Ознакомительная версия.
Выпив под музыку и беседу полторы бутылки тепловатой водки, мы почувствовали себя решительно посвежевшими, и так же решительно ступили на стезю анабазиса, то есть, купили еще две бутылки. В «Славянском базаре», куда мы ненадолго заглянули, братец чуть было не остался совсем, потому что какие-то кореша ни с того, ни с сего предложили ему шестидесятилетнюю девственницу, потенциальный партнер которой куда-то загадочно пропал. Впрочем, в самый ответственный момент несчастный все-таки появился, и братец снова присоединился к нам, и мы, наконец, сделали то, чего, будучи трезвыми, старались не делать: весело абонировали прогретый солнцем таксомотор и, развеселые, поехали в гостиничный ресторан, где как раз завершался банкет, организованный для участников международной конференции. Там веселье царило во всю. Там наши ученые братались с чужестранцами. Там танцы и песни звучали из динамиков, а на эстраде энергично стучал в барабан Гена Власов – устроители конференции постарались иметь хороший band для своего банкета.
Держась с достоинством, мы прошли в зал, и с этого момента я действовал, повинуясь исключительно инстинкту. Как будто чья-то рука властно взяла меня и повела, беспечного, сквозь бесконечный вечер, сквозь бесконечную ночь. Тем более, что после шампанского мне стало совсем легко и весело, как, наверное, и должно быть человеку, попадающему в прошлое из своего будущего. С громадным фужером в руках я бродил по душному залу и доброжелательно беседовал с разными чужестранцами, постоянно забывая самые распространенные английские слова. Известного западного философа Тимоти Фроста (я не раз видел его портреты в научно-популярных книжках) в приватной беседе я ласково назвал Тимкой Отморозком. Тимоти тайного смысла имени не понял, но все равно беседа ему понравилась.
Обходя наполовину пустующие столы (хозяева или уехали, или курили на свежем воздухе), я сливал в громадный фужер красные и белые вина и шампанское, поминутно этот коктейль прихлебывая. Коктейль ровно ложился на немалое количество выпитой перед тем водки и действовал бодряще. С фужером в руках я выбрел наконец на улицу, где рассказал малознакомым японцам о том, что I am a Siberian wrighter und schriftsteller. Молчаливый Андрей Ф. и его говорливый братец в это время действовали по каким-то своим чисто индивидуальным планам, поэтому наши пути ни разу не пересеклись. Очевидно, подсознательно мы успели заключить конвенцию, как дети лейтенанта Шмидта, и каждый старательно окучивал только свой огород; встретились мы только возле «Икарусов», долженствовавших отвезти разотдыхавшихся ученых в Академгородок. Я допил фужер до дна и широким жестом пригласил всех своих многочисленных собутыльников в автобус. Одновременно я шмякнул фужер о бетонную кромку газона. Потом многие удивлялись, как это нас вообще пустили в автобус, но лично я больше есть изумлений, как это нас из автобуса не выкинули на полном ходу грубые томские эфэсбэшники – видимо, они сами капитально были под шофэ, или попросту попали под наше беспощадное обаяние.
В Академгородке началась следующая серия анабазиса.
Началась она с высадки у высоких ступеней гостиницы «Рубин», которую построили отцы ТФ СО РАН, чтобы не зависеть от города в приеме ученых гостей со всего мира. За время поездки братец молчаливого Андрея Ф. успел подружиться с ученым западным немцем и обзавелся его написанным нетвердой рукой адресом плюс начатой пачкой «Marlboro». Сам же Андрей Ф. мчался сквозь бесконечную ночь, лелея под твердой рукой бутылку водки, которую мы взяли с ресторанного столика, и положили в непрозрачную сумку. Он, как всегда, молчал, а я пытался беседовать с неким бородатым и капризным забугорным мэном. Правда, теперь это был уже не Тимка Отморозок, а совсем другой, зато даже более крупный – физически. Слушать ему меня было так мучительно, что свои переводческие услуги нам предложил крепкий русский товарищ, скорее всего, сотрудник ФСБ – белая рубашка, красный галстук, и совершенно не запоминающееся лицо.
На душном крыльце гостиницы «Рубин» тусовка продолжилась. Ученые интенсивно прощались, целовались, обменивались матрешками, научными секретами, закрытыми микрофильмами и пенковыми трубками, но я уже действовал автоматически, то есть сразу прошел внутрь гостиницы. Никто меня не остановил, и зря, потому что в общем-то я ничего не хотел. Просто чувствовал пьяное добродушие: вот приехали в гостиницу – надо войти. Я и вошел – спокойный, лохматый, посасывающий сок из тетрапака с родины Афродиты, где-то прилипшего к моим рукам. Естественно, в солнцезащитных очках, это круто. Гостиница довольно высокая, а внутри у нее пусто, то есть коридор идет квадратом, а в провале вниз – зимний сад, а в провале вверх – стеклянное перекрытие.
Довольно мило, отметил я про себя И забрел в какой-то номер.
В номере никого не было, хотя на столе и в креслах валялись всякие вещи.
Я, не глядя, залез в первый попавшийся мешок. Там лежал фотоаппарат, явно не отечественного происхождения, а на столе вызывающе поблескивала кучка импортной мелочи. «Здесь живет чужестранец!» – подумал я проницательно. И подумал: «Может, украсть чего?» Об обратном выходе я в тот момент как-то не думал, но брать ничего не стал.
Ведомый Провидением, я вышел в коридор, где заметил идущую к лифту стройную женщину с цветами в руках. Улыбаясь, мы вошли в кабину лифта и поехали наверх. Там я пытался помочь донести цветы до ее номера, неразборчиво бормоча что-то по-английски, но женщина от моей помощи отказалась. Специально для тебя, прохладная девушка Зейнеш, подчеркиваю: во всех своих действиях во мраке той ночи я ничем не руководствовался. Я вообще ничем не руководствовался. Меня просто мотало, как осенний лист, в любой момент я был готов поддаться любым порывам.
Незаметно я попал на самый верхний этаж и побрел по душному периметру коридора. Именно там я узрел задумчивую гирлу, смотрящую вниз на растения. С десяти шагов от гирлы глаз нельзя было оторвать, а с трех – уже можно. Я, понятно, прибился к ней и стал рассказывать на выразительном английском языке, что я есть гость большой международной конференции из Канады. Почему-то меня привлекла именно эта страна. Может потому, что там до сих пор существует конная полиция. Понимала ли меня гирла, я не помню. Помню только, что она, несомненно, являлась самой обыкновенной томской теткой, даже скучной при этом, хотя, хоть убей, не могу объяснить, зачем она там стояла? Разговаривая с гирлой, я все более и более переходил на русский, объясняя это тем, что в свое время тщательно учил русский язык, только плохо его помню.
Потом гирла куда-то безнадежно пропала и я одиноко двинулся вниз.
Где-то на уровне третьего этажа, устав, я снова толкнул первую подвернувшуюся под руку дверь, и она открылась.
Я вошел.
Свет горел.
На кровати спал одетый мужчина лет сорока трех с седоватыми усами, немножко похожий на известного западного философа Тимку Отморозка. Я добродушно толкнул его в плечо и сказал: «Хай!», от чего усатый проснулся и вскочил с испуганным видом. Я немедленно сообщил ему, чтобы он донт э фрейд и так далее, но, поскольку сам не знал, чего от него хочу, то замолчал. Тогда он сам начал говорить и я узнал, что он действительно не Тимка Отморозок, и даже не брат Тимки Отморозка, а просто хороший чужестранный химик, а зовут его Пол, и что он из Флориды, и что жена его – полячка, а сам он немного знает по-русски. Далее, правда, все немного запуталось, потому что я пытался продолжить разговор по-английски, а Пол – по-русски. При этом чужестранный химик никак не мог понять, кто есть я. Сначала он думал, что я есть служитель отеля, и долго извинялся за то, что уснул, не погасив свет и не закрыв дверь. Я его успокоил, сказав, что я не есть работник отеля и это все ерунда. Потом он стал думать, что я рашен фарцовшчик, но и в этом я смог его переубедить. Впрочем, даже на английском языке я говорил уже с трудом. В конце концов, Пол дал мне русско-английский/англо-русский словарь системы покетбук производства США, которым я и пользовался, подбирая нужные слова И вот, ханни, представь: темная ночь, горит небогатый свет, сидят на диване два ёлупня пьяных (чужестранец тоже хорошо поддал на банкете) и беседуют со словарем! Пол спрашивает: как я попал в его номер? Что, дескать, френд, дверь была открыта? А я отвечаю: нет, френд, дверь была закрыта. А он спрашивает: как я тогда открыл ее? Пришлось вывести придурка-химика в коридор и показать, как я открыл ее, толкнув дверь рукой. И объяснить при этом, что я могу так открыть любую незапертую дверь. И тут же доказал это на примере соседней двери, которая, как это ни странно, тоже не оказалась запертой.
Химик призадумался.
Ознакомительная версия.
