– И ничего не хочешь у нас спросить? – подал голос, молчавший до этого Игорь.
– Про что? Про то, в чьем доме живу? В доме Дракона. Его, кстати, действительно до разборки со мной звали Охотником? – Шатов затаил дыхание, обреченно понимая, что да, что Охотником звали Дракона первоначально.
– Охотником, – коротко ответил Звонарев.
– Еще что я могу у вас спросить? Когда меня отсюда выпустят? – Шатов встал. – Я знаю точный ответ. Тогда, когда я сам решу отсюда уйти. Не верите? Подумайте сами. В любой момент, когда захочу. И именно потому, что я Охотник. Вы, ублюдки, Замок, вы даже друг от друга прячетесь, хотя страстно желаете повелевать целой страной, если уж не получится всем миром. Вы готовите этих пацанов и девчонок ко всему, учите их убивать, насиловать, учите трахаться без любви, и трахать без желания. Вы хотите, чтобы они проросли и подарили вам власть… А император этого хочет? Вы не боитесь, что у вашего таинственного Императора есть другие планы? И ты, лучше всех спрятавшийся, уверен, что Император не высветит на мониторе у кого-нибудь из твоих злейших друзей твое имя? Уверен?
Сидящие за столом молчали, на взгляд Шатова не ответил никто.
– А вы решили меня учить. Решили сделать из меня сумасшедшего! Какие вы наивные, блин. Я не знаю, что вы хотите из меня сделать к выпускному вечеру, но запомните одно. Ваши живые роботы уже знают, что был и пока еще есть такой Евгений Шатов, который, сука, не стал играть в ваши добрые игры. Что Охотник не стал охотится для вас, что при выборе между властью и совестью… Извините, что использую незнакомые для вас слова. При выборе между властью и совестью, человек может выбрать совесть, зная, что к власти прилагается еще и премия – жизнь. Так что, господа Замок, захотите поговорить со мной о чем-нибудь серьезном – пожалуйста, я, так и быть, приду на ваше собрание. А слушать ваш треп о моем якобы обмане… Пока, господа хорошие…
Шатов открыл дверь, замешкался на пороге. Если они хотят выстрелить, то могут это сделать сейчас. Пожалуйста. Шатов расправил плечи, хотя все внутри требовали, чтобы он попытался спрятаться или броситься бежать.
Стоять, прикрикнул на себя Шатов. Стоять.
– Шатов, – сзади раздался вместо выстрела голос Звонарева.
– Что? – не оборачиваясь, спросил Шатов.
– На столе у вас в кабинете лежит папка. Посмотрите ее, пожалуйста. Только…
– Там что, проект нашего с вами брачного контракта? – все также, стоя на пороге спиной ко всем, спросил Шатов.
– Нет, не проект. Прочтите все, что там лежит спокойно. Самое главное – спокойно. Даже решите поначалу, что это мы вас обманываем. Дайте себе такую установку, что мы снова врем, и внимательно проанализируйте, все, что там найдете. А потом сделайте выводы. И вы поймете, почему вы оказались здесь. И почему мы затеяли с вами ту нелепую игру в сумасшествие…
– Вот даже как, – Шатов обернулся к сидящим.
– Именно так, – Звонарев говорил очень серьезно, а все остальные так же серьезно его слушали.
И очень серьезно смотрели на Шатова.
– Вам понадобятся все ваши силы. Пожалуйста, – и просительные интонации в голосе Звонарева были совершенно искренними, – пожалуйста, не предпринимайте ничего, пока не поговорите с нами. Не захотите со всеми, поговорите с любым из нас.
– Как-то вы меня пугаете, – неуверенно усмехнулся Шатов, с ужасом осознавая, что все действительно слишком серьезно, что в папке, которая ждет его на столе и вправду может быть что-то страшное.
– Мы не пугаем. Вы можете нам не верить, но в данном случае наши интересы совпадают с вашими. Можете мне не верить – прочтите документы в папке. Выводы сделаете потом. Прочтите. Прочтите и обдумайте.
Шатов молча вышел из дома и спустился по ступенькам вниз, в траву.
Все-таки, последнее слово осталось за ними. За этими симпатичными пауками, весело живущими в комфортабельной банке. Они умудрились сбить его боевое настроение. Талантливые ребята. Очень талантливые мальчики и девочки. Одна девочка.
Что именно может быть в той папке?
Чего гадать? Можно просто сбегать в кабинет, схватить папку и прочитать, сделав себе установку на то, что там все неправда. Доктор, во всяком случае, советовал. И обещал доктор, что Шатову станет понятно все с ним происходившее. Станет совершенно понятно. И он все поймет и даже, может, простит этих добрых и ласковых ребят. И поймет, что у них много общего.
Среди них не может быть его близких родственников? Как в индийском кино. Папа Дима, братики и сестричка с лицом валютной проститутки. Влейся в семью, Женя, ты ведь единственный выживший наследник империи Великих Моголов! Тебе предназначено самой судьбой основать новую империю под именем Евгений Великолепный! Шатов потрогал шрам на щеке. Евгением Корявым, мать вашу.
Чего топчешься, Женя? Чего не идешь в дом, в кабинет? Там тебя ждет замечательное чтение.
Не хочется. Ничего особо веселого там явно быть не может. Не может.
Шатов потер руки. Он думал, что, выступая перед изумленной публикой с обличениями, он достиг уже предела своего организма по выработке адреналина. Как же, как же!
То был просто ручеек, жалкая струйка из клизмы. Сейчас в голове начинал гудеть водопад из адреналина. Стоит сжать зубы, и адреналин брызнет во все стороны. Цвиркнет, как говаривал их ротный старшина.
И совершенно не понятно, отчего такое волнение. От того, что так серьезен был Звонарев? Так это его проблемы. От того, что так настойчиво он просил, не требовал, а именно просил Шатова хотя бы дочитать документы до конца, а потом поговорить хоть с кем-нибудь из них.
Что же там они ему приготовили?
Шатов поднялся по ступенькам на крыльцо, открыл дверь. Люстра снова горит. В спальне никого нет, в ванной и туалете – тоже.
Посмотрел? Еще на кухню взгляни, Женя, это здорово помогает тебе тянуть время, как маленькому мальчику тянуть время перед отходом ко сну. Иди в кабинет, иначе твой страх сожрет тебя заживо.
– Привет, Светлана, – сказал Шатов.
– Ой, – девушка вскочила с кресла возле стола. – Я тут немного поиграла.
– Империя, – констатировал Шатов, заглянув в монитор. – Любимая игра?
– Да, у нас даже чемпионат по ней проходил в школе.
– И ты победила?
– Нет, у нас оказался чемпионом тот паренек, с которым я вас знакомила в клубе.
– Их там было много.
– Первый, ваш тезка, – Светлана несколько раз щелкнула мышкой, выходя из игры. – Выключать компьютер?
– Пусть работает, – махнул рукой Шатов.
– Я возьму книжку, почитаю в гостиной? – спросила Светлана.
– Возьми, а я почитаю папочку. Где, кстати, она?
– Ваша папка? – каким-то больным голосом спросила Светлана.
– Да, мне сказали, что на столе…
– Вот она, – Светлана открыла ящик стола. – Ее занесла Галя, а я…
– Хорошо-хорошо, – рассеяно ответил Шатов, беря в руки папку.
– Я в гостиной посижу, – сказала еле слышно Светлана.
– Хорошо, сиди, где хочешь, – Шатов сел в кресло и положил папку на стол перед собой, отодвинув в сторону клавиатуру компьютера.
– Если что – позовите, – Светлана осторожно прикоснулась к его плечу.
– Если что? – обернулся Шатов.
В глазах Светланы, кажется, дрожала слеза.
– Если будет нужно. В любую секунду, – Светлана отвернулась и выбежала из комнаты, так и не взяв книгу.
Папка. Достаточно дешевое картонное вместилище для бумаг. Не новое. Такое впечатление, что папку открывали неоднократно, и не всегда аккуратно над ней ели что-то жирное. Уголки заломились, коричневая обложка приобрела буроватый, потертый оттенок.
Евгений Сергеевич Шатов, было написано посередине обложки. Даты, когда оно было заведено, это личное дело Евгения Шатова, не было. Не было также даты рождения, и, слава богу, кончины.
В правом верхнем углу стояла какая-то пометка, еле заметная надпись карандашом. Шатов присмотрелся и с трудом прочитал: «В архив». Но потом кто-то эту надпись попытался стереть. И еще кто-то написал внизу зеленым фломастером несколько слов. Теперь зарисованных тем же фломастером.
Но не слишком тщательно, так что, всмотревшись, Шатов смог разобрать надпись. Убийца Драконов, было написано в низу папки. Кто-то закрасил эту надпись, и таким же фломастером написал: «Сволочь» и снабдил это заявление тремя восклицательными знаками.
И снова кто-то закрасил эту надпись, не добавляя больше ничего, словно подведя итог конфликту. Так что, сразу бросались в глаза имя и фамилия Шатова и яркая красная надпись, которую никто и не пытался ни зачеркнуть, ни стереть.
Красным по бурому. Как свежей кровью, по драконьей шкуре.
Охотник.
Странное это ощущение – читать свое досье. Читать то, что другие собрали о тебе, подглядели через твое плечо, услышали от тебя… Читать о том, что ты уже давно забыл и то, о чем ты даже и не помнил никогда.