Книга шахской славы. Часть 2 - Хафиз-и Таныш Бухари

пока тот не окреп сильно в тех землях и не прославился. [Дин-Мухаммад-султан] объединил вокруг себя свой ил, улус [249], войско, слуг и свиту, дела его расцвели, [в стране] установился полный порядок.

Несмотря на всю эту заботу [Абдулла-хана] и [его] милости, без всякой причины временами он не ступал ногой повиновения на путь повелений его величества. От исключительного пренебрежения милость и милосердие [хана] он считал [одним] хвастовством.

Так, могущественный хакан [Абдулла-хан] во время похода для отражения войск Туркестана и Отрара [250] и [других] упрямцев несколько раз отправлял таваджиев в разные /173б/ вилайеты и города для сбора победоносного войска. Он послал человека и к нему (т. е. к Дин-Мухаммад-султану) и известил его о следующем: “Поскольку султаны Ташкента, Туркестана и Ходжента не выкинули из головы сильное стремление к ссоре и продолжают проявлять вражду, оказывать [нам] сопротивление, то разумно, законно и необходимо нам отомстить им за это и обязательно нужно отразить врагов. Мы решили повести войска против них и отправиться [в поход], чтобы истребить [это] племя врагов. Необходимо [Дин-Мухаммад-султану] вступить на открытый путь и шагать лишь по дороге единодушия [с нами]. Пусть он соберет войско Балхского вилайета, снарядит [его] и направится [сюда]. Если что-либо помешает выступить ему [самому], пусть он пошлет некоторых эмиров вместе [со своими] братьями”.

Однако несчастный [Дин-Мухаммад]-султан по подстрекательству группы льстецов и некоторых несчастных мятежников, возгордившись [тем, что у него] много подданных, многочисленны войска и он [пользуется] славой, забыв пословицу “Нет пользы в приготовлении, после того как упущен случай” [251]. Мисра: Отказался вдеть голову в ярмо повиновения *. Он пренебрег приказом его величества и не вдел голову в кольцо покорности его величеству.

Когда картина этих поступков [его] предстала перед зеркалом предвестника луны мыслей хакана, [ярких], как солнце, он тронул коня, приводящего в трепет небосвод, и поднял победоносное знамя, чтобы наказать его (т. е. Дин-Мухаммад-султана).

В первых числах месяца раджаба 980 года он повернул поводья победы и торжества в сторону Балха. Вместе [с ним было] немного храбрецов [поля] битвы, смелых воинов. От их быстро летящей стрелы из белого тополя Ал-таир [252] вылетал из гнезда небосвода, от страха перед их копьем, подобным Дракону, Лев на небе обращался в бегство. Они сидели на конях в позолоченных доспехах.

Веской причиной этого похода был следующий [случай]. Когда величественное и славное войско [Абдулла-хана] дошло до местности Несеф, в этой местности к [ханскому] порогу, подобному Сатурну, прибыл человек от мирзы Али-бий наймана, который в те времена был одним из почитаемых эмиров Балха. Он сообщил следующее: “Для лучезарных мыслей, чудодейственного сердца его величества ясно и очевидно, что мы все братья из поколения в поколение, словно камыш, опоясались поясом повиновения этому [ханскому] роду. Для разгрома врагов и отражения [их] нападения /174а/ мы прилагали большие усилия, [чтобы] помочь [хану]. Теперь по неизвестной причине, без всякого основания [Дин-Мухаммад]-султан подверг нас, некоторых братьев, ограблению, [нас], совершенно растерянных и расстроенных, он выселил из Балха. Ныне мы, ограбленные, пришли в Андхойский вилайет к своему брату Джан-Даулат-бию. Если бы его величество милосердно оказал покровительство этой группе, дал бы [ей] место среди своих слуг, счел бы [их] достойными [стать] его рабами, возвеличил бы их [своим] письмом, выражающим расположение”. Затем он просил [назначить правителя Андхойского вилайета и умолял также, [чтобы хан] потребовал [от Дин-Мухаммад]-султана его (т. е. Али-бия) имущество.

Когда его величество [Абдулла-хан] узнал о просьбе эмиров, сначала он вызвал эмира Джултая и отправил его в Андхой, чтобы овладеть [этим] вилайетом и исполнить просьбу величественных и славных эмиров. Гандж-Али шигаула он послал в Балх с посланием. Послание содержало [требование] о возврате эмирам [их] имущества.

Когда Джултай-бий отправился в Андхойский вилайет, он подробно передал обещание его величества [Абдулла-хана] о покровительстве. Ликуя от радости, мирза Али-бий тотчас же передал вилайет эмиру Джултай-бию. Со всеми братьями и друзьями вне себя от радости он пошел к высокому, великому порогу [Абдулла-хана].

Что же касается Гандж-Али бахадура, то он поспешил в Балх и изложил содержание послания [хана]. Надменный [Дин-Мухаммад]-султан из исключительной гордости не обратил внимания на него (т. е. на послание). Согласно принятому обычаю, он дал ему (т. е. послу) немного подарков и разрешил вернуться обратно. Гандж-Али бахадур, вернувшись, пошел к свите августейшего [Абдулла-хана]. Он рассказал, что султан [оставил] без внимания [слова хана], представил [хану] все, что привез, и изложил услышанный от него (т. е. султана) рассказ, из содержания которого становилось ясным и понятным, что тот воздвиг здание вражды и [вступил] на путь ссор.

На следующий день в Каршинский вилайет прибыли также эмиры [племени] найман и тотчас же поспешили к его величеству [Абдулла-хану]. Удостоившись чести припасть к ногам [хана], они обрели исключительный почет и счастье. Из их числа мирза Али-бий преподнес [хану] достойные дары и изволил сказать [следующее]:

Его величество великодушно расспросил его, обнадежил приятными обещаниями, достойными подарками. Каждого из братьев его /174б/ он наделил особыми дарами, обласкал. Он посоветовал [им] идти [походом] на Балх. Мирза Али-бий, преклонив колена, заявил: “Дин-Мухаммад-султан не подходит для дел управления и защиты вилайета. Он не действует так, как этого требуют законы управления государством. Он постоянно кичится казной и войском, радуется [обладанию] короной и троном. Женщины, одевающие невест желаний и страстей, представили перед его взором картины надежд и упований, невесту юности и величия. Днем он пьет [вино] мелкими глотками и звон чаш с вином возводит до апогея неба. С ночи до утра он проводит время, любуясь розовощекими, наслаждаясь лобзанием подобных жасмину [красавиц].