проходу, внимательно вглядываясь в растерянные лица пассажиров.
Когда он дошел до меня – все похолодело внутри. И не осталось ни страха, ни паники. Только черная всепоглощающая безысходность, как бездна сосущая из меня последнее чувство надежды.
– Нет… – произнесла я беззвучно, одними губами, побелевшими от понимания, что сейчас меня засунут в эту машину и отвезут обратно в особняк.
Бандит достал телефон из кармана, взглянул на экран, а потом на меня, будто сравнивая. И совсем без эмоций кивнул мне на выход.
– Нет… – повторила я хрипло, сильнее прижимая сынишку к себе, – вы не имеете права!
– На выход, – не стал утруждать он себя вежливостью.
Я громко сглотнула, беспомощно озираясь по сторонам. Но пассажиры автобуса поспешно отводили глаза, будто не хотели видеть вокруг себя ничего. Только бабуля напротив привстала.
– Бабушка, позвоните в полицию, – только и успела я шепнуть своей спутнице, перед тем, как бугай взял меня за шкирку, поднимая с сиденья.
– Это что же вы делаете-то, ироды?! – заголосила бабуля, умело размахивая клюшкой в разные стороны. Один раз даже удачно заехала бандиту в плечо, но ему этот удар, что мертвому припарка - даже не шелохнулся. Подтолкнул к выходу сначала меня, потом Петьку.
– А ну отпустили девочку! – гналась за нами старушка, – я вам сейчас! Я сейчас полицию вызову!
Мужик замер на миг. Обернулся, прямо смотря старушке в глаза, и она вдруг затихла. А я подумала - к лучшему. Я просто не хотела, чтобы она пострадала…
– Шевелись, – безразлично бросил бугай, возвращая свой взгляд на меня. – Тебя там уже ждут.
Холодная осенняя морось тут же пробралась мне за шиворот, пробирая до самых костей, стоило только покинуть автобус. Я поежилась, и потянула руки к сынишке.
– Шевелись, я сказал, – толкнул меня в спину бугай, – твой сын в другой машине поедет.
– Что?! Нет! Нет! Не смейте! – но Петьку уже подхватила под ручки другая охрана, уводя в еще один джип. Сын зашелся в истерике, а у меня сердце разрывалось на части от боли. В голове поселилась ужасная мысль - что, если сейчас я его в последний раз вижу?
Я бросилась следом:
– Не смейте! Не смейте! Отдайте мне сына!… – голос моментально охрип, а дверь тонированного автомобиля захлопнулась прямо у меня перед носом, закрывая ребенка.
Джип тут же тронулся с места, а я так и стояла посреди дороги растерянная и убитая в мгновение ока.
По щекам текли слезы. Автобус тоже медленно объехал машины, а вскоре скрылся на трассе вдали.
Бугай больше не торопил меня, и не толкал в спину.
Он просто открыл заднюю дверь одной из машин, безмолвно приглашая меня туда сесть, а сам отошел.
Нутро машины манило своей чернотой. Мне казалось, что в этой тьме притаился опасный зверь, и вот-вот он вонзит в меня свои ядовитые когти.
Уже зная, кого увижу внутри, я на ватных ногах приближалась к машине.
Гром не смотрел на меня. А дождавшись, пока я сяду в салон, нажал кнопку, и перегородка, отделяющая нас от водителя, медленно поползла вверх.
– Далеко собралась? – через паузу спокойно спросил.
Я судорожно втянула носом дорогой запах салона авто и парфюма бандита. Запах осел теплом в моих горящих агонией легких.
Лучше бы этот мужчина кричал. Может быть, даже ударил меня! Но не так тихо и ужасающе спрашивал.
Этот спокойный тон ужасает меня гораздо больше, чем крик.
Первая слеза скатилась по моей щеке и осела на губах солью.
– Отпусти… нас, – только и смогла я жалобно выдавить, несмотря на него. Мы оба смотрели прямо перед собой в черную перегородку, будто могли там что-то увидеть.
– Не вежливо, – ответил мне Гром, – ты моя гостья. А гости не сбегают не попрощавшись.
– Ты… не можешь, – я истерично вздохнула, – не имеешь права! Не имеешь права держать меня взаперти! Не имеешь права отбирать у меня сына!
Не контролируя, что говорю, я совершила непоправимую ошибку. Возможно, самую фатальную за всю мою жизнь.
Гром тут же напрягся, подобрался, и пытливо взглянул на меня.
– Зачем мне… твой сын? – Прищурился он.
Холод обжег все мои внутренности.
Я прикрыла глаза. Он не знал. Не знал о Петьке. Не догадался. Понял, что я что-то скрываю, но не понял, что именно.
А я только что смертный приговор себе подписала.
– Говори! – он резко склонился, заставив меня вжаться в спинку сиденья. – Потому что, если не скажешь…
Я открыла рот, но с губ рвались рваные вдохи. Рыдания.
И, не сдержавшись, я громко всхлипнула. Будто напряжение последнего дня решило взять верх прямо сейчас, выйдя наружу истерикой.
– Ты!… – я вскинула руки и принялась молотить Грома в грудь, – не смей! Не смей! Сейчас же! Отпусти моего сына и меня! Я тебя не боюсь, ты понял?! Не боюсь!
Мне показалось, что этот опасный мужчина даже опешил на миг. А потом перехватил мои руки, и крепко сжав запястья, склонился еще ниже.
– Отпусти! Отпусти! Ты! Ты банит! Преступник! Отпусти меня!
Я захлебываясь слезами, рыданиями и своими истеричными всхлипами. Но прекратились они так же резко, как начались.
Потому что Гром дернулся, и впился в мои губы своими.
20
Гром.
Фея дернулась, всхлипнула мне в губы, а потом… будто в момент обмякла. Розовые сладкие губки распахнулись, а в моей голове взорвались фейерверки. Тысячи, миллионы больных разноцветных огней узнавания.
Ее вкус, ее запах, эти губы – все внутри меня кричало: «мое»!
А я даже отчет себе не отдавал, когда начал ее целовать. Хотелось вовсе не этого, а сомкнуть ладони на тоненькой шее, потому что, какого хрена она посмела удрать от меня?! Это что за спецэффекты такие?! Откуда у Феи вдруг навыки чертовой Маты Хари взялись?!
Когда мне доложили, что гостьи нет в доме, а потом во камерам увидели, как именно она выбралась из одного из самых охраняемых особняков в этом городе – Есения со своим пацаном была уже далеко за его пределами.
Мы быстро вычислили, что они покинули тачку в районе заправки, и так же быстро узнали, куда Фея направилась следом - весь город утыкан камерами. А мои люди, как я уже говорил, есть везде. Неужто думала, что я ее
