и я держала в чистоте всю нашу посуду: ковши, горшки, кастрюли и сковороды. На единственном браслете, украшавшем мою руку, постоянно оставались следы бесконечной стряпни; я должна была услужить зятьям, дочерям, братьям, сыновьям и родителям.
9–15. Воистину, я была только домашней прислугой; день и ночь я работала и подгоняла других словами «скорей» и «поторопись». Вопрос о том, кто я и что это за сансара, не мог привидеться мне даже во сне. Я была женой такого же неизощренного в писаниях мужа, с неочищенным умом. Все мои мысли были только о том, как набрать дров, навоза и сухой травы для огня или овощей для еды, и шерстяная накидка покрывала мое тощее тело. У теленка я осторожно доставала из уха тревожащих его червей и торопила слуг, поливающих овощные грядки у дома. Я кормила своих телят зеленой травой, растущей у синей воды, и каждый день рисовала разноцветные узоры перед входом в дом, дабы украсить наше жилище. Я ненавязчиво указывала слугам на их обязанности, удерживая их поведение в строгих границах, как берег поддерживает неизменность океана. С трясущейся головой и ухом, дрожащим как сухой лист, опираясь на палку, боясь старости и смерти, – так я проживала свою жизнь.
Васиштха сказал:
16. Во время этого разговора Лила с Сарасвати шли по деревне, что расположилась на вершине горы. Лила с изумлением смотрела по сторонам.
Лила продолжила:
17–20. Это мой цветущий сад, обильно украшенный соцветиями деревьев патала; это моя роща из деревьев ашока, укрывающих все вокруг своими лепестками. А вот на берегу цветущие деревья, к которым привязаны телята. А это теленок по имени Карника, который отказывается есть листья. А это ленивая несчастная женщина, носившая мне воду; восемь дней она плачет, и ее глаза красны от слез. Здесь, о богиня, я жила, здесь сидела, здесь спала, здесь ела и пила, здесь отдавала и здесь брала.
21–25. Это мой старший сын Джьешта Шарма плачет в доме, а это моя дойная корова пасется на поляне в лесу. Это парадный вход моего дома с пятью окнами, напоминающими пять отверстий в теле человека; он стал серым от пепла, что поднимается из весеннего праздничного огня. Это моя кухня, которая была для меня как второе тело; теперь она вся покрыта засохшими плетями кислых тыкв, хотя раньше они росли здесь зелеными. А это люди, родные и близкие для меня на этой земле, с заплаканными красными глазами, с руками, украшенными бусами рудракши. Они несут дрова для огня. Дом, стоящий на каменистом берегу канала, скрыт густыми зарослями, качающимися от волн и роняющими на берег листья и цветочные лепестки.
26–30. Вот зеленые поля с ползущими плющами, с каплями росы на кончиках травинок, с брызгами цветов и с деревьями, увешанными плодами. Деревья на берегу гудят шмелями и пчелами, привлеченными их раскрывшимися цветами, и своей тенью усмиряют лучи полуденного солнца. Многочисленные восхитительные цветы кимшуки распустились на дереве яркими праздничными охапками, сделав его подобным кораллу. Водные каналы в деревне полны упавших в воду плодов, несомых беспокойным течением с шумными водоворотами на радость деревенским мальчишкам. Двор дома окружен большими камнями, принесенными с реки; их нижняя часть вымыта и отполирована набегающими волнами. Там всегда прохладно от плотной, скрывающей всё вокруг тени густых деревьев.
31–34. Там виден дом, прекрасный в окружении оплетающих его цветущих плющей и вьюнов; с окном, скрытым сломанной цветущей веткой. Здесь жил мой муж, который, хотя и не был религиозен, но в пространстве ограниченного сознания стал царем земли, окруженной четырьмя океанами. О, я помню как прежде он страстно возжелал стать царем, и это желание захватило его полностью! Потому он стал царем всего за восемь дней, которые ощущались как долгое время, о богиня!
35–37. Теперь невидимое сознание моего мужа в пространстве дома по-прежнему является царем, как незримый ветер или как принесенный им аромат. Здесь, в этом пространстве размером с мизинец, простерлось царство моего мужа, которое кажется раскинувшимся на тысячи йоджан. О богиня, несомненно, что мы – только чистое пространство Сознания, и царство моего мужа с тысячами горных пиков – раскинувшаяся великая иллюзия майи.
38. О богиня! Я хочу снова попасть в столицу его царства. Давай отправимся туда, ибо для нас нет невозможного.
Васиштха продолжил:
39–43. Произнеся это, Лила поклонилась богине и быстро вошла в дом; и там они взлетели вместе в чистое прозрачное небо, ясное, лишенное тьмы невежества, прекрасный единый неподвижный океан, подобный телу Нараяны или чистой шкуре оленя. Преодолев пояс облаков и край ветра, они затем пересекли пути луны и солнца. Достигнув пространств северной звезды и дорог мудрых, они последовали дальше, вышли за границы края сиддхов и поднялись выше небесного рая. Они переместились за пределы Брахмалоки, за пределы Вайкунтхи, или мира счастливых, пересекли пространство Голоки, Шивалоки и Питрлоки.
44–46. Оставив далеко позади миры воплощенных и не воплощенных в телах существ и следуя еще дальше, Лила постигала безграничность своей природы. Когда она смотрела назад, на преодоленное ими пространство, внизу она не видела ни луны, ни солнца, ни звезд и прочего. Там была лишь глубина неподвижной тьмы, с пещерами пространств и направлений, лишь единый чистый океан, плотный и непрерывный, как сердцевина камня.
Лила спросила:
47. О богиня, поведай, куда исчез свет солнца, луны и звезд? Откуда взялась эта тьма, неподвижная, как плоть камня, и настолько твердая, что ее можно коснуться рукой?
Богиня ответила:
48–49. Ты настолько далеко унеслась в пространстве, что отсюда не виден даже свет солнца и звезд. Как со дна глубокого темного колодца не виден небесный свет, так находящемуся здесь не видно солнца, оставшегося внизу.
Лила сказала:
50–51. Мы прошли столь долгий путь и ушли так далеко, что солнце совершенно не видно; оно теперь подобно наимельчайшей частице! Насколько далека отсюда наша цель, каков путь, и как, о мать, мы попадем туда, скажи мне?
Богиня ответила:
52. Отсюда ты пройдешь к вершине оболочки вселенной, Брахманды. Воистину, луна и прочее – всего лишь ее крохотные частицы.
Васиштха сказал:
53–55. Так, непринужденно беседуя, они достигли внешней оболочки вселенной, подобно двум пчелам, что прилетели к стене дома, стоящего на горе. Легко и без усилий они двинулись дальше, как будто пройдя сквозь воздух: лишь то, что мыслится твердым, становится крепким, как алмаз, и никак иначе. Там, за пределами вселенной, где без практики мудрости ничего не видно, они увидели раскинувшуюся сияющую оболочку воды и другие оболочки.
56–59. Эти воды простираются за Брахмандой на расстояние, в десять раз ее превосходящее, и, даже волнуясь, они остаются в неподвижности, подобно скорлупе грецкого ореха. Затем следует оболочка огня, в десять раз протяженнее предыдущей, а затем, еще в десять раз обширнее, – оболочка воздуха. Вслед за нею, тоже в десять раз протяженнее, – оболочка пространства, а за всем этим – высочайшая чистая область Сознания. В этом чистейшем пространстве нет понятий начала, середины, конца и никаких других понятий, подобных истории о сыне бесплодной женщины. Это высшее бесконечное Сознание безгранично, полно, спокойно, свободно от заблуждений, лишено начала, середины и конца; оно пребывает в своем величии в самом себе.
60. Туда не долетит камень, запущенный с огромной мощью, и даже Гаруда, летящий изо всех сил, не сможет достичь этого пространства. Сильнейший и быстрейший ветер не сможет преодолеть огромное расстояние до чистого пространства
