Зинка посоветовала. Я ж говорю, шарит, и тут такой лох!
– Мое дело, не мое дело. Напоминает Штирнера.
– Или Зинкин салон круче?
– Десять лет весны, – еле слышно повторил Андрей. – Ир, тебе со мной интересно?
– Что?
– Спрашиваю, тебе со мной интересно?
– Да, мне как-то… в каком смысле?
– В самом прямом. О чем я говорил, ты помнишь?
– Когда?
– Сейчас, прямо сейчас.
– Ты видишь, чем я занята?
– Прости, Ирочка, не заметил. А все же?
– Да что ты пристал? – смеясь, спросила Ира. – В постели, понятно, интересно. А ты о чем? Я не поняла.
– В постели, – повторил Андрей. – Что ж. Жизнь имеет смысл.
– Вообще, не понимаю, что ты такое говоришь.
Андрей смотрел в окно. «Какая тоска, – подумал он. – А тут десять лет весны».
– Мой отец родился в 1961 году, в апреле, через несколько дней после полета Гагарина в космос. Дед мой был шестидесятником. Отец в детстве только видел, что происходит, и то, больше со слов деда. Мне он это все после рассказывал, причем, незадолго до своей смерти. Без матери жить, похоже, не смог… не знаю. А дед застал весь расцвет. Подъем страны. Наша страна запустила первый в мире спутник, потом отправила человека в космос, потом… Я могу долго перечислять, но люди, жившие тогда, видели смысл в жизни, которая бурлила у них на глазах. Дед довольно долго наблюдал за прогрессом, который вскоре уперся в эпоху так называемого застоя. Эпоху, в которую попал отец. Но ворвались восьмидесятые с их надеждой. Ворвались и тут же уткнулись в девяностые года – года сумбура и беспредела, где не то, что прогресса не было – уничтожили все, что было прогрессом в шестидесятые. Мне было так жаль отца, когда он мне это все рассказывал. Дед также уперся в тупик и, став ненужным, доживал свои годы в депрессии, ну, или не в депрессии, а с чувством своей ненужности. Но, он успел что-то сделать! Да, наша страна далека от страны свободной, но в этой стране он мог почувствовать себя личностью, хотя бы для себя самого. А вот отец, его мне было жалко до слез. Он не успел ничего. Он только начал и… все закончилось. Такое впечатление, что всех накрыло цунами. Умер дед. И как-то все погасло. Родителям было горько от того, что они не могут дать мне что-то большее… кроме двушки на окраине Москвы, которая досталась мне в наследство, и которую я продал, чтобы сделать первый взнос за эти модные хоромы. Да и какие это хоромы? Еще и мебель никак во вторую комнату не куплю. Все не хватает. Кредиты! Но я, я продукт совсем другой эпохи. Мы гордость двадцать первого века, когда вообще ничего нет. Одни гаджеты.
– Я новый чехол прикупила. Цени! – опомнилась Ирина, услышав слово гаджет, оторвавшись от своих ногтей, которые она, наконец, допилила.
– Изумительный чехол, – одобрительно произнес Андрей. – Мы цвет двадцать первого века. Пример для потомства.
– Что?
– Десять лет весны.
– Какой весны? Ты что-то тут так долго говорил. Я задумалась.
– О чем?
– Да так, не о чем, особенно.
«Я полгода с ней, – вдруг подумал Андрей. – Это что-то значит?»
– Я у тебя сегодня останусь.
– Оставайся.
– Сейчас, только Зинке позвоню.
– Дуре этой?
– Ну, да.
– И десять лет весны.
– Что?
– Бездна.
Утром следующего дня Андрей между делом предложил Ирине расстаться.
– А что это? Хотя, как хочешь. У меня в запасе два кандидата. И квартиры у них полностью обставлены. Ну, пока.
– Удачи.
С середины следующей недели должны были начаться майские праздники. Весь офис делился своими планами на выходные, с нетерпением ожидая всеобщего отпуска. Как прошел понедельник, Андрей не заметил. Не замечал он и своего босса.
Лишь в начале следующего дня тот дал о себе знать в полной мере.
– Зорин, начальство вызывает, – окликнула Андрея секретарша.
Андрей вошел в кабинет своего начальника.
– Слушай, Зорин… как бы это сказать, или спросить? Ты же ведь давно тут работаешь? Четыре года. Как так вышло?
– Что именно? – Андрей неожиданно для себя не испытал ни этого омерзительного, привычного для большинства, чувства мелкого страха перед руководством, ни вины, накатывающейся авансом.
– Сергей Николаевич лестно о тебе отзывается. Считает тебя одним из лучших инженеров производственного отдела, моего отдела. Я чту мнение директора по производству, но, может, он тебя все время с кем-то путает?
– Что вы от меня хотите?
– Зорин, ты дебил?
Андрей почувствовал, как огонь завладел всем его телом, руки задрожали, а на глаза пала пелена, заволакивающая взгляд кровью.
– Как такое можно было написать? – Перед Андреем на столе лежало письмо. Он пробежался. Действительно, написана была полнейшая чушь. Внизу письма стаяла его фамилия, как исполнителя. Но подписи не было.
– Это не мое письмо, – еле сдерживая гнев, проговорил он.
– А фамилия чья?
Андрей взял письмо и направился к выходу.
– Я не закончил! – заорал начальник.
Андрей уже вышел из кабинета.
Сев за свой стол он вертел перед собой письмо и тут неожиданно взглянул на Валеру, сидящего в дальнем от него углу кабинета. Тот улыбался, поднимая большой палец кверху. Андрей все понял.
«Зачем?» – написал он Валере в почте.
«Услуга. Ты же хотел революционных эмоций» – был ответ.
Андрей бросил взгляд в окно.
Эрнесто Гевара попал в список «опасных коммунистов», подлежащих ликвидации после свержения Арбенса, действующего президента Гватемалы.
Андрей достал чистый лист бумаги и написал заявление об увольнении. Не говоря никому ни слова, он пришел с заявлением к своему начальнику и бросил заявление на стол.
– С сегодняшнего дня, – произнес Андрей. – Все о моих объектах знают производственники с самих объектов, – я всегда все дублировал, мне нечего передавать.
Начальник искоса посмотрел на Андрея и молча подписал заявление.
– Ты уже узнал о сокращениях? – спросили его в отделе кадров.
– О каких сокращениях? – несколько удивленно спросил Андрей.
– Из-за закрытия четырех объектов по одному, или по два, как руководство решит, работника из каждого отдела сокращаются. Но, об этом еще мало, кто знает.
Андрей улыбнулся.
– Похоже, я из их числа.
К обеду Андрей собрал все подписи в обходном листе.
– В чем дело, Андрюша? – спрашивал его директор по производству.
Андрей молчал.
– Твой новый босс?
– Понимаете, Сергей Николаевич, совокупность фактов. Решение уже принято.
– Жаль, очень жаль.
Сидя перед своим столом, Андрей отчетливо представил себе картину, как он загружает коробку своими вещами, и выходит из кабинета. Он скупо улыбнулся. Перевернув все ящики стола, он закинул в сумку несколько личных вещей и решил на
