потому, что Антрацит числился там истопником. Просто на огонь он мог смотреть так же бесконечно долго, как на фотографию своей любимой Кристины…
Погибла Кристина: стреляли в Альберта, а попали в нее. Он с ходу вычислил снайпера, погнался за ним, даже сумел догнать. Избил до полусмерти, заставил говорить, но правды, кто заказчик, так и не узнал. Киллер сказал про какого-то Никодима и скончался от полученных ран. Альберт же отправился в зону за его убийство – целых девять лет отмотал. Кто такой Никодим, он так до сих пор и не понял. И за что его пытались убить, не знал. Может, потому что слишком много причин покончить с ним. Он ведь тогда всерьез занимался бизнесом, много врагов нажил…
Он и сейчас готов заняться бизнесом, но пока не спешил. Осмотреться надо, освоиться, а главное – поручительством Антрацита заручиться. Вор давно уже в теме, у него завязки по всей России, за кордон выход есть. Лесом торгует, металлом, здесь, в Москве, у него довольно крупные строительные, торгово-закупочная и транспортные компании. И это все не считая акций металлургических и нефтеперерабатывающих предприятий. И нелегальный бизнес пышно цветет. Контрабанда в промышленных масштабах, сигареты, алкоголь, игорный бизнес, сауны, девочки, наркота – вроде бы мелочи, но не без этого. Через девочек ее и толкают.
А еще Альберт надеялся выйти на убийц Кристины. В тюрьме, на зоне он много думал, анализировал, людей искал, спрашивал, но добился только одного – всех подозреваемых исключил из списка. Никого не осталось. Список пуст, и Альберт не знал, где искать какого-то Никодима. Но рано или поздно он на него выйдет. Потихоньку, потихоньку, но выйдет. Сама интуиция подсказывала.
В доме работали менты, на Альберта они не обращали внимания. Он протопил баньку, намылся, напарился, переоделся в чистое, благо, в сумке имелось сменное белье. Не с луны же он свалился.
Он с интересом смотрел на бутылку виски в банном баре, когда в сопровождении Филимона и Мирона появился Антрацит.
– Можешь плеснуть под жабры, – правильно понял его Юрий Витальевич.
Знал он, что Альберт ничего и никогда не возьмет без спросу. И дело даже не в понятиях, гордость не позволит. У лоха да, у лоха взять – святое дело, но Антрацит – очень уважаемый вор. В законе.
– И мне налей, – сказал босс, усаживаясь в кресло.
Устал он очень от общения с ментами. Да и труп любимой девушки увезли. Альберт знал, каково это: знать, что тело любимой женщины лежит на анатомическом столе, любой может поглумиться над ним.
Альберт наполнил стакан на два пальца, подал авторитету.
– Мне тоже! – небрежно глянув на него, чуть ли не потребовал Мирон.
На Альберта он смотрел как на полное ничтожество. И за это вообще не удостоился взгляда. Альберт посмотрел на Филимона сквозь него.
– Менты уехали? – тихо спросил он.
– Да, уехали, – глянув на вора, пожал плечами тот.
Вся информация только с позволения босса.
– Уехали менты… – вздохнул Антрацит. – Несчастный случай.
– А картина? – спросил Альберт.
– Какая картина?! – удивленно повел бровью босс.
И Мирон заметно напрягся.
– Ну, купальщица там под водопадом. Мазня, вы сказали. Но дорогая. Очень дорогая.
– Очень дорогая.
– Мне кажется, картину подменили. Вместе с рамой.
– Картину подменили?! – На стол с громким стуком опустился стакан.
– Утверждать я не могу, в живописи не разбираюсь. Но все багеты в кабинете одинаковые, из красного дерева, и у «Купальщицы» тоже, но рамка из другой партии.
– Ну да, ты крутился у картины, – кивнул Антрацит, не мигая глядя на Альберта.
– Так, может, он ее и подменил? – фыркнул Мирон.
Но Альберт его как будто не услышал.
– Картину недавно снимали, там царапина на стене, – продолжал он. – Крошки от краски на панель просыпалась.
– Какие еще крошки? – Мирон поднес палец к виску.
– Такие же, как у тебя на печатке. – Альберт наконец-то вперил в него взгляд.
– На моей печатке? – Мирон инстинктивно завел руку за спину.
И Антрацит это заметил. И подал знак Филимону. Тот схватил Мирона за руку, вор подошел, глянул на печатку. А краски на камне уже и нет, видно, Мирон успел стереть – или случайно, или преднамеренно. А вот древесные волокна на рукаве остались.
– Не вижу краски, – качнул головой Антрацит.
– Ты мне за это, падла, ответишь! – рыкнул Мирон.
Альберт едва сдержался, чтобы не врезать ему. За «падлу» и пальцем в глаз ткнуть можно, он это умел. Но бить Мирона значило затянуть время, а обосновывать предъяву нужно быстро и внятно.
– А это? – Альберт стряхнул с его рукава древесную пыль.
– Что – это?
Альберт вышел из помещения, кивком увлекая за собой всех. Дровница примыкала к раздевалке, Альберт безо всякого стеснения обрушил поленницу, взгляду открылась картина, упакованная в брезент. Осталось только выдернуть ее из чехла, и Альберт это сделал.
– Не понял! – Антрацит большими глазами смотрел на свою «Купальщицу».
– Когда ты картину дернуть успел? – спросил и тут же пришел в движение Мирон.
Он собирался схватить Альберта за шею, но нарвался на упреждающий удар – кулаком в челюсть. Сила удара усадила его на задницу.
– Знаешь, если бы ты случайно убил Юлю, я бы никому ничего, – сказал Альберт, нависая над ним. – Я своих пацанов не сдаю! Но ты крыса, Мирон! Крыс я давил, давлю и давить буду!
– Ты Юлю убил? – багровый от злости, спросил Антрацит.
– Да гонево это! – Мирон беспомощно смотрел на него.
– Юля в бассейне купалась, там, наверное, и душ принимала. Но в этот раз не приняла. Куда-то заспешила. Сразу из бассейна на второй этаж поднялась. Там и столкнулась с крысой, которая тащила украденную картину. И эта крыса ее убила… Я не знаю, нашли ли менты заколку на втором этаже. Юлину заколку.
– Да что-то находили, – кивнул Филимон, завороженно глядя на Альберта.
– И тело на экспертизу взяли. Завтра они узнают, что причиной смерти стал перелом шеи. С лестницы Юля падала уже мертвой. Мирон держал ее за шкирку, чтобы она не упала раньше времени. По перилам она не проехала и метра.
– Ты Юлю убил? – Багровый цвет лица у Антрацита сменился на черный. На цвет смерти. Для Мирона.
– Да не хотел я! – Мирон не выдержал давления и рухнул перед боссом на колени.
– Ну ты и мразь!
Антрацит выразительно посмотрел на Филимона, Альберт знал, что это значит. Мирон приговорен, а исполнять приговор придется им с Филимоном.
– Завтра менты вернутся, – сказал Альберт. – Поймут, что Юлю убили, убийцу искать будут.
Но Антрацит даже не шелохнулся. Плевать ему на ментов, когда он сам может покарать преступника.
– И картину кто-то заказал. Вряд ли Мирон сам додумался, – подсказал Альберт.
– Кто заказал мою «Купальщицу»? – тяжело роняя слова, спросил Антрацит.
– Я скажу! Скажу! – зачастила «крыса».
– Кто?
– Я не знаю, человек какой-то подъехал, сказал, дело есть на миллион долларов.
– Картина шесть миллионов стоит.
– Ну, мне пол-ляма…
– Сдохнешь за бесплатно. Если мы не сможем выйти на этого урода.
– Сможете! Сможете! – закивал Мирон. – Он мне завтра позвонит, я скажу, что картина у меня.
– Позвонит. И ты ему скажешь.
Антрацит всем видом давал понять, что смертная казнь не отменяется, Мирон всего лишь получает отсрочку приговора. Но если он сделает все как надо, кто знает, может, у него и появится шанс выжить?
Площадка перед автосалоном огорожена, на въезде шлагбаум, охранник – не самое удачное место для деловой встречи. Но именно здесь заказчик картины забил стрелку Мирону.
– Не нравится мне все это, – сказал Альберт, глядя по сторонам. – Что-то здесь не то.
– Менты? – спросил Филимон.
Все тот же «БМВ» в их распоряжении. Но есть еще машина, там бойцы из подконтрольного ЧОПа. Как только Мирон выйдет из белого «Гольфа», они отработают под ментовский спецназ, чтобы у случайных прохожих не возникло вопросов. Не те сейчас времена, чтобы беспределить в открытую. И сейчас можно все, но аккуратно.
– Не знаю.
Ограда из тонких широких прутьев, за ней шумело шоссе, видно, как машины несутся на выезд из Москвы, но не все, некоторые припаркованы на обочине. Альберта заинтересовала серебристая «десятка» с затемненными окнами. Не видно, кто в салоне. Но видно, что кто-то в нем есть.
На эту «десятку» Альберт и указал.
– А давай-ка прокатимся!
– Куда прокатимся? А, Мирон!
– ЧОПы отработают!.. Давай!
– Извини, братан, но я за старшего! – мотнул головой Филимон. – Я за весь расклад отвечаю!
– Ну хорошо.
Интуиция уже не шептала, она говорила в голос, звала. И предупреждала. Противник вооружен,
