На могиле Чубыша возвели высокий обелиск белого камня. А на могиле его жены простой холмик с деревянной дощечкой и именем Жасмин.
Опустило небо облака до земли. Поднялась душа Чубыша по белой каменной лестнице в Рай. Пред ним развернулись свитки его жизни. Увидел Чубыш, что Душа его за жизнь приготовила. И стало стыдно Чубышу. Так стыдно, что упал он к ногам Аллаха в позднем раскаянии, что он-то в раю, а жены рядом нет.
Смягчилось сердце Аллаха и позволил он слезе Чубыша упасть на могилу жены.
Дощечка в тот же миг проросла корешками в могилу, подняла из нее душу жены Чубыша. Увидела душа небеса, Аллаха и рядом с ним своего супруга и от радости расцвела душистыми белыми цветами.
Так много времени прошло с тех пор, что раскрошились могильные камни и в прах рассыпались.
А на земле то там, то здесь появляется деревце с цветами Жасмина. Чубышник, называют его в народе.
Это дерево слепой женской любви, позволяющей мужчинам жить в раю.
Лишь только первые теплые лучи коснулись мерзлой земли, она ожила и вздохнула. Зелеными сорняками полезла из Земли во все стороны бесшабашная Любовь.
Пришел дед на свой огород, всю Любовь повыдергал. Нечего баловаться! Пусть лучше вырастет что-нибудь полезное. И посадил картошку, капусту, морковку и другие овощи.
Каждый день дед приходил на огород и терпеливо полол щедрую на Любовь Землю. Земля же растила своих родных детей гораздо прилежнее, а инородные, насаженные насильно кочаны кормила скуповато.
Однажды дед занемог. Он так долго не вставал с постели, что уже не помнил, какой это был месяц, какой день и даже какой час. Он боялся, что уже не поднимется. Да только поднял его с постели тончайший аромат. Вышел дед на огород. И не узнал свои грядки.
На теплом летнем ветру колыхалась Любовь Земли алыми маками, разлеталась снежинками одуванчиков, румянилась Иван-чаем.
Вздохнул глубоко дед и, вместо того чтобы рассердиться, улыбнулся, покоренный такой напористостью:
– Нашла ж ты меня, окаянная!
И стал потихонечку Любовь выпалывать, чтоб не разрасталась зря.
Девчонки давно покинули родительское гнездо. И кормились на свободных хлебах. А орленок Грис никак не решался на это. Может быть, потому что сыновья больше любят своих матерей и им трудно оторваться от их тепла. Мать с отцом давненько утомились от воспитания. Орленок занимал слишком много места. Родители ютились рядом с обжитым гнездом бочком-бочком на холодных камнях. Да и кормить Гриса становилось накладно. Вот мать Кларисса и стала подпихивать его, подщипывать клювом, пытаясь сбросить со скалы. И с таким молчаливым упреком смотрела на птенца, что леденило душу. На что орел Кован вскрикнул как отрубил:
– Рано! Рано, мать! Успокойся!
И Кларисса успокоилась.
Но это не означало, что отторжение, появившееся в семье, исчезло. Напротив, оно, как вбитый клин, увеличивалось и ширилось и становилось порою просто невыносимым. А в один прекрасный день мать просто отказалась кормить Гриса. Она не принесла в гнездо ничего, кроме отчужденного взгляда. Кован бросил Грису мышонка, как подачку, и произнес:
– Ты должен понять, сынок, что у тебя есть крылья.
Но сын, кажется, не понимал…
Родители полетели за добычей, когда новое солнце, очень аппетитное на вид, теплым желтком рождалось из двух сросшихся сопок, похожих на чашу. Новое солнце рождалось каждый день. И не было в том для орленка-переростка ничего удивительного. Он знал, что, пролетев над гнездом, очередное небесное светило опустится с другой стороны, и его проглотят дальние горы с многочисленными мегалитами, похожими на зубы дракона. Зубы были разные. Некоторые острые, а некоторые затупившиеся, или вообще наполовину стертые. Наверное, солнцы были очень твердыми, и горам приходилась больно разгрызать их, чтобы проглотить…
Но не успело новое солнце проделать и трети обычного пути, как набежали тучки, ударились друг о дружку, разворчались, разгремелись, точно две дикие кошки, не поделившие территории. А потом разом вместе расплакались, обнявшись. Солнце вмешалось в потасовку и стало вытирать им слезки. А на небе появилась радуга.
Из груди Гриса вырвался непонятный звук, выражающий восторг и любопытство одновременно. Он захотел взглянуть на переливающийся мост поближе, и все его существо подалось вперед. Грис оттолкнулся и… не понял сразу, что остался без поддержки насиженного теплого места, еще вчера казавшегося совершенством. Он не смотрел вниз, а только вперед, он хотел приблизиться к небесной полуокружности. Но она удалялась. Орленок догонял радугу, пока не устал. Он вспомнил о гнезде, о вчерашнем напутствии отца. Он понял, наконец, что может управлять своим телом. И небывалая гордость заполнила его до краев, как жгучий напиток. От этой гордости зашумело в голове. Что-то бешено застучало в груди. И Грис приземлился на верхушку кедра. Немного передохнув, он снова устремился к радуге. Небесная арка то вспыхивала совсем ярко, то гасла. Орленок, перелетая с одной верхушки на другую, догонял ее.
Но не догнал. Радуга растаяла. Только орленок не считал себя проигравшим. Он издал победный клич и полетел туда, где топорщились из высоких гор зубы дракона, чтобы посмотреть, осталось ли что-нибудь от вчерашнего солнца. Может быть, горы поделятся с ним остатками добычи?
Над зубами Грис оказался довольно быстро. Но не обнаружил даже намека на вчерашнее солнце. Зато зорким глазом приметил в траве у подножия гор зайчонка. Насытившись, он полетел дальше, поймав струю ветра и зависнув так, как зависал отец. Грису понравилось. Он повторял это с другими потоками воздуха снова и снова до тех пор, пока солнце не исчезло в молочном озере облаков. «Наверное, солнце этого дня проглотило озеро, – решил Грис, – надо будет завтра слетать туда, разведать, может, что-то осталось…»
Дорога домой оказалась короткой.
Кларисса и Кован сидели в гнезде вдвоем, как в прежние времена, и с аппетитом рвали клювами теплого козленка. Они были счастливы. И с любовью глядели друг на друга.
Грис приспособился рядышком на холодной скале, время от времени посматривая на родителей и понимая каким-то внутренним чутьем, что это уже не его гнездо.
Когда-то в нашей Солнечной системе была такая планета ФАЭТОН. Вся розовая и прекрасная рассекала она волны черного космоса, подобно кораблю с алыми парусами. Обитали на ней розовые люди. И были розовыми они не потому, что кожа их была светлой, а из-за того, что видели они мир через розовую призму чистого сердца своего и души. Они жили по законам Совести, строили великолепные здания, пели ангельскими голосами, выращивали благоухающие цветы, сок которых служил им пищей.
Но вот попалась розовая планета на глаза черным людям из далекой галактики. Разглядели они в свои трубы дома и постройки и решили, поселившись на Фаэтоне, завоевать планету.
Очень быстро заполонили черные люди розовое пространство. Их было гораздо меньше. Только уродливое и подлое пользовалось хитростью и обманом и поэтому легко овладевало доверием фаэтонцев, их землей. На планете появились новые законы. Распутство пришельцев способствовало распространению хаоса и множества болезней. Но этого им казалось мало. Они привезли оружие, которым стали убивать мирных жителей. И с каждым годом оружие становилось все изощреннее. И наконец им был напичкан весь Фаэтон, как пороховой погреб. Черные люди, чувствуя абсолютную власть и безнаказанность, направили пушки на Солнце и другие звезды и уже собирались уничтожить весь мир, сотворенный Богом.
Но они не знали, что на Фаэтоне еще сохранилась горстка аборигенов, которые решили спасти память о былой справедливости.
И вот в один прекрасный день вышли они из своих укрытий, с ужасом оглядываясь по сторонам, сели на звездолет, захватив семена лучших растений, мудрые старые книги, и полетели к Земле.
И в тот же час не желающая более терпеть паразитов взорвалась ставшая черной, а ранее прекрасная розовая планета Фаэтон. И тысячи астероидов разлетелись осколками в пространстве.
Скосили рожь. По колючей стерне трудно стало ходить босиком. Но ребятишки бегали напрямки в дальний лес по грибы – по ягоды. И Павлинка с ними. Вечером ее ножки горели, и бабушка мазала их обратом от молока, приговаривая:
– У сороки боли, у вороны боли, а у Павушки заживи!
И боль проходила. Однажды Павлинка спросила:
– Бабушка, а ты все знаешь?
– Нет. Не все.
– А кто все знает?
– Кто с книгами дружбу водит.
– А научи…
Открыв старый скрипучий сундук, бабушка достала голубую бархатную книгу с золотым тиснением и причудливыми завитками, бережно положила на стол к окну.
– Это не простая книга, – прошептала она, – волшебная. Ее всю прочитать невозможно, потому что она – жизнь. Вечная жизнь! Вот смотри, это Аз, это Буки, это Веди…
