Вот для чего ему пригодилось осуществленное Прометеем облагорожение человеческого рода. Поэтому я и сказал, что час примирения близок. Богатыри появляются один за другим; Персей сразил Медузу, Беллерофонт - Химеру. Опасность стала меньше, но она не прекратилась, и мир по-прежнему ждет своего спасителя.
Он умолк, умолк и Ясон. Вскоре, однако, он спросил:
Однако, я не понимаю, отец. Ты назвал Мать- Землю непримиренной, а я слышал от отца, что сначала Дионис, а потом Аполлон примирили с ней Зевса, первый - учреждением своих таинств, второй - основанием оракула в Дельфах. Как это согласовать?
Не могу тебе дать полного ответа, мой сын. Я стараюсь собирать нити старинных преданий, но они иногда скрещиваются и путаются в моих руках. Будем надеяться на лучшее, но готовиться к худшему. Ты, однако, спросил меня, кто такие боги; ты знаешь пока только старших, Зевса и его братьев и сестер. Младшими мы называем его сыновей и дочерей: Палладу, Афину, его воплощенную мысль, Диониса, Гереста, Аполлона и Артемиду, Гермеса, Ареса, муз и харит.
Но и силы природы называем мы богами - речные божества и нимф родников - Наядами, рощ - Дриадами, горных полян - Ореадами, морских волн - Нереидами. Им всем определил честь и место Прометей. Он же научил вас обрядам, коими надлежит их ублажать, поскольку они сами этого не объявили.
Все же,- возразил Ясон,- во мне иногда возникают сомнения. Один иолкский купец, побывавший среди варваров, рассказывал, что один из их мудрецов восставал против того, что мы поклоняемся многим богам.
Если бы богов было много,- говорил он,- то они взаимно бы ограничивали друг друга и враждовали друг с другом, и получилась бы смута. А поэтому их не может быть много.
Варвар рассуждал по-варварски,- ответил Хирон.- Один царь, все остальные - рабы, это для него понятно. Но, вы, эллины, знаете, что такое закон и благозаконие. Если даже среди людей вы называете совершенными тех, которые соблюдают закон и живут в мире друг с другом, то как можете вы допустить, чтобы боги, будучи бесконечно совершеннее людей, его не соблюдали? Нет, благозаконие в общении богов - образец для человеческого, боги - ваши помощники в деле вашего совершенствования, и вот почему их надлежит уважать. В этом, Ясон, моя первая заповедь тебе.
Вторая моя заповедь - уважай родителей почти наравне с богами. От них ты получил ту искру жизни, которая в тебе живет, а она - условие и залог всего того, что тебе дорого на земле. Нет уз теснее тех, что связывают родителей с детьми, это одна продолжающаяся жизнь.
Человек, порвавший их, живет только своей собственной скоротечной жизнью; но человек, сознающий себя как продолжение своих родителей и сознающий своих детей как продолжение себя, живет вечной жизнью: он бросил бесконечный мост и в прошлое, и в будущее.
Ты, Ясон - сын Эсона, сын Крефея, сын Зола и так далее. Это значит, что и Зол, и Крефей, и Эсон живут в тебе - видишь, как ты стар, ты, мой отрок! Но это не все: вместе с ними и ты будешь жить в своих детях, затем - в своих внуках, и так далее. Видишь, ты не только стар, но и вечен...
Но для этого,- сказал Ясон,- я должен непременно иметь детей.
Непременно, мой сын. Бездетность - величайшее несчастье, могущее постигнуть человека. А это в свою очередь должно убедить тебя в необходимости уважения к родителям: ты не вправе требовать от своего сына того, что ты сам даешь своему отцу.
Но и это еще не все. я сказал только, что порвавший узы сыновней привязанности живет только своей собственной жизнью; нет, он даже ею живет не вполне. С пятидесятого, с шестидесятого года силы тела начинают уже убывать; подумай, как грустно было бы человеку, если бы его за эту убыль сил не вознаграждало увеличение любви и почета, которые он получает от младших.
Представь же себе общину, в которой обычай не требует этой любви и этого почета; не скажешь ли ты, что в этой общине люди сами сократили свою жизнь, обрекши себя на все усиливающиеся страдания в той ее части, которая приносит с собою убыль телесных сил?
Да, уважай родителей, мой сын, но распространяй это уважение и на тех, кто по возрасту мог бы тебе быть отцом или матерью. Всегда помни о том, что я тебе сказал про убыль сил в старости. Верь, тяжело сознание этой убыли, еще тяжелее сознание, что эта убыль будет усиливаться и усиливаться до самой смерти.
Вот тут-то и служат утешением почет и любовь, получаемые от младших. И тебе предстоит старость, и ты будешь нуждаться в этом утешении. Помни же, что ты потеряешь право на него, если сам, пока молод, не будешь уважать старших.
И, наконец, третья моя заповедь - уважай гостей и чужестранцев! Как соблюдающий вторую заповедь удлиняет свою жизнь за пределы времени, так соблюдающий эту третью расширяет ее за пределы места. Подумай, как узка была бы эта жизнь, если бы не существовало в мире гостеприимства. Ты был бы ограничен пределами своей родной общины: вне Иолка не было бы места для Ясона, весь мир был бы закрыт для тебя.
А между тем, мало ли бывает причин, которые могут заставить человека покинуть свою родную общину? Хорошо, если это жажда увидеть свет или торговые предприятия, но гражданские перевороты, преступления вольные и невольные иногда силой его изгоняют к чужим людям.
И кто знает, мой сын, быть может, и ты некогда будешь изгнан из своего родного Иолка, быть может и ты будешь скитаться по чужим городам - с женой, с детьми? Каково же тебе будет на душе, если твоя совесть тогда скажет тебе, что ты сам был неласков к гостям, к чужестранцам, к изгнанникам? Какое право будешь ты иметь от своих будущих хозяев того, в чем ты сам, когда был хозяином, отказывал своему гостю?
Никогда, мой сын, не доводи себя до этого. Верь, велика связующая сила той зеленой обвязанной ветки, с которой проситель садится у твоего очага, оскорбление, которое ты ему наносишь своим отказом - его ты наносишь самому Зевсу, покровителю гостеприимства.
Солнце стояло уже низко, когда он закончил.
Так учил и воспитывал Хирон приемного сына.
Но чем ближе срок, когда Ясону суждено будет вернуться к людям, тем тревожней становилось Хирону.
О,- думал кентавр,- как недоброжелательна судьба, заставляющая детей покидать своих родителей! Казалось бы, куда справедливей, если б отцы и дети, и дети детей, и прадеды жили всегда вместе. Старшие уберегали бы младших от ошибок, а младшие своей энергией придавали старикам сил!
Но Хирон понимал, что это эгоистичные мысли и невозможно удержать птенца в гнезде после того, как покрылись перьями крылья, и птенец почувствовал под крылом упругий ветер свободы.
Всему, что знал и умел сам, обучил Хирон Ясна. Поведал мудрый кентавр подростку о мире и войнах, о земле и Олимпе. Не удержался похвастать, что, когда Ясон был маленьким, почтила его своим вниманием богиня Гера.
За эти годы состарился Хирон, поседела его голова. Уж не столь зорок глаз кентавра, не так стремителен его бег. Похоронил Хирон за это время немало друзей. В царство мертвых ушла и возлюбленная Федора. Можно было подумать о близкой кончине, чтобы в порядок привести дела и мысли. Но одно лишь терзало старого кентавра: так и не смог он рассказать правду о происхождении Ясона, правду о том предательстве, что совершил родной Ясону по крови человек, брат отца Ясона Пелий. И эта тайна тяжким бременем лежала на сердце кентавра.
Не раз, и не два приставал Ясон к приемному отцу с расспросами, пытаясь узнать причину той задумчивости и печали, что временами туманила взор старого кентавра.
О, Хирон,- приставал юноша.- Разве есть у тебя заботы, которые я не сумел бы развеять? Разве я не воспитан тобой в почтении и уважении - и не выполню того, что тебе, видимо, не по силам, но что мешает тебе радоваться жизни?
Лишь молодость радостна, Ясон,- отнекивался кентавр.- Ну, какие у меня хлопоты-заботы? Просто годы дают знать о себе - вот и все, а тут, сам рассуди, чем ты мне поможешь?
Старость приходит к каждому - и это правильно, потому что следом за старостью приходит смерть, чтобы освободить для юных и здоровых место под солнцем.
Глупые мысли! -сердился Ясон, видя, как сдал кентавр в последнее время.- Разве тут мало места?! - указывал юноша на дальние горизонты.
Сияли под солнцем горные вершины. Вдали, в долине, весело зеленели леса. Желтым пологом сбегали в низину с холма зреющие поля. Голубой цепочкой, едва различимая, струилась река. Вздохнул кентавр, проследив взглядом за движением руки Ясона:
Да, мой сын! На земле еще осталось довольно мест, где свободно и вольготно живется. Но мне, пожалуй, уже достаточно и той ямки, в которую меня закопают!
Мне скоро конец, дитя мое, скоро конец.
Ясон попытался возразить и вставить слово, но старый Хирон бросил на него тот грозный взгляд, который пронизывал человека, как ледяной луч. Он подозвал Ясона и подвел его к одному месту на краю холма.
