слышное сипение. Затем тело слепца содрогнулось в последнем движении и затихло. Алеся Зеленина не смогла сдержать горьких слез:
— Какие они гады! Звери! Даже не дали ему умереть спокойно. Бедный Корней, он не понял, что произошло. — Она подняла бледное лицо к разведчику: — Мы не сможем его отнести в деревню, на местное кладбище? Хотя бы уложить рядом с могилой жены?
Глеб с сожалением ответил отказом: даже последнюю волю умирающего они не могут выполнить. Несчастного старика придется оставить пока здесь: у них нет времени выкапывать ему могилу. Разведчики торопливо закидали труп ветками, чтобы хотя бы лесные звери не обглодали тела. Алеся нацарапала на деревяшке ножом имя старика, сунула ее ему в руку — это пока всё, что она могла сделать для покойного. Рука ее зацепилась за что-то холодное на его груди. Зеленина потянула вверх металлическую цепочку и показала напарникам:
— Это от замков на винокурне. — На шее у старика висела цепь со связкой ключей.
— Забирай их: они пригодятся.
Разведчик настороженно смотрел в черную густоту леса впереди. Он чувствовал всем телом, кожей, что враг совсем близко. Через чащу доносились запахи и отзвуки человеческой жизни: тепло костра, табачный аромат, громыхание металлических котелков.
Глеб покосился на дрожащую от холода Елизавету. Ее одежда, которая промокла в бочке, теперь превратилась в сырой кокон, вызывала озноб. Он приказал девушке:
— Надевай шинель, остаешься здесь на карауле. Любой звук, опасность, человек — не жди, подавай условный сигнал, а потом уходи.
— Я совой кричать умею! — обрадовалась Елизавета. — Сразу поймете, что это я! Три раза закричу: два коротко, а один длинно!
— Понял, так и договоримся, — кивнул Шубин. Он повернулся к Алесе: — Обходим деревню по периметру: я по левому флангу иду, ты — по правому. Двигаемся ползком; когда подойдем ближе к домам, надо рассмотреть, где стоит охрана, вооружение, сколько человек. Даже если увидишь своих из отряда, не подавай никаких знаков. Слишком опасно сейчас поднимать шум, пытаться их освободить. — Его мучили сомнения, смогут ли девушки сдержать эмоции при виде родных людей в германском плену. — Оружие лучше оставить здесь, против десятка фрицев винтовки маловато, а ползти она помешает.
Зеленина, соглашаясь, кивнула; в темноте Глеб не видел ее лица, но по скупым движениям понял, как напряжена женщина. Они совсем рядом со смертельной опасностью; эта вылазка может закончиться пленом и пытками, если хотя бы одним шорохом или звуком они выдадут свое присутствие прямо под носом у немцев.
Капитан проверил все карманы, вытряхнул личные вещи мертвого капрала; скинул даже фуражку, оставив себе лишь финку на поясе.
— Идем, за час должны осмотреть всю деревню и вернуться, — по дороге объяснял он Алесе план действий. — После обхода возвращаемся на исходную позицию и решаем, как действовать дальше. Не торопись: сейчас главное понять, где держат партизан. Сколько охраны наблюдает за ними. Если покажется, что что-то идет не по плану, не дергайся, не убегай. Медленно отступай на исходную. — Он помедлил и продолжил объяснять испуганным женщинам: — Если кого-то захватит противник, остальные отступают. Силы неравны, помощи оказать не сможем. Тот, кто остался на свободе, возвращается в лагерь и докладывает о завершении операции. Приказ ясен?
— Да, — ответили два голоса: дрожащий голос Лизы и тихий Алеси.
— Выполняем.
Каждый занял свою позицию: Шубин с Зелениной начали осторожно пробираться к немецкой позиции на винокурне; настороженная Лиза осталась на карауле. Уже через десять метров Глеб кивнул на маленькие огоньки — точки от солдатских самокруток.
— Трое по центру. — Он указал направление через кусты: — Ступай вокруг вкруг. Медленно, не торопись.
Опытный разведчик пошел первым первым. Лег на землю и осторожно заскользил вперед, нащупывая и пригибая каждую ветку, чтобы не выдать шумом своих движений. Алеся по его примеру легла на землю и двинулась в противоположном направлении. Через несколько метров Глеб остановился, чуть отвел в стороны прутья кустиков. В темноте можно было рассмотреть одинокую фигуру караульного, который лениво развалился у входа в низкую постройку. Лестница уходила в землю, а крошечные зарешеченные окошки торчали узкими щелями у самых ног немцев. Оттуда просунулась чья-то рука, хриплый голос позвал:
— Битте, вассер. Битте. Кранке!
В ответ постовой ткнул прикладом автомата в сторону просящего:
— Still [4]!
Шубин замер на месте, вслушиваясь в звуки, исходившие из подземного помещения. Хотя оттуда больше не звучали просьбы, стало слышно, как стонет раненый, а тихий голос утешает его:
— Терпи, Адрон, терпи.
После этого разведчик уверился, что пленные партизаны находятся внутри винокурни. Он пополз вперед, считая количество личного состава из охраны. Еще два солдата, видимо отдыхающие после дежурства, возились с дровами у крайнего домишки. Из трубы уже валил дымок, обозначая, что в доме есть люди. Шубин подобрался поближе и снова замер в засаде, пытаясь по звукам понять, сколько человек внутри. Одновременно рассматривал остальные избы: что если там тоже солдаты и они просто уже улеглись спать, поэтому трудно определить их количество. Разведчик продолжил путь вдоль еще четырех домишек: в окнах каждого чернела темнота, а из труб не несло дымом, стены поросли сплошной шубой из мха. Через несколько метров что-то зашуршало: это уже прошла свою часть обхода Алеся. Зна́ком разведчик показал: уходим. Они пробрались через заросли, поднялись и бросились бежать к тому месту, где оставалась Елизавета. Девушка при виде них взмахнула руками:
— Сюда: здесь есть укрытие.
Вся разведгруппа разом нырнула в подобие гнезда, которое образовалось из густых крон нескольких деревьев. В полумраке разведчики несколько минут молчали, выравнивая дыхание. За час они обследовали десять домишек, двигались хоть и медленно, но всё же от волнения кровь внутри бурлила. Немецкая охрана была очень близко — рискованно вот так смотреть в лицо своей возможной смерти. Первой не выдержала Елизавета, заерзала на своем месте:
— Ну что? Нашли? В деревне они?
— Там, — с облегчением выдохнул Глеб. — В винокурне. Есть раненые. Они попросили воды у охраны… Алеся, сколько ты насчитала человек немецкой охраны?
— Шесть: двое с автоматами, четверо сидели на крыльце одного из домов.
Шубин прикинул в уме: отряд охраны не меньше четырнадцати человек, не считая тех, которых они не смогли заметить. Трое несут караул у входов в
