. — Сильные эти вариации, — сказал Ван.
— Ум не имеет силы. Он взывает к двигательной силе. Если кто-то окажется таким же служителем ума, то он предоставит в распоряжение свою физическую силу. Ум в себе слаб, но он ищет себе подобных. Их можно убедить, уговорить, запугать.
— Значит ум и сила — братья?
— Есть сила созидательная. Есть сила разрушительная.
— Чем они различаются? Кто судья тому. Даже насильники себя считают правыми и требуют почестей.
— У кого, требуют? — вмешался Ли. — Кто их награждает, возвеличивает и хвалит?
— Такие же, — сказал У Тан. — Бандит хвалит бандита.
— Согласен ли с этим юноша? — усмехнулся Ли.
— Нет. Христиане богом почитают Иисуса Христа. Тот сказал: «Кесарю кесарево, а богу богово». В другом месте он говорит про таких: «Они уже теперь получают своё». В том нет уничижения. Порицает Христос лишь тех, кто спекулирует боговым в мире ума. Называет их лицемерами. Тот, кто служат уму, из духовности делает ценность и притягивает этим других. Здесь нарушается гармония, и тело общества начинает гибнуть.
— Интересно говоришь, — сказал Ли, — а я думал, что ты последователь Будды.
— И Будда, и Христос — это и есть я. Кто рискнёт сказать, что он знает БУДДУ, или Христа такими, какими они были на самом деле?! Каждый человек имеет шанс лишь создать образ. Но создать чужое он не способен. Кто будет говорить о том, сам не зная о чём?! Каждый говорит именем своего образа. Честный скажет, как я. Лукавый сошлётся на истину. Так, люди Запада личное выдают за реальное. Они приписывают Иисусу личное понимание и лукаво спекулируют так, словно это и был настоящий Иисус. Такое я встречал и в недостойных монастырях. Имя Будды преподносят так, словно есть настоящий Будда, а есть те, кто до этого не дорос ещё.
— Чем дальше я тебя слушаю, тем больший сумбур у меня в голове! — воскликнул Ван.
— Парень говор ит честно и искренне. Такие не ошибаются, — успокоил Ли.
— Почему «не ошибаются»? — выразил сопротивление Ван.
— Перед этим он говорил о созидательности и разрушительности. Вы плохо размышляли на эту тему. Начнём с того, может ли созидательный человек вредить?
— На то он и созидательный, чтобы не наносить вред, ответил У Тан.
— Может ли, несущий разрушение, созидать?
— Нет.
— Согласитесь, что и разрушитель, и созидатель действуют по своей воле и, следовательно, — искренне.
— Это так.
— Считает ли себя разрушитель разрушителем?
— Нет.
— Считает ли себя созидатель созидателем?
— Нет. Они же действуют согласно своему духу.
— Гарантирован ли созидатель от ошибок?
— Да, — твёрдо сказал У Тан, — любые его «ошибки» обязано пойдут на пользу людям. Иначе он перепрыгнет в ранг разрушителей. Тогда его нельзя называть созидателем.
— Итак, между созиданием и разрушением — пропасть. Нельзя повиснуть между разрушением и созиданием.
— А причём здесь парень, — сказал Ван.
— Ты хочешь обвинить его в разрушительстве? — засмеялся Ли.
— Но душе он мне набередил.
— Душу, или ум?
— Ум, конечно, — вмешался У Тан.
— Парень сам этого не скрывает. Вникни, что он говорит: непосредственное восприятие и ум несовместимы; непосредственное восприятие неделимо. Ум не может существовать без деления на двойственность. При этом одну свою часть ум отрицает, а другую ставит главным. С этим ты согласен?
— Это не сложно и моему ишаку…
— Ты, что, глупее своего ишака. Здесь и Ли чётко поставил пропасть. Если ты слушаешь парня как служитель ума, то тут же его растопчешь. Он и сам говорит, что ум отрицает всё, что не входит в его свойства. Сам же кричал, что мудрецов и пророков уничтожают умники. Если ты слушаешь его как…
Тут У Тан замешался. Зато Ли громко и неудержимо стал смеяться. Вану непонятно было это веселье, к которому присоединились У Тан и парень. Затем, не зная почему, он тоже стал смеяться.
— Хороши мы все, — сказал Ли, — «ушедший из монастыря» нас за деревенщину, наверное, принимает. Он говорит просто, а мы мудрим на этой простоте. Это он должен смеяться, нам же не мешает поплакать.
— Это почему так? — удивился Ван.
— Всё проще простого. Он давно подвёл нас к тому, что каков ты, таков и мир. Если ты созидатель, то не только не способен ошибаться, но и чужие ошибки не заметишь…
— Э, Ли, подожди. Созидатель — не бог. Он обязательно столкнется с препятствием. Заметит ли он препятствие?
— Вода тоже сталкивается с препятствием. Чувствуешь разницу?
— Говори прямо.
— Вода обтекает препятствие. Она всегда находит вариант для движения. Точно также созидатель не находит преград. Он всегда чувствует вариант жизни.
— А препятствие?
— Нет его.
— Только что ты говорил, что есть, а теперь говоришь, нет.
— Неужели не понятно?! — вмешался У Тан. — Когда ты на столе берёшь лепёшку, то является ли препятствием молоко, которого ты не хочешь?
— Так и скажи. Что созидатель выбирает то, что хочет.
— Ишь ты куда…
— Да, многие бы тогда деспоты считали себя созидателями. Вот они и стремятся к тому, чтобы всё было беспрепятственным И можно было бы выбирать всё, что хочешь, — вставил Ли. — Я вам толкую о другой беспрепятственности.
— Что же, их две?
— Да. Может ты им поможешь, — повернулся Ли к Дон Мену.
— Есть вода сильная. Она крушит берега, но сохраняет инерцию. Она движется сильно, но линейно. Ум подобен этой воде. Он крушит всё, что создаёт ему препятствие. Он разрушитель. Есть вода мягкая. Она ищет варианты. Она имеет многообразное существование. Уклоняясь от препятствия, она находит ещё варианты. Она преумножает разнообразием жизнь. Созидатель не применяет силу, но он сильнее разрушителя. Он жизненнее.
— Просто и убедительно, — сказал Ван.. — А как тебя звать?
— Действительно, — добавил У Тан. — Столько времени вместе и ещё не познакомились.
— Некогда было, — пошутил Дон Мен. — Искали жизнь в стоге ЖИЗНИ. Меня зовут Дон Мен.
Тут все разом умолкли. После неловкого молчания Ли погладил редкую бородёнку и сказал:
— Предупреждать надо, Ваше Преподобие.
— Вы, что, белены объелись? — Дон Мен уставился на них с удивлением.
— Кто же не слышал о Дон Мене. В нашем селении молодёжь живёт легендами и рассказами о молодом патриархе Дон Мене. А тут…
— Что «тут»? Что от этого меняется? Опять окунулись в мир ума?
— А, может быть, он такой же Дон Мен, как Иисус Христос, Будда, — сказал Ван собеседникам. Что-то часто он сравнивал себя со святыми. Не аферист, ли он? Тут заходил в селение один и представился мастером из Уданы. Стал обхаживать внучку. Так она его двумя движениями вышвырнула в пыль.
— Вот, Вы уйдёте, Ваше Преподобие, а кто нам поверит, что мы общались с Дон Меном? — искренне сказал Ван.
— Исходя из того, что всё в мире ума ложь, может быть, и не поверят, если я даже буду скакать по крышам. Если исходить из созидательности, то верят даже тогда, когда слышат ложь.
— Поясните, светлейший.
— Старец Ли вам уже сказал, что каков ты, таковы и события. Доказательства нужны каждому свои. В мире ума верят хорошей конструкции слов. Факты можно не предоставлять при этом. Напротив, вопреки фактам, любой прохиндей будет призывать к лучшему, даже если очевидна его разрушительная деятельность. И поверят ему такие же. Во все времена разрушители жили только доказательствами и обещаниями вопреки фактам. В состоянии созидательности факт выбирается так, что поворачивается к стимуляции. Если это ложь, но стимулирует, то она становится правдой. Поэтому нет правды в «чистом» виде. Даже факты преломляются дважды. Один раз факт преломляется воспринимающим его. Второй раз он преломляется слушающим. Воспринимает факт человек так, каков он есть. Слушает человек так, каков он сам. Поэтому заботьтесь не о том, чтобы доказать, а о том, чтобы стимулировать вашу молодёжь.
— Разве не проповедуют в монастырях правдивость? — возразил Ван.
— Кто судья «правдивости»? В монастырях сидят мастера своего дела. Они обставляют свои заповеди так, что при выстраивании умом заповеди будут противоречить одна другой. Затем утвердят это высказыванием: «Всё есть Майя». Теперь это особенно важно, когда ум всё выстраивает в непротиворечивую цепочку понимания.
Хотя Дон Мен просил не говорить молодёжи селения о том, кто он, но слух уже опередил встречу. Собрались на поляну все. Здесь были и старики, и женщины в возрасте. Молодёжи было больше. Они заранее были готовы верить всему, что скажет молодой патриарх. Ходили слухи, что Дон Мен вечно молод. Другие утверждали, что ему семьсот лет. Третьи говорили, что наступил пек пришествия Майтренйи, и это он теперь разрушает невежество и мрак. Иные заявляли, что это одна из реинкарнаций Будды. Каждый наделял своей мечтой этого парня.
