Был некий путник поздний в некий вечер
Теплом и лаской в неком доме встречен.
Накормлен был, усажен был в тепле,
Но праздник шел в тот вечер в махалле.
Шепнул жене хозяин: «Хоть некстати
Пришел наш гость, две постели кровати,
Здесь, у дверей, кровать тебе и мне,
А пришлецу — немного в стороне!»
И вот, застлавши каждую кровать,
Жена ушла гулять и пировать.
Хозяин не пошел на пир к соседу,
Оставшись с гостем, чтоб вести беседу.
Но гость, устав от пройденных дорог,
На ту постель, что ближе к двери, лег.
Сказать нельзя же гостю, в самом деле,
Мол, не на этой ты ложись постели.
В конце концов не велика беда,
Что на ночь гость улегся не туда,
В ту ночь гроза металась над селеньем,
Грозя, казалось, светопреставленьем.
Дождь лил и лил, и что домой жена
Пришла так поздно, не ее вина.
Она свечу засвечивать не стала,
Разделась и легла под одеяло.
Но, как мы знаем, не на ту кровать,
Где муж ее изволил почивать.
Считая, будто с нею муж в кровати,
Жена ему шепнула: «Вот проклятье,
Дождь все размыл, и не видать дорог.
И гость из нас повиснет, как налог,
Который не платить нельзя никак,
И все ж не может заплатить бедняк»,
«О женщина, что ты мне шепчешь в уши,—
Воскликнул гость,— есть у меня кауши,
Я прочь уйду — по грязи, без дорог,
Чтоб больше ваш не преступить порог!
Ужели путник, чтоб в свой край идти,
Познать злословье должен на пути?»
Муж умолял, хозяйка причитала:
«То шуткою сочти, что я сказала!»
Но уговоры их плодов не дали,
И гость ушел, оставив дом в печали,
От грязи огражденный, словно рай,
Шагал он посуху в свой отчий край.
Муж и жена живут, но не как прежде:
Они надели скорбные одежды.
И в том винясь, на что их черт попутал,
Дом сделали для путников приютом.
Но мнится им: в плену былых обид
Тот гость стучится к ним и говорит:
«Посланец Хизра, гость приносит в дом
Нам счастье, что порой мы не берем!»
С шутом играл правитель, говорят,
И шут шутя поставил шаху мат.
А шах, разочарованный игрой.
Ударил победителя турой
И закричал: «Вознесшийся ублюдок,
Видать, ты вовсе потерял рассудок,
Твой выигрыш не приведет к добру.
Давай, несчастный, повторим игру!»
Играя, бедный шут дрожал от страха,
Как в холод тот, на ком худа рубаха.
Но шах играл не очень-то умело,
И вскоре вновь дошло до мата дело.
Но перед тем как сделать мат ему,
Шут натянул на голову кошму.
И, более того, решил: «Накину
Поверх кошмы подушку и перину!»
А уж потом, полуживой со страху, Сказал:
«О шах, я мат поставил шаху!»
Шах рассердился: «Что все это значит,
Зачем ты спрятался, о сын собачий?»
«Я говорить не мог, владыка мой,
Не защитивши голову кошмой.
Тебе я сделал мат, но вне. игры
Боюсь я мата от твоей туры!»
Рассказывают, что султан Махмуд
Созвал вельмож и прочий знатный люд
И показал сей публике почтенной
Жемчужину, что впрямь была бесценной.
И все ж сказать, цена ей какова,
Султан везиру приказал сперва.
Везир ответил: «Сорок вьюков злата —
Достойная за драгоценность плата!»
«Тогда разбей ее!» — сказал султан,
И пал придворный, страхом обуян.
Он рек: «Казни, но я не в состоянье
Разбить твое, султан мой, достоянье!
Поверь, властитель, не под силу мне
Нанесть такой ущерб твоей казне!»
«Ну что ж,— сказал правитель благородный,—
Ты отличился речью мне угодной!
И потому я ныне буду рад
Тебя в султанский облачить наряд!»
И вот по слову властелина новый
Везиру принесли халат парчовый.
И обратил свет своего лица
Султан к распорядителю дворца:
«Что скажешь ты, любезный мой слуга,
Жемчужина и вправду дорога?»
«Цена ей,— тот ответил, пав во прах,—
Полцарства, да хранит его Аллах!»
«Ну что ж,— сказал султан,— тогда скорей
Своей рукой жемчужину разбей!»
Был шахский управитель хитроват,
И он не прочь был получить
