мир есть только Атман, чистое Сознание, все творения есть только Сознание. Как золото является взору в виде браслетов, так же Сознание видится как мысли ума. Невежество относительно высшего называется умом или дживой, ограниченным сознанием, как неузнанный друг тут же становится незнакомцем. Как пространство проявляет пустоту, так же Атманом, являющимся Сознанием, собственным воображением, при неузнавании себя проявляется джива, ограниченное сознание. Джива, хотя является только самим Сознанием, сияет в мире, как будто не являясь Сознанием, как для плохо видящего в небе возникает вторая луна, будучи и реальностью, и нереальностью.
36–37. В силу полного несуществования смысла слов и заблуждений и из-за совершеннейшей реальности Атмана откуда могут взяться свобода и несвобода? При полном несуществовании несвободы понятие «Я несвободен» есть лишь воображаемая глупость. Когда несвобода воображаема, освобождение тоже иллюзорно, ибо оно не существует.
Рама спросил:
38. Лишь то, в чем убежден ум, и существует, и никак иначе! О мудрый, но почему теперь ты говоришь, что нет несвободы, созданной умом?
Васиштха ответил:
39–42. Иллюзия несвободы – это воображаемое творение непонимающих, подобное сновидению спящего, и вместе с ним появляется противоположное понятие об освобождении. Только из-за невежества возникают понятия о свободе и несвободе, противоречащие писаниям. В реальности нет ни несвободы, ни освобождения, о мудрый! Для пробужденного ума понятия нереальны, как для узнавшего веревку нереально понятие о змее, о разумный! Для понимающего не существует заблуждений несвободы и освобождения; воображаемые несвобода и освобождение и прочие понятия появляются только в представлении незнающего, о Рагхава!
43. Сначала появляется ум, потом понятия несвободы и освобождения, затем – материальное творение, называемое миром. Так творение становится плотным, как в истории, рассказанной маленькому мальчику, о благословенный!
Такова сарга сотая «О появлении ума» книги третьей «О создании» Маха-Рамаяны Шри Васиштхи, ведущей к Освобождению, записанной Валмики.
Сарга 101. Сказка, рассказанная мальчику.
Рама спросил:
1. О лучший из мудрых, о чем эта сказка для мальчика? Поведай мне подробности этой истории о том, что есть наш ум.
Васиштха ответил:
2–3. О Рама, слушай! Малыш попросил няню: «Няня, расскажи что-нибудь интересное!» И чтобы порадовать его, о мудрый, няня поведала ему простыми словами эту прекрасную историю.
4–7. Как-то раз в городе, которого никогда не было, жили три принца – прекрасных, благородных и бесстрашных. В огромном пустом городе они сияли, как отражения небесных звезд в воде. Двое из них никогда не были рождены, а третий даже не был в утробе. Однажды, по несчастью оставшись без родственников, в печальных думах и с поникшими головами они отправились на поиски лучшей доли. Ясноликие принцы вместе вышли из пустого города, словно планеты Будха, Шукра и Шани (Меркурий, Венера и Сатурн), уходящие с небес.
8–10. В дороге их тела, подобные нежным цветам мимозы, обжигало солнце. Так высыхают молодые побеги в разгар знойного лета. Горячий песок дороги опалял их лотосные ноги, и они взывали к своему отцу, терзаясь, как оленята, отбившиеся от стада. Жесткая трава резала их стопы, тела изнывали от жара, и в долгом пути они стали серыми от пыли.
11–14. Но вот они добрели до трех деревьев, заросших цветущими лианами, усыпанных плодами и дававших прибежище множеству зверей и птиц. Два из этих трех деревьев вовсе не выросли, а третье даже не появилось из семени. Уставшие принцы устроились отдохнуть под одним из деревьев, как боги Индра, Вайю и Яма на небесах под райским деревом париджата. Немного отдохнув, закусив налитыми нектаром плодами, напившись их сока и украсив себя цветочными гирляндами, принцы отправились дальше.
15–18. После долгого пути, когда приближался полдень, принцы подошли к трем рекам с журчащими быстрыми водами. Одна из них была совершенно высохшей, а в двух других совсем не было даже капли воды. Реки были сходны с взглядом слепых глаз. В той реке, которая совсем высохла, принцы освежились, как боги Брахма, Вишну и Шива совершают омовение в Ганге. Принцы наплескались в реке, напились сладкой, как молоко, воды, и сердца их преисполнились радости.
19–22. Они снова отправились в путь и в конце дня, когда солнце заходило, дошли до высокого, как гора, города, который только собирались построить. Голубое небо над городом было наполнено флагами, напоминая озеро с цветами лотосов; повсюду были слышны звуки песен жителей. В городе принцы увидели три прекрасных замка, украшенных золотом и драгоценными камнями, возвышающихся, словно вершины огромных гор. Два из них не были построены, а в третьем не было стен. Три принца вошли в прекрасный дворец, не имеющий стен.
23–25. Войдя во дворец со счастливыми лицами и присев отдохнуть, принцы увидели три блюда, отлитых из цельного золота. Два из них рассыпались на куски, а одно превратилось в пыль. Разумные принцы взяли то, которое стало пылью. Желая насытиться, они взяли девяносто девять мер риса и приготовили угощение.
26–29. Принцы пригласили в гости трех брахманов, двое из которых не имели тела, а у третьего не было рта. Безротый брахман съел сто мер риса, мой сын, а принцы с почтением доели остатки трапезы брахманов. Насытившись, три принца обрели высочайшее счастье. Они и по сей день беспечно живут в этом еще не построенном городе, развлекаясь охотой, о мой сын! Я рассказала тебе эту замечательную историю, о безгрешный! Храни ее в своем сердце, и ты станешь мудрым!
30–33. Такая история была рассказана няней мальчику, о Рама. Ребенку она очень понравилась. Я пересказал тебе эту детскую сказку для объяснения работы разума, о лотосоокий Рама! Появление мира схоже с этой притчей, поведанной малышу. Мир возникает как следствие сильных желаний и твердых убеждений. Это не более чем сеть представлений ума, которая является иллюзией, о безгрешный! Она разрастается понятиями о свободе, несвободе и прочими.
34–36. Нет ничего в этом мире, кроме воображения. Все существующее и несуществующее появляется здесь лишь благодаря силе понятий. Небеса, земля, ветер, пространство, горы, реки и стороны света – это все только понятия, подобные сновидению. Как три принца, и реки, и еще не построенный город созданы воображением, так же и весь мир создан силою мысли.
37–38. Повсюду в мире видится только воображение, пребывающее в себе самом, как в водах океана содержится только вода. Сначала в бесконечном
