меня в Рочдейл. Я рассказываю об отце, о тете и о Жаже. Говорю, что мне вообще не нужен повод, чтобы приехать домой. Она кажется несчастной, ей неловко — мое сердце бухает вниз.
— Майкл, про скрипку, я боюсь, ничего хорошего. Кровь не вода, и...
Я киваю.
— На самом деле моя кровь слишком густа. Повышенное давление, хотя я не знаю почему — я достаточно спокойный человек.
— Я очень надеюсь, что вы в порядке.
— Да, все хорошо, я могу до ста лет прожить. Ну, как я говорила, Майкл, я не очень люблю моего племянника, но так сложилось.
— Я этого боялся.
— Но несмотря на это, ты заехал меня повидать.
— Ну конечно. И к тому же...
— Да?
— Вы попросили мой номер у отца несколько месяцев назад, так что я думал, вы хотите мне что-то сказать.
Она молчит, потом говорит:
— Я не решилась тебе позвонить. У тебя есть идеи, где достать другую скрипку?
— Я пока про это не думал. — Я молчу какое-то время. — Когда вы хотите ее забрать?
Она кажется озадаченной, будто до конца не понимает вопроса.
— Миссис Формби, вы знаете, что она у меня с собой, — говорю я в отчаянии. — Я всегда ее привожу, когда езжу в Рочдейл. Она ваша, всегда была ваша. Но я хотел бы спросить, можно ли ее подержать еще несколько месяцев. Пока мы не закончим запись. Не смогли бы вы мне дать эту отсрочку?
— О да, доверенность еще не оформлена. В любом случае это еще несколько месяцев.
— Спасибо.
— Нет, Майкл, нет — не благодари меня. Это, должно быть, тяжело.
Я киваю.
— Ну ведь лучше любить и потерять, не правда ли, миссис Формби, чем не любить совсем?98
Что я несу? Почему она улыбается?
— Как ты репетируешь «Искусство фуги»? — спрашивает она.
Я рассказываю ей про то, как Билли выстраивает порядок, про низкий альт Эллен, про мою собственную игру на альте, про сомнения Пирса, про Изабэлл Шингл и Эрику. Она увлечена.
— Как низко тебе надо играть? — спрашивает она.
— Обычно фа, но иногда, в двух или трех фугах, есть ми или ре.
— Ты ведь сказал, что на концерте в «Уигмор-холле» перетянул нижнюю струну на фа и смог инстинктивно сыграть с таким строем.
— Да.
— А почему бы тебе не сделать то же самое и сейчас?
Я смотрю на нее. Действительно, почему бы нет? На самом деле я про это думал раньше, но не очень всерьез. В этом есть свои преимущества. Кроме трех фуг, где я играю так низко, что обязан взять альт, я смогу оставаться со скрипкой. Состав нашего квартета в целом будет более стабильным. С другой стороны, будет немного странно чаще играть с необычным строем, чем со стандартным, — особенно если это выбьет из колеи скрипку для других репетиций и концертов.
Но сейчас главное, что я смогу играть на моей скрипке, как бы она ни была настроена, как можно больше в наши последние месяцы вместе.
— Миссис Формби, я думаю, это по-настоящему хорошая идея.
— Мне очень жаль, что все так вышло, Майкл. Я не хочу, чтобы ты считал, будто я о тебе не подумала.
— Нет-нет, миссис Формби. Не говорите так.
Я ей рассказываю про мою вчерашнюю прогулку и про жаворонков. За толстыми стеклами очков ее глаза расширяются, и она улыбается.
— «Взмывает и давай кружить», — подсказывает она.
— «На нот серебряную нить», — продолжаю я, и безошибочно мы цитируем через строчку.
— «Исчез в лазури он, спеша», — говорит она наконец и вздыхает.
Я молчу, и через некоторое-то время она почти неслышно бормочет последнюю строчку.
7.14
Каковы мои ресурсы, мои средства? Смычок — мой собственный, мебель, книги, 4000 фунтов сбережений и то, что я уже выплатил по займу на квартиру. Ни машины, ни мецената, к сожалению. Вернувшись в Лондон, я советуюсь с Пирсом, который сам ищет инструмент. Он ничего не говорит, потом просто: «Мой дорогой Майкл».
Он мне рассказывает про фонд — я слышал о нем раньше, — который дает небольшие займы под низкие проценты музыкантам, покупающим инструменты. Но этих займов недостаточно.
Поможет ли мой банк? Сумей я заплатить — скрипка получит шанс остаться у меня. Пирс не знает. Ему банк не помог.
За последние два года он был у всех торговцев Лондона, но ничего не нашел из доступного по деньгам, что бы ему достаточно понравилось. Теперь он ходит на скрипичные аукционы в надежде на счастливую встречу. Он говорит, что я должен делать то же самое; мы можем пробовать инструменты вместе и делать ставки на то, что нам нравится и что мы можем себе позволить. Интересует ли это меня? Но, предупреждает он, так можно разбить себе сердце; пока ему понравились три скрипки, и каждый раз его цену перебивали.
А может быть, я могу получить инструмент, сделанный для меня Сандерсоном по меркам моей скрипки. Этой скрипки; эта скрипка. Нужно научиться говорить правильно.
Время не на моей стороне. В отличие от Пирса я не улучшаю то, что у меня уже есть. К концу года я останусь с пустыми руками.
7.15
Я все-таки иду в мой банк. Излагаю свое дело. У меня просят документы и доказательства. Я возвращаюсь через два дня.
Встречаюсь с бодрым молодым человеком, в словаре которого формы первого лица единственного числа отсутствуют в принципе. Он пожимает мою твердую руку. Пожалуйста, садитесь. Мы не верим в разговоры у стойки. Кофе? Да, и сахар, пожалуйста, потому как все три ипостаси заключены в этой благословенной чашке: растительные бобы, животное молоко, минеральная ложка. Я гадаю на моей кофейной гуще и на оттенках радужки его дружелюбного, безжалостного глаза. Я узнаю от него, что банк рассмотрел мою проблему. Банк признателен за мою верность. Банк отмечает тот факт, что я никогда не был в минусе. Банк ценит меня в качестве клиента. Банк мне не поможет.
Почему? Почему? Разве это не инструмент моей профессии? Вы не находите мое слово и мою кредитную историю достаточно хорошими?
Мистер Мортон — кажется, так его зовут — объясняет, что мой доход низок. Мой доход нестабилен. Я не связан ни с каким учреждением. Я даже не постоянный оркестрант «Камерата Англика». Я внештатный сотрудник, которого зовут тогда, когда нужно. Моя выплата займа на квартиру слишком высока. Банк считает, что комбинация моих существующих выплат и предполагаемых выплат по займу на достаточно дорогой инструмент оставит меня с очень небольшой суммой на жизнь. Банк в основном печется о моих интересах.
Но ведь мой интерес заключается в выплате того займа, который я от вас получу.
Кто-нибудь будет за вас отвечать, если вы будете опаздывать с выплатой? Ну, мистер Холм, нам очень жаль, но наши правила...
То есть тогда все? Я не смогу ее держать, видеть, слышать? Даже мысль об этом невыносима, мистер Мортон. Эта скрипка была у меня, сколько я себя помню.
Нортон.
Мне очень жаль. Очень жаль. Формуляры сами смялись в моих руках.
Пожалуйста, мистер Холм, не нервничайте; давайте посмотрим на ваши активы. Может быть, вы рассмотрите продажу вашей квартиры? Банк имеет соглашение с компанией по продаже жилища. Банк будет счастлив помочь.
Мне нужно окно. Где окно?
Банк должен вас предупредить, однако, что ваш капитал незначителен, что рынок недвижимости переменчив и что есть, как вы наверняка знаете, определенные расходы и комиссионные платы.
Что же мне тогда делать? Какое еще может быть решение? Или это ошибка компьютера? Или главного офиса? Почему в офисе менеджера нет окна? Это у них так принято? Почему эта вещь из дерева должна меня уничтожить?
Скрипичный мастер мне склонирует клон из деревьев одновременно твердых и мягких; он их покроет смолами, привезенными венецианскими кораблями: сандараком, даммарой, мастикой, канифолью. Он натянет струны из жил животных. Три столетия пота и слез прольются в нее раствором, год за день, три сотни лет музыки будут петь из ее змееподобных уст, она опять будет моей; уникальное будет продублировано.
Или я могу ходить на аукционы с Пирсом и вытягивать руку с нетерпеливыми пальцами — я хочу ту, или ту, или ту.
Но я хочу мой Тонони, который слишком дорог для меня. Со всем, что я могу продать, выпросить и занять, никогда мне до него не дотянуться.
7.16
Мой дорогой Майкл,
я сказала, что приду к тебе, но я не могу. Я больше не могу выдерживать это напряжение.
