– Буду нем как рыба.
– В нашем справочном отделе о нем нет ни слова. Я как-то заглянул туда при случае, когда он подарил военно-морскому флоту свою яхту. Никакой информации, что странно: ведь парень раздает яхты и владеет самым высоким холмом в Уэстчестере. Так как же насчет твоей работы?
– Забудь. И думать об этом не стану. Я-то полагал, что у него все еще есть яхта.
Я решил замять эту тему. Если настанет время, когда Вульфу придется тайком покинуть свое жилище и искать укрытия, не хочу, чтобы в этом повинен был я.
Кремер прибыл вскоре после одиннадцати. Смотрел невесело, как и я. Когда он являлся, бывало, чтобы порвать Вульфа на клочки, или угрожал вытащить его из дому в участок либо прислать наряд полицейских с ордером, подписанным судьей, глаза у него горели, а походка была пружинистой.
На сей раз он так пригорюнился, что даже позволил мне повесить его пальто и шляпу. Но когда вошел в кабинет, плечи расправил у меня на глазах. Он привык входить в эту комнату в воинственном настроении, так что сделал это автоматически. Буркнув приветствие, Кремер уселся и спросил:
– Что на этот раз?
Вульф поджал губы и с минуту смотрел на инспектора, потом изрек:
– Вы знаете, мистер Кремер, сдается мне, что я болван. Прочитав три недели назад в газете о смерти мистера Орчарда, я должен был сразу догадаться, почему люди платили ему десять долларов в неделю. Я имею в виду не просто шантаж – это как раз лежало на поверхности, – а всю процедуру и то, как ее проворачивали.
– Значит, теперь вы догадались?
– Нет, мне это описали.
– Кто?
– Не имеет значения. Невинная жертва. Вам бы хотелось, чтобы я описал всю комбинацию?
– Конечно. Или это могу сделать я.
Вульф нахмурился:
– Как? Вы уже всё знаете?
– Да, знаю. – Кремер не хвастался. Лицо его оставалось угрюмым. – Поймите, я не хочу ничего плохого сказать о полицейском управлении Нью-Йорка. Оно лучшее на всем белом свете. Но это большая организация. И нельзя ожидать, что каждый там знает, чем занимаются другие. Мой отдел расследует убийства. Хорошо. В сентябре тысяча девятьсот сорок шестого года, девятнадцать месяцев назад, некий человек подал жалобу сержанту полиции своего участка. Людям начали приходить анонимные письма, в которых этого человека чернили, потом ему позвонил какой-то мужчина и сказал, что если он оплатит годовую подписку на газету «Бега», больше хулительных писем не будет. Оклеветанный заявил, что в письмах сплошная ложь, что он не позволит вымогать у себя деньги и потребует правосудия. Поскольку это походило на правду, сержант доложил обо всем своему капитану. Они вместе отправились в офис «Бегов», нашли там Орчарда и прижали к стенке. Он все отрицал, твердил, будто кто-то пытается его подставить. Заявителю дали послушать голос Орчарда – по телефону и живьем, – и он не нашел в нем сходства с голосом звонившего ему. Предположил, что то был сообщник. Но никакого сообщника не нашли. Никаких концов не сыскалось. Орчард стоял на своем. Он не позволил полиции взглянуть на перечень подписчиков – мол, не хочу, чтобы досаждали клиентам, – и имел на это право, коль скоро ему не предъявили обвинения. Адвокат заявителя отсоветовал своему клиенту давать показания под присягой. Больше анонимных писем не было.
– Красиво, – пробормотал Вульф.
– Что тут красивого, черт побери?
– Простите. И?..
– И ничего. Капитан теперь в отставке, живет на ферме в Род-Айленде. Сержант все еще в прежнем звании. И правильно: нужно читать газеты, чего он явно не делает. Он служит в участке в Бронксе, гоняет детишек, которые швыряются камнями в поезда. Как раз позавчера случайно услышал имя Орчарда, которое кое-что ему напомнило, так я все и узнал. Я отправил своих людей потолковать с окружением других известных нам подписчиков Орчарда, кроме одного, совсем уж сопляка. Много людей, чтобы охватить всех их близких знакомых и расспросить об анонимках. С Саварезе и Маделин Фрейзер это не дало никаких результатов, но с Леконн, владелицей салона красоты, получилось. Метод был тот же самый: сначала письма, потом телефонный звонок, и она попалась на удочку. Говорит, что в письмах была одна клевета, – и, похоже, не врет, – однако она все равно заплатила, чтобы это прекратилось. А нам – да и вам – она ничего не говорила, опасаясь скандала. – Кремер сделал жест рукой и осведомился: – Ну как, я правильно все описал?
– В точности, – подтвердил Вульф.
– О’кей. Вы меня позвали, и я пришел, потому что, видит бог, не знаю, какой мне от всего этого прок. Это же вы блеснули, высказав идею, что яд предназначался для Фрейзер, а не для Орчарда. Просто какой-то сумасшедший дом! А если яд приготовили для Орчарда, то кто из той компании отравил его и почему? И как насчет Бьюлы Пул? Они с Орчардом работали на пару? Или она присвоила часть его подписчиков? О господи, я никогда не видел ничего подобного! Вы втравили меня в погоню за химерами? Я хочу знать!
Кремер вынул из кармана сигару и зажал ее зубами.
– У меня самого голова идет кругом, – признался Вульф. – Ваше описание обрывочно, и если бы вы его дополнили, это помогло бы делу. Вы спешите?
– Нет, черт побери.
– Тогда давайте рассмотрим одну вещь. Это важно, если мы хотим уяснить связь между двумя событиями и узнать, каковы были роли мистера Орчарда и мисс Пул. Предположим, что я, изобретательный и безжалостный человек, решил заработать с помощью шантажа в крупных размерах, при этом ничем не рискуя.
– Орчард отравлен, – проворчал Кремер, – а ее застрелили.
– Да, – согласился Вульф, – но это сделал не я. Я либо знаком с людьми, которых могу использовать, либо знаю, как их найти. Я терпелив и находчив. Я снабжаю Орчарда средствами, на которые он начинает издавать «Бега». Я составляю списки лиц, извлекающих приличные доходы из своего бизнеса, который делает их уязвимыми, затем начинаю операцию. Жертвам шантажа звоню не я и не Орчард. Более того, Орчард, который на виду, никогда со мной не встречался, не знает, кто я такой, и, вероятно, даже не подозревает о моем существовании. Из всех занятых в комбинации о моем существовании знают очень немногие, быть может всего один человек. – Вульф потер руки. – Все это довольно умно. Я изымаю у жертв лишь маленькую часть их доходов и не угрожаю им разоблачением страшного секрета. Даже будь мне известны их подлинные секреты, что не так, я бы предпочел не упоминать о них в анонимках. Это не только встревожило бы жертвы, но и привело бы в ужас, а ужас мне ни к чему – мне нужны только деньги. Я крайне тщательно подхожу к выбору жертв и включаю в свои списки только тех людей, которые вряд ли станут заявлять о шантаже в полицию либо бороться со мной каким-то иным способом. Но даже если кто-то обратится в полицию, беда невелика. Вы сами засвидетельствовали это, мистер Кремер, рассказав, что́ случилось.
– Этот сержант был глуп как пробка, – проворчал Кремер.
– Не в том дело. Был же еще капитан. Подумайте как-нибудь на досуге, что бы сделали вы на их месте. А что, если бы один или два гражданина подали аналогичные заявления? Мистер Орчард заявил бы, что неведомый враг строит против него козни. Даже если бы, что маловероятно, заявления пострадавших хлынули потоком или Орчарда вывел на чистую воду какой-нибудь особо одаренный полицейский, что тогда? Было бы покончено с мистером Орчардом, но не со мной. А пожелай он на меня донести, не смог бы этого сделать, ведь он меня не знает.
– Он же отдает вам деньги, – возразил Кремер.
– Не мне. Он никогда не приближается ко мне и на пушечный выстрел. Передача денег – важный момент, и можете быть уверены, что она хорошо организована. Только один человек имеет доступ ко мне для передачи денег. У меня уходит немного времени на составление перечня подписчиков для «Бегов» – человек ста, а быть может, и двухсот. Это две тысячи долларов в неделю. Если мистер Орчард получает половину, он может покрыть свои расходы, и у него остается свыше тридцати тысяч чистыми в год. Если он наделен здравым смыслом – а он был выбран после основательной проверки и находится под наблюдением, – это его удовлетворит. Каков полный объем моих операций? Сколько у меня таких орчардов? Нью-Йорк достаточно велик, так что там – четыре-пять подразделений, в Чикаго – два-три, в Детройте, Филадельфии и Лос-Анджелесе – по два, и по крайней мере в дюжине городов – по одному. Если бы я захотел расширить сеть, то легко мог бы получить двадцать источников регулярных поступлений. Но мы снова будем умеренными и остановимся на двенадцати. Это принесло бы мне шестьсот тысяч долларов в год. Мои накладные расходы не превысили бы и половины этой суммы. А если учесть, что моя сеть не облагается подоходным налогом, то дела мои идут превосходно.
Кремер хотел было что-то сказать, но Вульф поднял руку:
– Пожалуйста. Как я сказал, все это прекрасно продумано, особенно полная невозможность моего разоблачения. Но настоящим шедевром эту операцию делает ограничение дани. Все шантажисты обещают, что этот раз будет последним, но я не только обещаю – я выполняю обещание. Я придерживаюсь нерушимого правила: никогда не просить возобновления подписки.
