– Привет, – сказал Шатов, войдя в комнату.
Они все снова сидели на тех же местах, что и прошлый раз. Это их привычные места на собраниях. Для Шатова оставлен стул в фокусе полукруга, которым расположился Замок. Надо полагать, в полном составе.
Шатов спокойно взял стул и поставил его в сторону, так, чтобы оказаться на одном уровне с левофланговым Андреем Валентиновичем.
Тот недовольно повел головой, но ничего не сказал.
– Я пришел, – сообщил Шатов. – Готов пообщаться с Замком. Хотя, если честно, будь моя воля…
– Не будет вашей воли, – желчно произнес директор школы.
– Вы не можете мне простить срыва учебного процесса? – улыбнулся Шатов.
Это довольно просто – улыбаться вот так широко и нагло. Нужно просто раздвинуть губы, словно вы собираетесь вцепиться кому-нибудь в глотку и демонстрируете зубы перед броском. Глаза при этом вовсе не обязательно делать добрыми. И не обязательно скрывать, что каждого из этих подонков ты готов убить собственными руками. Каждого. И даже даму. В этом смысле, Шатов за равноправие полов.
– Мы не собираемся с вами пререкаться, – заговорил хорошо поставленным голосом Звонарев, – мы хотим предложить вам…
– Давайте определимся сразу, – Шатов оставил усмешку на лице, но заговорил серьезно и резко, – Драконом, или Охотником, или еще кем-нибудь из вашей обоймы я не буду. И разговариваю я с вами только потому, что после вчерашней ночи боюсь, что за мои за ошибки снова будут расплачиваться другие люди.
– Я же вам говорила! – сказала Елена.
– Ты, сука, пасть закрой, – Шатов сплюнул на ковер, – я еще не закончил говорить. Поняла?
Щеки Елены вспыхнули, она оглянулась на Звонарева и перевела взгляд на Андрея Валентиновича, но те промолчали, промолчала и она.
– Если у меня будет хоть малейший шанс, я попытаюсь угробить вас всех. Это чтобы мы могли разговаривать честно. В ваши игры по построению империи я играть не желаю. И торговаться с вами – не стану. Я уже пересек черту. Все, я уже не способен вести политические дискуссии. И врать я тоже не собираюсь. Не стоите вы того, чтобы вам врать…
– А вчера вы нам соврали, – заметил Андрей Валентинович.
– Вчера? И не думал.
– Соврали. Вы сказали, что Замок дал вам разрешение. Через компьютер…
– Дал. Не нужно тут пытаться меня снова запутать…
– Извините, Евгений Сергеевич, но вчера все мы связались с Замком и получили однозначный ответ – с вами связи не было.
– Стойте, – неуверенно засмеялся Шатов. – Во-первых, я действительно общался с Замком через компьютер, что бы вы там сейчас не лепетали. Во-вторых, я что-то не понял, как это вы общались с Замком, если вы и есть Замок. Как там вы сказали, Дмитрий Петрович? Коллегиальный орган?
– Понимаете, господин Шатов, Замок – это не просто коллегиальный орган, – Дмитрий Петрович говорил уверенно, словно демонстрируя полное спокойствие. – Это несколько более сложное образование. Мы все равны при обсуждении, но среди нас есть один, который может принимать решения самостоятельно.
– Это как?
– Очень просто. Нас шестеро… Нас сейчас шестеро и для принятия решения, для его обсуждения, мы собираемся и разговариваем, выдвигаем предложения и идеи. Потом, через некоторое время, в компьютер каждого из нас сбрасывается решение. Его принимает один из нас…
– Кто?
– Ну… – Дмитрий Петрович замялся. – Это знает только тот, кто принимает это решение.
– И вы не знаете, получается, кто тут у вас главный? – Шатов засмеялся. – И кто же назначил этого главного? Среди вас, вершителей судеб всего человечества? Что, есть кто-то сверху? Император? Тот, кто дал вам первоначальный капитал и разрешил действовать? Я прав? Нет? Господа!
Господа переглянулись.
Директор школы потянулся к столу за стаканом с водой.
– Так вы тоже входите в структуру подчинения? В пирамиду вассалитета? Это вы так придумали, писатель? – Шатов наклонился, чтобы лучше видеть выражение лица Дмитрия Петровича.
– Это я так придумал, – кивнул Дмитрий Петрович.
– Вас, значит, собрали, наделили властью, не самых лучших выбрали, а таких, кто справится с ролью блокфюрера… Извините, лагерьфюрера. Могу поспорить, что вы – далеко не первый состав Замка.
– Не первый, – сказал Дмитрий Петрович.
– Вы старейшина… – Шатов откровенно развлекался, тыча пальцами во всех присутствующих, – а вы сменили не справившихся.
– И тех, кто погиб на посту, – легко поддержал Шатова Дмитрий Петрович.
– Как Дракон?
– Нет, не совсем. Понимаете, мы никогда точно не знаем, кто из нас принимает решение, и кто поддерживает связь с, как вы выразились, императором… Но у каждого из нас есть возможность…
– Может, не нужно об этом? – недовольным тоном осведомилась Елена. – Почему мы должны перед ним отчитываться?
– А вы проголосуйте, – посоветовал Шатов. – Вас тут как раз шестеро, может получиться неплохая ничья.
Игорь молча играл желваками, Андрей Валентинович собрался что-то сказать, но потом просто махнул рукой.
– Ничего, говорите, – сказал Звонарев. – Он должен знать все, прежде чем примет решение.
Шатов встал и поклонился:
– Премного благодарен, барин.
– Не ерничайте, Шатов, вам это не идет.
– А это мое дело, вы же знали, кого приглашали. Я, ко всем моим недостаткам, еще не хочу в вашу счастливую жизнь и убивать людей мне совсем не нравится. Правда, в вашем случае… но об этом я, кажется, уже говорил. Так что, продолжайте, писатель.
– Спасибо за разрешение, – сгусток иронии и сарказма легко спорхнул с губ Дмитрия Петровича и повис посреди комнаты. – Только один из нас знает, кто именно принимает решение и поддерживает связь с императором.
– Тот, кто поддерживает связь, – сказал Шатов.
– Тот, кто поддерживает связь, – кивнул Дмитрий Петрович. – И еще сам император.
– И что это вам дает? Император может снять этого предводителя?
– В принципе, может. Это входит в условия существования замка. Но в условия входит еще и то, что любой из нас, вычислив того, кто принимает решения, может его устранить.
– Мягко так выражаетесь, – оценил Шатов. – Устранить. Пасть порвать, моргала выколоть…
– Хорошо, – согласился Дмитрий Петрович, – убить и занять его место.
– Да, – Шатов толкнул в плечо Андрея Валентиновича, – тут есть, где разгуляться, если с фантазией.
Андрей Валентинович молча отвернулся.
– Нет, почему, – Шатов обвел всех присутствующих веселым взглядом, – перемочить всех, подсыпать, скажем, в обед порошок, и привет, вы единственный, а, значит, главный.
– Не получится, – спокойно возразил Дмитрий Петрович, – если кто-то убил не принимающего решение, а другого…
– Ошибся, типа, – сочувственно произнес Шатов.
– Я не могу этого больше терпеть! – воскликнула Елена.
– Ты еще скажи, что у тебя мигрень разыгралась, мадам, – отрезал Шатов и кивнул Дмитрию Петровичу, – а вы продолжайте.
– А продолжать, в общем, и нечего. Провинившийся – умирает.
– И могу поспорить, что вы сами его устраняете. Император сбрасывает вам в компьютеры информацию, и… Веселая у вас компания. А если убил правильно, то император приветствует и поддерживает отношения с победителем, подыскивая одновременно, кандидата на освободившееся место, – Шатов похлопал в ладоши. – Так вы сами себе крестьяне, вассалы, сюзерены и варвары. Образцово-показательный террариум с серпентарием пополам! Молодцы! Давайте все вместе проскандируем это. Молодцы, молодцы!
Шатов дурачился, а в душе медленно перекатывались, громыхая, глыбы льда. Они с ним очень откровенны, эти красавцы. Очень. И не скрывают этого. Значит, больше люфта по времени у Шатова нет. Нет. И можно сколько угодно демонстрировать свою независимость, но песок из часов уже высыпается. И водичка из водяных часов… Как их там называли древние? Клепсидра. Так вот, и из клепсидры водичка уже почти вся вытекла.
И не исключено, что в ближайшее время ты станешь самым информированным покойником, Евгений Шатов. Тебе как такая перспектива?
– Извините, Андрей Валентинович, – спохватился Шатов, – я что-то задумался и пропустил ваши последние слова.
– Я повторю, – явно с трудом сдерживая эмоции, процедил сосед Шатова справа. – Никто из нас, и тем более император, вам такого разрешения не давал.
– Какого разре… А, вы все о клубе… – протянул Шатов. – Это вы сами разбирайтесь, милые мои. Может, это кто-то из вас решил свинью подложить начальству. А потом посмотреть на реакцию, выявить несчастного и прирезать его ночью. Нет? Сами решайте, у меня по этому поводу с вами ругаться, желания нет. И если вы меня вызвали на суд только, чтобы уличить во лжи… Я тогда пойду, пожалуй.
