— ?!
— Пакетики с мышьяком и цианистым калием! Как вам нравится?
— Неужели?
— Представляете?! Эта мерзавка стоит передо мной и нагло утверждает, что она экспериментировала с различными составами для опрыскивания своих цветов и что они — вот ее слова — «содержат сильнодействующие активные ингредиенты». Мышьяк она купила. Цианистый калий раздобыла в лаборатории мужа. Она давно использует их для борьбы с вредителями, а теперь, понимаете, испугалась, как бы эти яды не вызвали кое у кого подозрения. Так и заявила: в данных обстоятельствах лучше избавиться от всего этого.
— Как же вы поступили?
— Вы скажете, что мне самое время обратиться к психиатру, но тем не менее я поверила. Она так спокойно и просто говорила, что я не могла ей не поверить. Мне даже стало жаль ее. Я принялась утешать Мирну и сказала, что не могу понять, как она не сделалась истеричкой после всего... Так вот, я обняла ее, и мы вернулись в дом. Я поднялась к себе и едва заснула, как раздался стук в дверь. Это пришла экономка. Она сообщила, что в доме полицейский, который немедленно хочет нас видеть по делу исключительной важности.
— И в чем заключалось это дело исключительной важности?
— В лаборатории установили, что в трупе Горти содержится мышьяк, и окружной прокурор хотел бы допросить Мирну.
— Так, так, продолжайте.
— Таким образом Мирна оказалась у окружного прокурора.
— А вы?
— Со мной ничего не сделали. Только спросили, как долго я нахожусь в доме. Я ответила. Мне задали еще несколько вопросов и оставили меня в покое, а Мирну повезли на допрос.
— Как реагировала Мирна?
— Как обычно. Спокойно и тихо. Даже не повысила голоса. Лишь сказала, что будет рада помочь следствию, хотя ей хочется спать, поскольку она всю ночь провела на ногах у постели заболевшего мужа.
— Что было дальше?
— Почем я знаю. Ее увезли. И я стала размышлять. Припомнила, что Эд Давенпорт взял с собой шоколадные конфеты. Вы знаете, мистер Мейсон, она сама говорила мне, что положила их ему в сумку. Говорила, что он такой беспомощный, совершенно не умеет укладывать одежду и все такое.
— Здесь нет ничего необычного. Почти все жены занимаются этим.
— Я знаю, но это означает, что именно она положила те конфеты. После ее ухода я стала их искать. Я только хотела убедиться и...
— Что вы искали?
— О, то, что могло бы мне помочь.
— Вы отправились в ее комнату?
— Э... да.
— Что же вы нашли?
— Я нашла в комоде коробку с конфетами, похожую на ту, которую Эд Давенпорт брал с собой, отправляясь в поездку, — вишня в шоколаде. Она сама неравнодушна к сладкому. У нас в жилой комнате лежали две такие коробки, и Мирна как-то предлагала их мне. Я взяла две конфеты, не больше, — приходится следить за фигурой. Однако вы понимаете, что это значит. В свете последних событий. О, Боже! Она ведь могла отравить и меня! Нет! Это сама судьба указала, чтобы я взяла неотравленные конфеты. Представляете! Даже предлагала взять еще. Мне тогда показалось подозрительным, с какой это стати она проявляет такую настойчивость, и вот, оглядываясь назад, понимаю, что эта мерзавка с самого начала обманывала меня. Я даже начинаю припоминать вещи, которые раньше мне казались незначительными, сейчас все становится на свое место. Это самая настоящая Лукреция Борджиа. У нее на уме одно — как бы кого отравить или убить!
Мейсон ненадолго задумался, потом произнес:
— Разрешите задать вам несколько вопросов. Насколько я понимаю, вы с миссис Давенпорт, будучи в Кремптоне, все время находились вместе. Вы...
— О, нет, это не правда. Она оставалась с глазу на глаз с Эдом, когда я ходила принимать душ. Потом еще раз, после того, как доктор сообщил о смерти Эда и запер дверь, а я пошла звонить вам. Да-да, я припоминаю, что она разговаривала с каким-то мужчиной, когда я возвращалась. Тогда я не придала этому значения, поскольку подумала, что кто-то из соседей пришел выразить ей свое сочувствие, но теперь уверена — это был ее сообщник. Он, вероятно, потом проник в кабину через окно, надел пижаму Эда и выкрал тело Давенпорта, спрятав его в своей машине. Затем вернулся в кабину, выждал, когда во дворе появился свидетель, снова вылез через окно, сел в машину и был таков.
— Ваши чувства резко изменились. Почему?
— О, разумеется, они изменились. А почему они не должны измениться? Я прозрела, мистер Мейсон.
— Спасибо вам большое за все, что вы рассказали.
— Что вы собираетесь делать?
— Пока не знаю.
— Зато я знаю, что мне делать. Я собираюсь смыть это позорное пятно. Я собираюсь защищать свое доброе имя и свою репутацию.
— Понятно. Надо думать, вы также собираетесь обратиться в полицию?
— Я не собираюсь обращаться в полицию, но, уверяю вас, я не собираюсь и скрываться, когда она заявится сюда.
— А что вы сообщите им обо мне?
— Вы имеете в виду поездку в Парадиз и это письмо?
Мейсон молча кивнул головой. Ее глаза стали колючими.
— Я собираюсь рассказывать все, — безапелляционным тоном заявила она.
— Я так и думал, — сухо заметил Мейсон.
— По-моему, вы не очень-то стремитесь к сотрудничеству, мистер Мейсон.
— Я адвокат и сотрудничаю только со своими клиентами.
— Своими клиентами! Вы хотите сказать, что будете защищать эту женщину даже после всего того, что она натворила. Подумайте, в какое положение она вас поставила. Как она обманывала вас и...
— Я собираюсь защищать ее, — твердо произнес Мейсон. — По крайней мере, я добьюсь, чтобы ей была предоставлена возможность быть выслушанной в суде, и если ее признают виновной, то только законным путем.
— Ну что же, на свете полно дураков, — резко ответила Сара Ансел. Она встала со стула, сердито взглянула на Мейсона и бросила:
— Я могла бы давно сообразить, что только теряю с вами время.
С этими словами она повернулась и направилась к выходу. Дернула на себя дверь, оглянулась через плечо и произнесла:
— А я-то еще пыталась помочь вам. Мейсон спокойно проследил, как за нею закрылась дверь, и, обращаясь к Делле Стрит, заметил:
— Вот что происходит, когда адвокат принимает на веру очевидное.
— Что вы имеете в виду?
— Все, что клиент сообщает своему адвокату, носит конфиденциальный характер. Секретарь адвоката может присутствовать при их разговоре, и конфиденциальность такого разговора будет обеспечена. Как того требует закон. Но когда при их разговоре присутствует третье, постороннее лицо, она перестает быть конфиденциальной.
— Но, Боже праведный, шеф, ведь эта женщина была с ней, она привела ее с собой и...
— Я помню. В то время миссис Давенпорт считала, что Сара Ансел только помогает ей. Но я ведь адвокат. Я должен был настоять на том, чтобы разговор о письме велся наедине с миссис Давенпорт.
— В противном случае?
— В противном случае, это уже не конфиденциальный разговор.
— Вы хотите сказать, что уже невозможно уйти от ответов на вопросы, связанным с ним?
— Нет, возможно, но когда эти вопросы будут задавать соответствующие лица в соответствующем месте и в соответствующих обстоятельствах.
— А пока?
— А пока, — ответил Мейсон, — я, черт возьми, не пророню ни слова.
— Хм... а как же быть с прокурором их округа Батт? — не унималась Делла Стрит.
— Q, обязательно переговорим с ним. Скажи телефонистке, что я жду его звонка.
Делла Стрит тут же сняла трубку и через несколько секунд кивком пригласила Перри Мейсона к телефону.
— Перри Мейсон слушает.
Голос, раздавшийся в трубке, звучал несколько натянуто, словно человек пытался скрыть свою неуверенность за чрезмерной решимостью.
— Это Джонатан Холдер, мистер Мейсон. Я окружной прокурор Батта и хочу задать вам и вашему секретарю несколько вопросов по поводу вашего визита в Парадиз.
— Пожалуйста, — равнодушно ответил Мейсон. — Очень рад познакомиться с вами, мистер Холдер, даже по телефону, хотя я не понимаю, чем вас могло заинтересовать такое тривиальное, на мой взгляд, дело.
— Оно не такое уж тривиальное. Смотря как на него взглянуть, — продолжал Холдер с той же решимостью. — У меня достаточно оснований, чтобы передать это дело на рассмотрение Большого жюри и...
— Какое дело? — еще больше удивился Мейсон.
— Дело, связанное с вашим визитом в наш город и с тем, что вы здесь натворили...
— Помилуйте, коллега, — непринужденно прервал того Мейсон, словно говорил со старым другом, — если вы так интересуетесь нашим визитом в ваш округ, мы будем только рады ответить на все ваши вопросы. К чему Большое жюри, повестки в суд и прочие юридические формальности...
— Ну что же, очень рад это слышать, — произнес Холдер уже более спокойным и естественным тоном. — У меня, наверное, сложилось о вас не правильное представление. Тут у нас поговаривают, что вы очень ловкий и изобретательный адвокат, вот я и подумал, что если вы откажетесь отвечать, придется пойти на крайнее средство, даже выписать ордер на ваш арест.
