приложил руку к ликвидации минского гетто, куда всех евреев согнали.
Майор невольно вспомнил Хану. А ведь там погибли ее родные. Кто знает, уж не Пан ли там принял участие?
— Георгий Павлович, а фотографий его не осталось, случаем?
— Фотографий? — Мужчина на несколько секунд задумался. — Вы знаете, если только на групповых снимках. Такие у нас несколько штук сохранились. Если подождете немного, я вам принесу.
— Конечно, подождем.
Кадровик скрылся за дверью. Капитан вздохнул.
— Гнида этот Пан, — сказал он.
— Согласен, — усмехнулся Николай. — Ему в отличие от Сани точно высшая мера светит. Даже без всех его последних подвигов.
— А настоящую фамилию узнать будет непросто. Если, как сказал кадровик, он ее в двадцатые годы сменил. Да еще приехал в Минск неизвестно откуда.
— Я тут надеюсь на коллег. Может, у них побольше сведений. Хотя в такой обстановке узнать что-то быстро будет непросто.
— Главное — получить фото. А там уж как возьмем Пана, все остальное и узнаем.
— Ой, Вася, сомневаюсь, что он кинется нам все чистосердечно и подробно рассказывать. Именно потому, что сам понимает, что его ждет, независимо от того, заговорит он или будет молчать. Ему даже три чистосердечных раскаяния не помогут.
— Здесь я надеюсь как минимум на Шишкина. Тот любого разговорит, не только Пана.
Дверь приоткрылась — вернулся Георгий Павлович. Он протянул офицерам довоенный снимок.
— Вот, — пояснил он. — Это отдел, в котором работал Герман. Все его сотрудники.
На групповой фотографии были запечатлены с десяток мужчин и женщин.
— И кто из них Новиков? — поинтересовался Коновалов.
— Вот он. — Мужчина указал на одного из присутствующих на снимке.
Николай и Василий впились в карточку глазами. Тот, кем они интересовались, оказался молодым мужчиной довольно приятной наружности, несмотря на слегка грубоватые, типично тевтонские черты лица.
— Спасибо, Георгий Павлович, — искренне поблагодарил кадровика капитан. — Вы не возражаете, если мы эту фотографию заберем с собой?
— Пожалуйста, — кивнул Георгий Павлович. — Можете забрать ее насовсем, если нужно. Если Герман виноват во всех этих преступлениях, он должен за них ответить.
Офицеры еще раз поблагодарили кадровика, попрощались и ушли. Теперь их путь лежал в отдел госбезопасности. Кочетов сдержал слово — позвонил, поэтому офицеров встретили и предоставили им всю необходимую информацию. Как они и ожидали, сведений о Пане оказалось не так уж много. Но в них он уже фигурировал под другой фамилией — Миллер, и были его фотографии. В руки сотрудников госбезопасности попали кое-какие данные о людях, служивших немцам, и было упоминание, что Миллер одно время жил под фамилией Новиков.
— Мне кажется, Миллер — это его настоящая фамилия, — задумчиво произнес Коновалов после прочитанных сведений.
— Вполне возможно, — согласился Рябцев. — Фамилия-то не наша, в смысле, не русская. Но это только догадки. Узнать его настоящую фамилию можно через ЗАГС. И то, возможно, только там, где он раньше жил. А это тоже пока неизвестно.
— Попробуем сделать запрос через Москву. В центральных органах могли остаться данные.
— Но это дело не быстрое.
— Знаю. Но, мне кажется, моя догадка верная. При советской власти он скрывал дворянское происхождение и настоящую фамилию, а тут немцы пришли, земляки, можно сказать. Тут можно и не скрывать, а наоборот — хвастаться.
— Ну, да, мол, истинный ариец и тому подобное.
— О чем и речь… Ладно, Вася, давай смотреть, что этот истинный ариец натворил.
Здесь ожидания офицеров тоже оправдались. Пан, конечно, не был жестоким садистом, как Оскар Дирлевангер или полицаи, зверствовавшие на Украине, но и на его руках тоже оказалась кровь. Убийства людей в гетто, арест евреев и коммунистов в Минске и расстрелы. Были показания выживших и свидетелей. Так что и без «подвигов» в Липене Новикова-Миллера ни один советский суд не оправдал бы.
— Вот тебе и скромный чиновник из горисполкома, — вздохнул Василий.
— А что самое обидное, — заметил Николай, — что таких, как этот Новиков, он же Пан, Миллер и кто еще там, не один и не два человека. И даже не десяток. Ладно, не любишь ты советскую власть, но людей-то зачем убивать?
— Я тоже этого не пойму, Коля. Как будто с ума люди сходят. От безнаказанности, что ли?
— Наверно. А давай, Вася, выпьем сегодня вечером, как приедем. А то у меня как-то на душе муторно стало.
— Давай. В принципе, сейчас закончим, и можно ехать обратно в Липень.
Офицеры покинули Минск уже вечером. На обратном пути с транспортом сложилось не так удачно — попутка нашлась, только когда они прошли треть пути. В Липень Рябцев и Коновалов вернулись уже затемно. Когда они вошли в квартиру, капитан первым делом постучался в комнату Ханы. Женщина открыла не сразу, видимо, уже легла спать. Она куталась в свою неизменную шаль и щурила сонные глаза.
— Добрый вечер, Хана, — улыбнулся Василий. — У вас все в порядке?
Хозяйка кивнула:
— Да, спасибо, все хорошо. Никто не беспокоил. Подполковник Кочетов из комендатуры приходил, сообщил, что за мной присматривают.
— Вот и славно. Извините, если разбудил вас.
— Ничего страшного. Спасибо вам за помощь и участие.
— Не за что. Доброй ночи, Хана.
— Доброй ночи.
Капитан прошел на кухню, где уже сидел Николай. На столе стояла бутылка коньяка, пара стопок и нарезанное крупными дольками яблоко на блюдечке.
— Лимона не хватает, — весело заметил Рябцев.
— Ну, чем богаты, тем и рады. Садись, Вася.
Капитан расположился за столом напротив. Майор разлил коньяк по стопкам.
— За что пьем? — спросил Василий.
Николай помолчал, держа в руке стопку.
— За все хорошее, — ответил наконец он. — Чтоб быстрее закончилась война. Чтобы смертей было меньше. И чтобы такие мрази, как Пан, не отравляли воздух и не топтали землю.
— Будем, — поддержал коллегу капитан.
Они чокнулись и выпили. Потом закусили яблоком. Коновалов почувствовал, как по телу пошло приятное тепло, которое словно бы смывало весь негатив сегодняшнего дня. Вместе с этим пришло некоторое облегчение. Будто в серый ненастный день неожиданно прекратился дождь, стих ветер и выглянуло солнце. Такое чувство было и у Николая. Они с Василием молча сидели за кухонным столом, но молчание было не тягостным.
— Вот так, Вася, — нарушил тишину майор. — Ехали ловить вражеских разведчиков, а напоролись на крупного фашистского недобитка.
— На нашей работе случается всякое, — пожал плечами капитан.
— Не спорю. Ты не передумал идти работать в милицию?
— Пока что нет. — Рябцев сделал паузу. — Может даже, здесь останусь. Оформлю все необходимые бумажки, да и останусь у Шишкина в опергруппе.
— Тоже неплохо, — одобрительно сказал Коновалов. Потом сделал паузу и спросил: — Не хочешь возвращаться в родные края?
Василий ответил не сразу. Он достал папиросу и
