– Ваша честь, – запротестовал Хэмилтон Бергер, – я возражаю против подобной реплики.
– Я считаю, что свидетель может ответить на этот вопрос, – сказал судья Моран. – Отвечайте на вопрос, мистер Ричи.
– Я... мне кажется, что нет. Я... просто я не могу припомнить.
– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – У меня все. Я прошу приобщить план квартир к числу вещественных доказательств. А сейчас, насколько я понял, место в свидетельской ложе снова занимает мисс Этель Билан.
Ричи покинул зал, а его место снова заняла Этель Билан. Она поудобнее устроилась в кресле и взглянула на Мейсона, как бы говоря: вот и прекрасно, теперь задавайте свои вопросы, посмотрим, что из этого выйдет.
– Вы абсолютно убеждены в том, что у подзащитной был револьвер в то время, когда она жила у вас?
– Абсолютно.
– Калибра ноль тридцать восемь?
– Да.
– Скажите, каких калибров еще бывают револьверы? – спросил Мейсон.
– Каких... я... откуда мне знать, я не эксперт. Я не знаю.
– Что значит «калибра ноль тридцать восемь»? – снова задал вопрос Мейсон. – Что означает эта цифра?
– Это одна из характеристик оружия.
– Вы совершенно правы, – согласился Мейсон, – но что она характеризует? Что такое «калибр»?
– По-моему, это связано с весом пули, не так ли?
– Иными словами, более длинная и тонкая пуля имеет отношение к большему калибру, чем короткая и толстая, если весит больше, так?
– О, ваша честь, – взмолился Бергер, – я протестую против попыток защиты ввести свидетеля в заблуждение. Это противоречит правилам ведения перекрестного допроса. Ведь свидетель не является специалистом в этой области и...
– Протест не принят, – резко возразил судья Моран. – Свидетельница охарактеризовала оружие, принадлежащее подзащитной, как револьвер калибра ноль тридцать восемь. Значит, защита имеет право выяснить, что она подразумевает под этим понятием.
– Продолжим, – сказал Мейсон, обращаясь к свидетельнице. – Отвечайте на вопрос.
– Ну, конечно если пуля... если длинная тонкая пуля весит больше... конечно, она большего калибра...
– Значит, когда вы сказали, что револьвер был калибра ноль тридцать восемь, вы имели в виду, что он стрелял пулями большего веса? Я правильно вас понял?
– Боже мой, ваша честь, ведь это же всего лишь факты, а не улики, – воскликнул прокурор. – Это же не допрос. Это введение свидетельницы в заблуждение!
– Протест отклоняется, – раздраженно бросил судья Моран. – Свидетельница, отвечайте на поставленный вопрос.
Было видно, что Этель Билан не знала, как поступить. Она просительно посмотрела на прокурора, затем нерешительно ответила:
– Да, сэр. Я это имела в виду.
– Вы имели в ввиду, что вес пули был равен тридцати восьми гранам?
– Да, думаю, что так. Да, сэр.
– Значит, вы точно не знаете, какого калибра был револьвер?
– Ведь здесь уже говорилось, что револьвер был калибра ноль тридцать восемь, – ответила свидетельница, окончательно смешавшись.
– Это не важно, кто что говорил, – заметил Мейсон. – Важно то, что вы не даете отчета своим словам! Понимаете ли вы, о чем говорите?
– Ну, как вам сказать... честно говоря, у меня смутное представление о том, что такое калибр.
– Таким образом, вы точно не знаете, какого калибра оружие было у подзащитной?
– Если вы ставите вопрос именно так, то да, я не знала этого, – выпалила свидетельница.
Мейсон сказал:
– Да, я именно так ставлю вопрос. А теперь посмотрим, намного ли лучше ваша память по сравнению с мистером Уэбли Ричи. Помните ли вы день, когда мистер Ричи позвонил вам по телефону и сказал, что, адвокат Перри Мейсон находится в вестибюле, что он задает вопросы и наводит справки о Сюзанне Гренджер, очень возможно, что-то подозревает и что он, Ричи отделался от Мейсона? Очевидно, он выразил свою мысль не такими точно словами, но я пересказываю общую мысль, чтобы восстановить в вашей памяти тот день. Вы помните обстоятельства, при которых происходил этот разговор?
Этель Билан гордо вскинула голову. Ее подбородок слегка подался вперед. На какой-то миг в глазах сверкнул вызов. Но, встретившись с пристальным взглядом Мейсона и увидев гранитно-непроницаемые черты его лица, она отвела взгляд и ответила:
– Да, я помню.
– Вы помните день и час этого разговора?
– Да, это было семнадцатого августа около полудня. Точный час я не помню.
– Во всяком случае, вы можете сопоставить его со временем моего звонка к вам, – сказал Мейсон. – Я позвонил вам сразу же после того разговора, не так ли?
– Пусть так. Ричи позвонил мне и сказал примерно то, о чем вы говорили...
– В каких отношениях вы находитесь с мистером Ричи? – задал новый вопрос Мейсон.
– Ваша честь, я протестую! Вопрос несущественный, не относящийся к делу и неправомерный!
Судья Моран какой-то момент колебался, по затем сказал:
– Протест принят.
Мейсон, не скрывая своего удивления и возмущения этим решением, сел в кресло и, обернувшись к Делле, сказал тихо:
– Все в порядке. Мне хотелось дать им почувствовать, что именно в этом кроется нечто важное и здесь кое-что скрывают. Я думаю, что сейчас именно тот самый момент. А шепнул тебе все это для того, чтобы им показалось, будто мы готовимся к атаке.
Делла понимающе кивала в знак согласия.
– Я сейчас попрошу тебя сделать мрачное лицо и как можно значительнее кивнуть головой.
Делла в точности выполнила указание Мейсона.
Адвокат вздохнул с показным видом и сделал рукой легкий, разочарованный жест, произнеся при этом:
– Ваша честь, я полагал, что этот момент играет решающую роль для моей подзащитной. – Он снова взглянул сверху вниз на Деллу Стрит, пожал плечами и добавил: – Ну что ж, если таково решение суда, то я подчиняюсь, у меня нет больше вопросов.
– Суд не собирается запретить вам продолжать перекрестный допрос, – возразил вдруг судья Моран, которому показалось, что Мейсон готовит ему ловушку, которая может привести к судебной ошибке. – Вам предоставляется право задать вопрос в иной форме.
– Благодарю, ваша честь. Тогда мой вопрос будет следующим: «мисс Билан, рассказывали ли вы мистеру Ричи о вашем договоре с подзащитной? Отвечайте на вопрос, свидетельница.
– Пожалуй, да, в какой-то степени.
– Это он порекомендовал вам принять предложение?
– Да.
– У меня все, ваша честь, – сказал Мейсон.
– У меня тоже все, – бросил Бергер.
Этель Билан покинула ложу и уже направлялась к выходу из зала, как вдруг Бергер поспешно вскочил с места и, сделав вид, что ему в самый последний момент пришла на память ускользнувшая мысль, воскликнул:
– Простите, ваша честь! У меня еще есть вопрос. Прошу суд и защиту извинить меня. Я совсем упустил из виду одну вещь. Скажите, – обратился Бергер к свидетельнице, – вы не заметили у подзащитной каких либо других предметов, представляющих особую ценность?
– Да.
– Что именно?
– У нее было много драгоценных камней.
– Как вы сказали7 Драгоценных камней? – В голосе прокурора послышалась радость.
– Совершенно верно.
Присяжные, все как один, подались вперед и теперь внимательно вслушиваясь в каждый ответ свидетельницы.
– Где вы находились, когда увидели их?
– Я собралась войти в ванную, дверь же в комнату Элеонор была слегка приоткрыта. Я тихо подошла и увидена расстеленный на кровати кусок ткани, на котором лежала целая горсть камней. Элеонор стояла на коленях спиной ко мне и считала эти камни. Затем я тихо прикрыла дверь и ушла.
– Вам известно, где они сейчас?
– Нет, сэр.
– Однако вы видели их у подзащитной?
– Да, сэр.
– Значит, вы полагаете, что эти камни находились среди вещей, переданных Перри Мейсону?
– Возражаю, ваша честь! В вопросе содержится не очевидный факт, а предположение, а потому считаю его неправомерным, – заявил Мейсон.
– Возражение принято.
– Тогда прошу задавать вопросы, – недовольным голосом произнес Бергер.
Мейсон некоторое время размышлял, затеи сказал тихо сидящей рядом Делле:
– Здесь явная ловушка, Делла. Но мне все же хотелось бы узнать, в чем она заключается.
Он медленно поднялся со своего места, подошел к углу стола и пристально посмотрел на свидетельницу.
– Итак, вы стояли в дверях комнаты? – спросил он Этель Билан.
– Да.
– И видели драгоценные камни на кровати?
– Да.
– Какое расстояние было между вами и кроватью?
– Примерно футов десять.
– И вы заметили, что это были драгоценные камни?
– Да.
– Какие это были камни?
– Бриллианты, изумруды и несколько рубинов.
– Сколько у вас было по-настоящему ценных бриллиантов?
Свидетельница потупила взор.
– Так сколько же? – настаивал Мейсон.
– Ни одного, – призналась она.
– Сколько у вас было настоящих рубинов?
– Один. Я хочу сказать, что мне его подарили. Я... мне кажется, он был настоящим.
