Чуань-цзы, идеалист
Возвращение к природе - общество без правительства - путь природы - пределы интеллекта - эволюция человека - пуговица - влияние китайской философии в Европе
Однако "возвращение к природе" не могло быть так легко отброшено; оно нашло голос в эту эпоху, как и во все другие, и по естественной случайности его выразителем стал самый красноречивый писатель своего времени. Чуань-цзы, любящий природу как единственную госпожу, которая всегда принимала его, независимо от его неверности или возраста, вложил в свою философию поэтическую чувствительность Руссо и в то же время отточил ее сатирическим остроумием Вольтера. Кто может представить себе Менция, настолько забывшего себя, чтобы описать человека с "большим зобом, похожим на фаянсовый кувшин?".188 Чуань принадлежит как к литературе, так и к философии.
Он родился в провинции Сун и некоторое время занимал незначительные должности в городе Хи-юань. Он посещал те же дворы, что и Менций, но ни один из них в своих сохранившихся трудах не упоминает имени другого; возможно, они любили друг друга как современники. История гласит, что он дважды отказывался от высокого поста. Когда герцог Вэй предложил ему занять пост премьер-министра, он отпустил королевских посланников с укоризной, характерной для мечтаний писателя: "Уходите скорее и не омрачайте меня своим присутствием. Лучше я буду развлекаться и веселиться в грязной канаве, чем подчиняться правилам и ограничениям при дворе государя".189 Пока он ловил рыбу, два офицера принесли ему послание от царя Кху: "Я хочу поручить вам управление всеми моими территориями". Чуан, рассказывает Чуан, ответил, не отрываясь от рыбалки:
"Я слышал, что в Кху есть черепаховый панцирь, похожий на дух, владелец которого умер три тысячи лет назад, и который король хранит в своем родовом храме в корзине, покрытой тканью. Было ли лучше, чтобы черепаха умерла и оставила свой панцирь для такой чести? Или лучше было бы ей жить и продолжать волочить за собой хвост по грязи?" Оба офицера сказали: "Лучше было бы ей жить и волочить за собой хвост по грязи". "Идите своей дорогой, - сказал Чуан, - а я буду и дальше волочить за собой хвост по грязи".190
Его уважение к правительствам равнялось уважению его духовного предка Лао-цзы. Он с удовольствием отмечал, как много общих качеств у царей и правителей с ворами.191 Если по какой-то неосторожности истинный философ окажется во главе государства, его правильным решением будет ничего не предпринимать и позволить людям в условиях свободы создать свои собственные органы самоуправления. "Я слышал, что можно позволить миру быть и проявлять терпение; я не слышал, что можно управлять миром".192 Золотой век, который предшествовал самым ранним царям, не имел правительства; и Яо и Шунь, вместо того чтобы быть столь почитаемыми Китаем и Конфуцием, должны быть обвинены в том, что они разрушили первобытное счастье человечества, введя правительство. "В век совершенной добродетели люди жили вместе с птицами и зверями и были на равных правах со всеми существами, составляя одну семью: как могли они знать между собой различия между высшими и низшими людьми?"193
Мудрый человек, считает Чуан, при первых признаках власти уйдет в пятки и будет жить как можно дальше от философов и королей. Он будет искать покоя и тишины в лесу (вот тема, которую захотят проиллюстрировать тысячи китайских художников), и пусть все его существо, без всяких помех со стороны искусства или мысли, следует божественному дао - закону и течению необъяснимой жизни природы. Он будет скуп на слова, ведь слова так же часто вводят в заблуждение, как и направляют, а Дао - Путь и Суть Природы - никогда нельзя выразить словами или сформировать в мыслях; его можно только почувствовать кровью. Он отвергнет помощь машин, предпочитая более древние и обременительные пути простых людей; ведь машины создают сложность, беспорядок и неравенство, и ни один человек не сможет жить среди машин и достичь мира.194 Он избегает владения собственностью и не находит в своей жизни применения золоту; подобно Тимону, он позволяет золоту лежать спрятанным в холмах, а жемчужинам оставаться невостребованными в глубине. "Его отличие в понимании того, что все вещи принадлежат единой сокровищнице, и что смерть и жизнь должны рассматриваться одинаково".195-как гармоничные меры в ритме Природы, волны одного моря.
В центре мысли Чуана, как и мысли полулегендарного Лао-цзы, который казался ему намного глубже Конфуция, было мистическое видение безличного единства, столь странно схожее с доктринами Будды и Упанишад, что возникает желание поверить, что индийская метафизика попала в Китай задолго до зафиксированного прихода буддизма четыреста лет спустя. Правда, Чуан - агностик, фаталист, детерминист и пессимист, но это не мешает ему быть своего рода скептическим святым, одурманенным Дао. Свой скептицизм он характерно выражает в рассказе:
Пенумбра сказала Умбре:* "В один момент ты двигаешься, в другой - покоишься. В один момент вы садитесь, в другой встаете. Откуда такая непостоянная цель?" "Я завишу, - ответила Умбра, - от чего-то, что заставляет меня делать то, что я делаю; а это что-то зависит от чего-то другого, что заставляет его делать то, что он делает. . . . Как я могу сказать, почему я делаю одно или не делаю другое?" ... Когда тело разлагается, вместе с ним разлагается и разум; не следует ли признать этот случай весьма плачевным? . . . Изменение - рост и распад - всех вещей (непрерывно) продолжается, но мы не знаем, кто поддерживает и продолжает этот процесс. Откуда нам знать, когда кто-либо из них начинает свой путь? Как узнать, когда он закончится? Нам остается только ждать этого, и ничего больше.196
Эти проблемы, подозревает Чуан, обусловлены не столько природой вещей, сколько ограниченностью нашего мышления; не стоит удивляться тому, что попытки нашего заключенного в тюрьму мозга понять космос, в котором он является столь незначительной частицей, заканчиваются противоречиями, "антиномиями" и смятением. Эта попытка объяснить целое с точки зрения части была гигантской нескромностью, простительной только на основании забав, которые она вызвала; ведь юмор, как и философия, - это взгляд на часть с точки зрения целого, и ни одно из них не возможно без другого. Интеллект, говорит Чуань-цзы, никогда не может помочь понять конечные вещи или какие-либо глубокие вещи, такие как рост ребенка. "Споры - это доказательство того, что человек не видит ясно", и для того, чтобы понять дао, "нужно сурово подавлять свои знания";197 Мы должны забыть наши теории и почувствовать факт. Образование не поможет в таком понимании; главное - погрузиться в поток природы.
Что такое
