очень теплое слово.
Так что первый вопрос: «Кто есть Бог в моей жизни?» И ответ на него предполагает целый ряд вещей, которые не являются сами по себе молитвой или, по крайней мере, не формулируются словами. В ответе на него скрыта целая жизнь. Жизнь на основе верности, верной дружбы и послушания, понимаемого не как покорность или порабощение, но как желание и способность слушать, поскольку английское слово «слушаться» (obey) происходит от латинского корня, который означает «выслушивать», а не просто соглашаться, чтобы тобой командовали.
* * *
Итак, что для меня является поклонением Богу? Есть ли у меня хоть малейшее желание встретить Бога, или это для меня обязанность? Я молюсь утром и вечером потому, что это мой долг христианина? Или потому, что я как священнослужитель не могу не делать то, чему учу других? Или же я весь день жду момента, когда смогу остаться с Богом наедине, лицом к лицу, с радостью, которую испытываешь, приходя домой после трудного дня и встречая самых любимых людей – мать, или жену, или детей – людей, которые имеют в нашей жизни самое большое значение?
Мне вспоминается история одного французского святого XIX века, Жана Батиста Вианнея, «кюре из Арса». Он был очень простым человеком, малообразованным, но исполненным Божьей благодати. Некоторые из его собратьев смеялись над ним, над его простодушием, некоторые считали, что из-за недостатка богословских знаний он не может занимать свое место, и даже обращались к епископу, говоря, что этот священник совершенно необразованный. На что епископ им ответил: «Меня не волнует, насколько он просвещен, – я знаю, что он просветлен». Кстати, такими должны быть и мы по отношению к Богу и по отношению к окружающим нас людям, потому что им поможет не наша образованность, а те свет и тепло, которые могут исходить от нас, которые будут изливаться на людей через нашу сущность – не столько через наши дела, сколько через наши слова. Ведь можно быть очень внимательным и милосердным к людям, оставаясь при этом в душе совершенно холодным.
Но вернемся к кюре из Арса – он был приходским священником в крохотной деревушке недалеко от французского города Лион и постоянно видел в храме старого крестьянина, просиживающего там часами. Однажды Вианней спросил его: «Что ты здесь делаешь, сидя целыми часами? Четок не перебираешь, молитв не шепчешь, просто сидишь: чем ты занят?» И крестьянин ответил: «Я гляжу на Него, Он глядит на меня, и нам хорошо вместе».
Вот что такое Богопоклонение – это настоящие, подлинные отношения между человеческой душой и Богом. Старик ощущал эти минуты как моменты счастья, моменты полноты – не удовлетворения, но вырастания в полную меру себя на пути к полной мере Христа. Он не читал никаких особенных молитв, но находился в присутствии Бога – и в этом состоит подлинное Богопоклонение. Печально сознавать, что кто-то, приходя в храм, думает: «Хорошо хоть это займет не больше сорока минут». А как было бы чудесно, если бы после долгого богослужения мы могли сказать: «Ну почему мы должны расставаться с Богом и друг с другом?!»
* * *
Много лет назад я был вожатым в юношеском лагере под Парижем, и как-то вечером несколько девочек и мальчиков подошли ко мне и сказали: «Мы заметили, что вы читаете вечерние молитвы. Можно нам прийти помолиться с вами?» Я ответил: «Да, конечно», а сам подумал: «Помолимся и посмотрим, как долго они смогут сохранять молитвенный настрой».
И когда они пришли, я прочитал вечернее правило, а потом перешел к другим молитвам. Представляете, они стояли со мной с одиннадцати часов вечера до пяти утра! Они не заметили, как пролетело время, потому что никогда раньше не сталкивались с такими молитвами, никогда не были в атмосфере малой группы людей, желающих вместе помолиться (хотя они ходили в храм и делали всякие благочестивые вещи). И это был их собственный выбор. Эта молитва была для них радостью, и они не заметили, как пролетело время.
Когда мы говорим, что почитаем Бога, поклоняемся Ему, значит ли это, что Бог является для нас источником радости? Жаждем ли мы проводить с Ним как можно больше времени? Испытываем ли мы эту жажду в течение всего дня, чувствуем ли мы, что бывают моменты, когда мы пребываем с Ним, а Он с нами, мы во Христе, и Христос в нас? Тогда мы через Него соединяемся со всей глубиной Божественной тайны Отца. И тогда Святой Дух говорит в нас воздыханиями неизреченными или ясными наставлениями о том, что во Христе мы можем называть Отцом Бога живого, непостижимого и недостижимого, Которого мы можем познавать через причастие и через общение. Бывают ли у нас в течение дня такие моменты? Или наша вера – это раз и навсегда принятая данность: я верующий и теперь занимаюсь своими делами – служу, проповедую, читаю, готовлюсь к лекциям, делаю все то, что должно быть плодами и цветами на дереве. Но само дерево-то подменяется всем этим! Как часто мы, священники, уподобляемся магазину, где продаются фрукты или овощи. Они лежат на прилавке, но уже не имеют связи с корнями. Если люди успевают купить их, пока они не начали увядать или гнить, – хорошо, но если люди приходят слишком поздно, им уже не достается свежих овощей и свежих фруктов. Способны ли мы всегда быть деревьями, полными соков, с которых каждый может сорвать плод или цветок? Пребываем ли мы в Боге? Когда мы не в Боге, то ни о каком поклонении не может быть и речи, мы тогда хуже язычников, потому что язычники хотя бы поклоняются лжебогам, а мы, теряя память о Господе, вообще не имеем Бога, Которому могли бы поклоняться. Когда я говорю «память», я не имею в виду воспоминание посредством разума – я имею в виду нечто более глубокое, что позволяет нам действовать, и мыслить, и говорить, и быть, пока оно есть в нас, а мы в нем.
Феофан Затворник, причисленный недавно к лику святых Поместным Собором Русской Православной Церкви, говорит, что наше переживание Бога должно быть как болячка в сердце, как чувство одиночества, которое испытывает дитя, оставшись одно в комнате. Нет ни опасности, ни проблем, но матери нет рядом, и возникает тоска – это и есть то, что нам надлежит ощущать. Или возьмем другой пример: если утром вы просматриваете почту и видите письмо, несущее вам радость, которая наполняет сердце, заставляет его петь и плясать от счастья,
