на себя никакой ответственности за их истинность. Слишком много раз в прошлом газеты были обмануты ловкими научными мистификациями.
Все они более или менее точно излагали принцип доктора Грэнтэма — изгибание лучей света как средство невидимости, а некоторые имели дополнительные комментарии от известных физиков и астрофизиков. Эти люди, в большинстве своём уважавшие отменную научную репутацию доктора Грэнтэма, не осмелились критиковать или поддерживать его теорию, но подтверждали его заявления об изгибании световых лучей при прохождении мимо Солнца. Все они и большая часть тех, кто читал статьи, предполагали, что, даже если открытие доктора Грэнтэма — правда, оно — всего лишь лабораторный триумф, не имеющий возможности какого-либо практического применения.
Картон с некоторым раздражением понял, что к этой находке относятся всего лишь как к одной из очередных псевдонаучных сенсаций, которые давно перестали удивлять публику. Сам доктор Грэнтэм не делал никаких заявлений, кроме спокойного подтверждения факта своего открытия, и Картон многое бы отдал, чтобы подогреть сенсацию информацией о более крупном физическом проекторе, который мог бы сделать человека невидимым. Он понимал, что без этого люди быстро забудут о изобретении профессора. Но в этот раз он ошибся. За несколько часов до наступления утра у него зазвонил телефон, и когда он сонно ответил, голос ночного редактора «Инквайрера» заставил его моментально проснуться.
— Картон? Вы вчера работали с Грэнтэмом, не так ли? Тогда немедленно отправляйтесь обратно в Американский университет — на доктора Грэнтэма там кто-то напал, и ходят слухи, что его аппарат невидимости украли!
Когда Картон, спустя некоторое время, снова спешил по длинному коридору физического корпуса Американского университета, его шаги невольно ускорились при виде небольшой группки людей у дверей комнат, которые он посетил накануне. Там были Бёрнс, его коллега-репортёр из «Курьера», двое полицейских в синей форме и ещё один человек в штатском. Все обернулись при его приближении.
— Картон видел то же самое, что и я! — заявил Бёрнс. — Он может рассказать вам, сержант Уэйд!
Детектив-сержант повернулся к Картону и поприветствовал его кивком. Он был хорошо знаком репортёру — сонный, мягкотелый человек, который непрерывно жевал жвачку.
— Что я видел? — спросил Картон. — И где доктор Грэнтэм? И что случилось?
— Не части, Картон, — притормозил его сержант. — Доктор Грэнтэм получил серьёзную травму головы, и врач сейчас занимается его лечением. Тем временем Бёрнс рассказал мне историю о том, как этот Грэнтэм вчера сделал здесь что-то невидимым с помощью какой-то машины.
— Вы что, не читаете газет, Уэйд? — Спросил Картон. — Если бы читали, то наверняка прочли бы вчера вечером, что именно сделал доктор Грэнтэм.
— Я никогда не читаю того, что пишете вы, ребята, — заверил его детектив. — И думаю, что впредь буду делать это ещё реже. Делать вещи невидимыми — вы ведь не получали по голове?
— Смейтесь, невежда, — сказал ему Картон, когда тот медленно улыбнулся. — Вы болван, Уэйд, если не верите в это. Грэнтэм осуществил демонстрацию не только на глазах у нас троих, но и на глазах самого президента университета Эллсворта.
— Президент Эллсворт, да? — спросил Уэйд с интересом. — Тот самый, который сейчас находится там с Грэнтэмом.
— Там? — спросили они оба, и детектив кивнул.
— Да, похоже, именно он нашёл Грэнтэма. И вы говорите, что он видел этот трюк так же, как и вы?
Казалось, он задумался. Картон собирался засыпать его вопросами, когда дверь открылась и пожилой мужчина пригласил их внутрь. Картон и Бёрнс проскользнули в комнату вместе с сержантом Уэйдом и увидели Грэнтэма, откинувшегося на спинку стула, с толстой повязкой на голове, с полузакрытыми глазами, и президента Эллсворта, озабоченно склонившегося над ним. Доктор, который подозвал их, повернулся к детективу.
— Всё довольно просто, — заявил он, — удар по черепу чем-то тупым, скорее сбоку, чем сзади. Он говорит, что как раз поворачивался, когда это произошло — вероятно, это спасло его от сотрясения мозга.
Уэйд быстро кивнул и, когда доктор отошёл, приблизился к сидящему учёному. Картон и Бёрнс пристроились за ним.
— Вам уже лучше? — спросил он. — Не волнуйтесь, доктор Грэнтэм, и, по возможности, расскажите нам о всём произошедшем.
— Рассказывать нечего, — сказал Грэнтэм, беспомощно разводя руками. — Мы с Греем — это мой ассистент — вчера почти весь день работали над шкафом-проектором силы, изгибающей свет. Мы закончили его после полуночи, а затем провели первые испытания на себе. Он сработал идеально, как я и предполагал. Будучи пристёгнутым к спине, он обеспечивал полную невидимость любого из нас.
— Минуточку, — перебил детектив. — Вы хотите сказать, что эта машина действительно сделала вас и вашего помощника совершенно невидимыми?
— Конечно, — сказал физик с некоторым удивлением. — Это просто более крупное воплощение маленького проектора, который мы показывали вот этим репортёрам вчера утром. Когда Грей надел его и включил, он был абсолютно невидим для меня, и то же самое было, когда я тестировал его. К тому времени мы оба очень устали, и я сказал Грею, что он может идти. Когда он ушёл, я уже начал закрывать проектор на ключ, как услышал позади себя быстрые шаги. Я начал поворачиваться, когда на мою голову обрушился сокрушительный удар. Теряя сознание, я почувствовал, как из моих рук вырывают шкаф-проектор, а дальше темнота. Час назад я очнулся от того, что надо мной склонился президент Эллсворт.
Уэйд задумчиво жевал жвачку.
— А вы, сэр? — обратился он к Эллсворту.
— Боюсь, я могу сообщить вам ещё меньше, — сказал президент. — Я знал, что Грэнтэм вчера будет работать допоздна, и хотел с ним встретится. Было, должно быть, около трёх часов, когда я вошёл и обнаружил, что он лежит на полу, оглушённый. Сначала я вызвал врача, а затем полицию.
— Вы не видели, чтобы кто-то уходил, когда вы вошли?
— Никого не видел.
— Но разве три часа ночи не довольно необычное время для посещения ваших профессоров? — Спросил Уэйд.
Президент Эллсворт, казалось, был несколько встревожен вопросом, он посмотрел на Грэнтэма, а затем снова на детектива.
— У меня была причина личного характера, но я не возражаю против того, чтобы рассказать вам о ней. Дело в том, что в течение вечера меня беспокоил этот эксперимент и теория Грэнтэма. Прекрасно зная о его честности, я осознал, что в его работе есть оттенок сенсационности, который может негативно отразиться на нашем институте, и хотел попросить его не спешить с этим делом, чтобы не стать объектом для критики.
— Вполне естественно, — прокомментировал Уэйд. — А что насчёт этого Грея? Вы сказали, что именно
