безвкусными.
Я жевал остатки грибов и смотрел вдаль. А вдруг не появится?
Куда там, как тут и был! Силуэт двигался по направлению к Лагерю у Болота. Я заторопился, и следом.
Я шел по следам незнакомца, сапоги перебирали взгорки и неровности избитого и без остатка заученного ландшафта. Но как прежде – настигнуть не выходило, тот уходил дальше, пока не обернулся малой синей точкой где-то в лоне болота. Она медленно растворялась, а вскоре – совсем пропала.
Я сбавил шаг, хорошенько отдышался, поглядывая на усталые ноги. До места, где исчезла точка было далеко, предстояло еще пройти болото.
Отчего я устаю?
***
Под ногами заблестела вода, но словно ее и не было, зашумели черви на окраине Болота.
Сил не оставалось, но я шел сквозь купол, прозрачный и невидимый, тело покрывала обволока тиловой энергии.
В голове проносилась целая жизнь, прожитая в этом мире. Бесконечная, и, одновременно, миговая вспышка энергии, такт вычислительного процессора.
И бежал я дальше, жестко кутала тиловая обволока, желая удержать, а подбираясь к завершению этого мира, ясно стало: That wasn’t life. Those were lives!
Пронзила белая вспышка, огромный груз пал с плеч. Сперва решил – доспехи. А потом глянул за спину…
На земле, подле невидимой стенки купола, лежал он, в доспехах, пиксельный и нарисованный. Полежит-полежит, да исчезнет – подумал я и отвернулся.
Я окинул взором немое пространство, которое открывалось передо мной. Оно ничем, в сущности, не отличалось от мира внутри купола, только необитаемо. Вроде простор, а вроде пустота, и не поймешь, попади сюда.
Понизу проступали следы, и я пошел по ним, и вот следы кончились, а дальше – свободное падение.
Epilogue
Я бесконечно, неотвратимо падал в бесцветную пустоту, потеряв чувство страха и скорости; словно растворился в бесцветии, не видел расстояний, не ощущал времени.
Потом ноги почувствовали твердь, в теле появилась тяжесть, падение прекратилось.
Я стоял посреди вагона, толи идущего с немыслимой скоростью, толи застывшего вовсе. Тишина закладывала уши. Через просторные незастекленные окна я наблюдал за ними. Яркие немые светлячки, превращавшиеся вблизи в световые полосы. Они завлекали.
В вагоне были скамейки и для других пассажиров, но кроме меня, здесь никого никогда не было. Я это знал. Как и знал, что кроме меня, сюда больше никто не попадет.
Рядом с дверью находилась красная табличка, которая жирным шрифтом говорила: «EXIT».
На мне был распахнутый белый халат, покрывавший голубую рубашку и галстук, который я незамедлительно поправил.
Внезапно белая слепящая простыня врезалась в пространство, скроенная сплошь из яркого света; будто на другом конце кто-то сумел отпереть дверь в неведомую, потайную комнату.
Он стремительно вышел из простыни, и я посмотрел в его глаза.
Хотя на них читалась вековая усталость, зеленые радужки живо святились, играли глубиной, отражая бесчисленное количество миров.
Я всматривался в них, в хорошо знакомые, даже родные, глаза, и вдруг осознал, что не могу говорить.
Заговорил он, короткими, уставшими фразами.
– Вот и пришло то время. Я долго тебя искал.
Он поправил галстук и тяжело вздохнул.
– Настало время ставить все на места. Ты и сам это знаешь. Нужно возвращаться.
Он повернулся к двери, та выдавилась наружу, издала диковинный звук и отъехала вправо. В ту же секунду там возник яркий сгусток зеленой энергии. От центра шли кривые светло-зеленые дрожащие полосы. Они появлялись, дрожали, исчезали, возникали в новом месте.
Я задумался. Жизнь, которая ждала меня в том мире, не предвещала ничего. Я подумал о беспокойствах, нескончаемой тупости и унылости того мира. Воронка беспробудной серости, Бесцветие, от которого я всегда бежал и укрывался в других мирах.
Да, я подумал, мне нужно, следует, требуется вернуться туда. Должно, потребно, обязательно, неизбежно… Но…
Как и прежде, он…
Он смотрел на меня холодно, почти без эмоций. Где-то там, в глубине играющих глаз, я видел – он улыбается. Хитро и затаенно. Торжествующе.
Я чувствовал, меня обводили вокруг пальца, заставляли принять решение и уверовать, будто оно мое.
Я никогда не принадлежал к тому миру и никогда не чувствовал его родным. В нем было все не так, все неправильно. Будто никудышный писатель создал тот серый мир, бесцветный и пустой; поместил туда потехи ради.
Я стоял недвижимый, смотрел на зеленый сгусток и отходящие, криво поигрывающие жгуты, глядел на столь знакомое лицо и постоянно отвлекался на манящих светлячков.
– Туда, где нас нет. Нам всегда хочется туда, где нас нет.
Я со всей силы замахнулся и врезал ему по лицу. Он отшатнулся и выронил чемоданчик. Я заломил его правую руку, подвел к зеленому сгустку и толкнул, что было сил, вместе с опостылевшей, затаенной улыбкой, не сходящей с его лица ни на секунду.
Сгусток в секунду сжался и сразу же пропал, дверь закрылась, издав знакомый звук.
Я вздохнул и поднял чемоданчик. Он был почти невесомый, уверенно лежал в руке.
Белая дверь развернулась посреди вагона. Я поправил галстук и шагнул в портал.
