Так в разговорах ночь протекала без сна, пока не зашла луна. Мрак раскинул над миром черный шатер, на глаза покрывало дремы простер. И вдруг мы за дверью услышали тихий звук, словно лай приглушенный[38], и чей-то настойчивый стук. Мы спросили:
— Кто у дверей? О пришелец ночной! Откликнись скорей!
И пришелец ответил:
Да будет этот дом благословенным,
Да будет его благо неизменным!
Стучится к вам ночной печальный путник,
От холода и голода согбенный.
Он долго брел, усталый, по дорогам,
Собрав на платье пыль со всей вселенной.
Как месяц молодой, он худ и бледен,
У вас он просит помощи смиренно.
В обитель вашу сердцем он стремился,
Надеясь здесь найти приют блаженный.
Впустите гостя, что доволен малым,
Ему любые крохи — дар бесценный.
Назавтра он уйдет своей дорогой
И будет славить дом благословенный.
Сказал аль-Харис ибн Хаммам:
— Мы пленились красноречием гостя, зашедшего к нам ненароком, и поняли: вслед за этой молнией ливень польется потоком. Мы дверь поспешно растворили во тьму:
— Добро пожаловать! — сказали ему. И слуге закричали:
— Не зевай! Все, что есть съестного, скорей подавай!
Гость сказал:
— Клянусь милосердным[39], кто вывел меня на верный путь, — к яствам руку я не решусь протянуть, пока не уверюсь, что трапезой вас не отяготил, за стол насильно не посадил. Ведь часто пища приносит вред, коль в еде и питье потребности нет. Если поздний гость принуждает хозяина есть, от такого гостя мучений не счесть, и особенно отвратителен тот, чей приход хозяина к болезни ведет! Ведь недаром пословица гласит (та, что зрение людям беречь велит): «Когда не хочешь слепым оказаться, от ночной еды спеши отказаться, разве что голод тебя истомит и сладостный сон от тебя убежит».
Говорит рассказчик:
— Наши мысли он словно бы прочитал, в сердце наших желаний стрелою из лука попал, и мы восхвалили его за добрый нрав, просьбу выполнить свято пообещав. Слуга притащил, что собрать он наскоро мог, и перед нами светильник зажег. Тут я Абу Зейда в пришельце ночном узнал и моим собеседникам сразу сказал:
— На гостя нам повезло, друзья, упустить такую добычу нельзя! Если ночное погасло светило, то светило поэзии дом озарило. Если луна небесная скрылась, то луна красноречия пред нами явилась!
И мои друзья воспрянули духом тотчас, покрывало дремоты поспешно стряхнули с глаз, и вновь раздули веселья погасший костер, и вновь развернули остроумных шуток ковер.
А руки нашего гостя проворно летали от блюда к блюду, слуга едва успевал убирать пустую посуду. Когда Абу Зейд насытился, я сказал ему:
— Подари нам скорей какую-нибудь диковину из дивных твоих речей.
Он ответил:
— Столько я дивного повидал, что самым зорким не снилось; о таких напастях, что я испытал, ни в каких историях не говорилось. Но дело самое удивительное этой ночью со мною случилось.
Мы попросили рассказать, что за диво ему довелось увидать. И услышали:
— Дальних странствий стрела в эту землю случайно меня занесла. Жалкий, голодный, я был от близких далек, и, как сердце матери Мусы, пустым[40] был мой кошелек. Я устал, измучился, но, когда опустилась тьма, я решил обойти чужие дома: авось меня кто-нибудь приютит, авось хоть лепешкой угостит.
Но судьба неожиданностей полна, матерью случая недаром зовется она. Голод, словно погонщик, гнал меня местностью незнакомой, пока не остановил у дверей какого-то дома. Желая души хозяев привлечь, я сказал для них такую речь:
Да сохранит ваш дом Аллах,
Удачей одарит в делах!
Голодный путник у дверей,
Измученный, он ждет впотьмах.
Давно забыл он пищи вкус,
Едва стоит он на нотах,
Приюта нет ему нигде,
И темнота наводит страх.
О, как найти покой и кров
В сих благоденственных местах,
Оазис светлый, чтоб войти
Туда с улыбкой на устах?
Говорит Абу Зейд:
— Вдруг маленький мальчик из дома вышел на зов, в детской рубашке без рукавов, и сказал:
Клянусь я тем, кто Каабу основал[41],
Кто нам гостеприимство завещал,
Нежданный гость найдет у нас в дому
Лишь слово дружбы да ночной привал.
Подаст ли гостью угощенье тот,
Кто сам уж ночь от голода не спал,
Кто сам не знает, как добыть еды?
Поверь, пришелец, правду я сказал!
Я ответил:
— Ничего хорошего гость для себя не найдет, коли хозяин с бедностью дружбу ведет. Однако, мой мальчик, своим остроумием ты меня сумел покорить, поэтому я хочу имя твое спросить.
И мальчик ответил:
— Зовут меня Зейд, я родился в оазисе Фейд. Родичи матери, бедуины из племени Абс, в этот город со мною приехали только сейчас.
Я попросил его:
— Расскажи о себе, да будет Аллах благосклонен к твоей судьбе.
Мальчик сказал:
— Барра — «Благочестивица» — так зовут мою мать — женщина честная, добрая, имени своему под стать, — рассказала мне, что взял ее в жены некто из племени Гассан; человек этот был из Серуджа родом и имел там высокий сан; говорили люди, что острый ум ему был Аллахом дан. Мою мать он покинул накануне самых родов, уехал тайно — и был таков. И какая земля его скрывает, жив он или нет — кто ж теперь знает.
Сказал Абу Зейд:
— У меня никаких не осталось сомнений: это сын родной стоит предо мной! Но я не посмел ему признаться — жалкий бедняк с пустою мошной. Я ушел, а сердце мое разрывалось, и слезами глаза мои заливались. Случалось вам, люди рассудительные, слышать что-нибудь более удивительное?
Мы сказали:
— Клянемся жизнью пророка, нам подобного слышать не приходилось!
Он ответил:
— Тогда запишите скорее, чтоб в недрах истории все сохранилось, и то, что я рассказал, хорошенько запомните сами: ведь такие случайности не часты под небесами!
Тут же мы принесли чернильницу и заострили калам[42] и записали эту историю согласно его словам. Нам выведать мысли его захотелось, и мы попросили:
— Скажи нам, как ты думаешь соединиться с неожиданно найденным сыном?
Он сказал:
— Что карман мой отяжелит, воспитание сына мне облегчит.
Мы обещали Абу Зейду:
— Поможем тебе чем богаты. Как ты думаешь, будет достаточно для этого суммы зеката[43]?
Абу Зейд воскликнул:
— Подобной суммой пренебрегает только безумный!
Говорит рассказчик:
— И каждый долю ему уделил, своею подписью бумагу скрепил. Друзей он за щедрость благодарил, многословной хвалою всех восхвалил. Слишком пышной нам показалась хвала: ведь слишком скромной наша помощь была. Но тут он стал перед нами ткать такие пестрые узоры рассказов, что даже йеменские плащи перед ними поблекли бы сразу.
Так в спокойной беседе, за часом час, ночь прошла незаметно для нас. Вот уже небеса на востоке светлеют и черные локоны ночи седеют. Вот уже разорван плотного мрака покров и сияющий солнечный диск появиться готов. Тут резвой газелью Абу Зейд вскочил и меня за собой потащил:
— Чем раньше возьмемся за дело — тем лучше, поскорее деньги получим. А то уж я тоской изошел: ведь сына нашел я — и словно бы не нашел!
Я пошел с Абу Зейдом и чем мог помогал: указывал путь и советы ему давал. Наконец деньги звонко в кармане его зазвенели, и морщины лица его просветлели. Он воскликнул:
— Достойны прекрасной награды труды твоих неустанных ног, но Аллах наградит тебя лучше, чем я наградить бы мог.
Я сказал:
— Разреши, я отправлюсь с тобой и буду при вашей встрече: я хочу на отпрыска твоего посмотреть и послушать его разумные речи.
И тут обманщик расхохотался до слез и стихи в ответ произнес:
Мой доверчивый друг, я и сам не пойму,
Как рассказу поверили вы моему,
Полноводной рекою признали мираж
И несметной казною — пустую суму.
Нет жены у меня из оазиса Фейд,
Нету Зейда, хоть я и зовусь по нему[44], —
Только выдумки хитрые есть у меня,
В них не следовал я никогда никому.
Сам аль-Асмаи[45] хитростей этих не знал,
Недоступны они аль-Кумейта[46] уму.
Я использую их, чтобы жить — не тужить,
Захочу — и любую добычу возьму.
А без них я остался бы беден и сир,
Прозябал бы в холодном и тесном дому.
Если я провинился — прости уж меня,
Я охотно твое порицанье приму.
И ушел Абу Зейд, кивнув на прощанье мне, и оставил сердце мое в огне.
Перевод А. Долининой
Рассказывал аль-Харис ибн Хаммам:
— Однажды в Мераге[47] в диван[48] к писцам я зашел, где собранье любителей слова нашел. Знатоки красноречья сидели кружком и увлеченно вели речь о том, что писатели нынче писать не умеют, ничего в острословье не разумеют, что бразды красноречья еле держат в руках, по бездорожью блуждают впотьмах, а если стремятся прямую дорогу найти, то лишь топчут древних поэтов пути.