просто становился более тусклым. Потянулись резиновые месяцы ожидания.
Молодой, худенький, прожженный и нахальный адвокат пахал не покладая рук, направляя кассационные жалобы в Верховный суд, в прокуратуру.
— Столько сил тратишь, — сочувствующе произнес Мертвяк. — Денег-то с этого почти не имеешь. Зачем стараешься?
— Слава. Известность. Сначала они. А деньги будут потом, — цинично заявил адвокат.
— Ты действительно хочешь, чтобы я вышел на свободу? — зловеще осведомился Мертвяк.
— Хочу — не хочу, — непроизвольно передернув плечами, затараторил ставшим вмиг тонким голосом адвокат. — Какое это имеет значение? Это моя работа. Щепетильность и успех в ней есть вещи несовместимые.
— А. Ну, работай, друг. Старайся.
И адвокат старался. Когда кассационные и надзорные инстанции отклонили жалобы, он накатал бумагу в Комитет по помилованиям при Президенте России. А Мертвяк ждал. Он не верил, что его земной путь завершится в этой тюрьме. Он знал, что смерть еще подождет. Такое же ощущение у него было, когда он смотрел в зрачок автомата, видел палец оперативника, ползущий по спусковому крючку, как в замедленной съемке хлещущий огонь, и ощущал глухие и безболезненные удары пуль по телу. Действительно выжил. Хирурги выковыряли из него семь пуль…
Ел Мертвяк привычно немного. Читал книги — преимущественно западных философов и древнекитайские священные тексты. Иногда писал — как правило стихи. Неплохие стихи. Одна газета напечатала их на первой полосе со сногсшибательным заголовком. В них было какое-то темное очарование. По три часа в день он занимался медитацией, повторял мантры. Два часа — на гимнастику и отработку боевых приемов. И еще — на три выученных, отточенных до миллиметра ката, так японцы называют комплексы формальных упражнений в карате, — тоже своеобразная медитация, только в движении. Для своих сорока пяти лет он находился в удивительной физической форме. Казалось, годы нисколько не сказались на его теле. Охранникам у мониторов становилось не по себе, когда они смотрели на мечущийся по тесной камере вихрь…
Помощник прокурора по надзору за исправительно-трудовыми учреждениями в тот день выполнял привычную и неприятную миссию — объявлял арестованным решения различных инстанций. Самыми неприятными были визиты к смертникам. Один из них был предводителем банды, накрошившей кучу людей, — с каждого трупа банда разживалась аж долларов на триста. Низколобый, с выступающей челюстью «питекантроп», узнав об отклонении его прошения, неожиданно метнул в помощника прокурора через прутья решетки металлическую тарелку, промахнулся и вздохнул:
— Жаль, не попал. Убил бы — пока следствие да суд, еще бы пожил.
Следующему смертнику помощник прокурора сказал иные слова:
— Прошение о помиловании удовлетворено. Смертная казнь заменена пожизненным заключением.
— Разобрались-таки по совести, — удовлетворенно кивнул Мертвяк.
— По совести? — вздохнул помощник прокурора. — Если по совести, так тебя в кипящем масле варить надо.
— Да? — Мертвяк выступил из тени, и лучи слабой лампы очертили зловещее выражение на его лице. — Попробуй, прокурор… Впрочем, мы еще обсудим этот вопрос. Когда выйду.
Помощник прокурора сглотнул комок в горле и быстро покинул камеру…
Через день новый прапорщик передал Мертвяку крохотную записку, которую тот сумел прочесть, заслонив от ока телекамеры.
«Не мандруй. Начало положено. Выручим. Ч.».
«Ч.»? Кто такой? Ясное дело — Чумной. Старый авторитет слов на ветер не бросал никогда. «Начало положено». Значит, вот кого надо благодарить за спасение. Круто взлетел Чумной, если такие вещи может делать. Уж его-то меньше всего можно заподозрить в благотворительности. Значит, чего-то надо. Чего?..
— На выход, — сообщили двое вертухаев через два дня.
— На «остров»? — спросил Мертвяк.
— Последний твой прикол, — произнес старший сержант.
— Все в руках Господа…
Опять кандалы. Автозак. Мертвяк удостоился отдельной машины. Один из сопровождающих был тем самым прапорщиком, который передал записку от Чумного.
Если будут отбивать — прикинул Мертвяк — так до посадки на спецэшелон. Со спецэшелона не сорваться. Там солдаты с автоматами и с собаками. А уж его-то будут пасти круглосуточно. Скоро что-то произойдет. Он расслабился, внутренне готовясь к скорому развитию событий…
Автозак затормозил. Послышались, глухие хлопки. Дверь отъехала в сторону, и Мертвяк прищурил глаза от яркого света.
Прапорщик запрыгнул в фургон, расстегнул замок цепи, которой Мертвяк был прикован к полу. Затем расстегнул наручники.
— Быстрее, — прикрикнул.
Закуток для конвоя внутри автозака преграждал труп старшего сержанта. На асфальте в расплывающейся луже крови лежал труп еще одного конвойного.
— Сюда.
Мертвяк вскочил в «Волгу», преградившую путь автозаку. За рулем сидел крепко сколоченный парень с мясистым бритым затылком. Рядом на мосту прогрохотала электричка. Место было безлюдное — заводской район.
«Волга» рванула, как конь от удара хлыстом. Через несколько минут все трое пересели в «рафик». Прапорщик содрал с себя форму и переоделся в спортивный костюм. Еще через полчаса «рафик» остановился.
— Уф, вырвались, — с облегчением вздохнул прапорщик, выходя из машины и поводя плечами.
— И что дальше? — спросил Мертвяк.
— Дальше? Посидишь в убежище. Люди с тобой встретиться хотят.
Водитель тоже вышел и оглянулся на широкие просторы и на лесной массив.
— Люди? — хмыкнул Мертвяк. — А если я не хочу говорить с людьми?
— А кого это интересует? — пожал плечами прапорщик.
— Верно. Раб — это говорящее орудие.
— Вот именно.
Мертвяк грустно вздохнул и тут же молнией рванулся вперед. Рубящий удар по шее смел шофера. Второй удар — контрольный, чтобы не было сомнений, что человек этот умрет, — всем весом, коленом под сердце. Испытано на практике не раз. Безупречный прием.
— Ах ты…. — Рука прапорщика ловко метнулась к поясу, где торчала рукоятка пистолета.
— Не балуй — Мертвяк рванул прапорщика за руку, и пистолет отлетел в сторону.
— Что ж ты, как падла… — с какой-то детской обидой произнес прапорщик.
— А ты не как падла — своих товарищей расстреливал?
— Мы же тебя выручили.
— Вот тут вы и ошиблись…
Четко, как в спортзале, Мертвяк подпрыгнул, и ребро его подошвы перебило прапорщику горло.
— Спасители, — прошипел Мертвяк, оглядывая два трупа.
Ноздри его жадно раздувались. Он, прикрыв глаза, впитывал запах истекающей жизни…
Настя подставляла лицо ласковому весеннему солнцу. Ее каблучки звонко щелкали по тротуару. На устах играла блаженная улыбка. У Насти выдался хороший день. И было хорошее настроение. Она знала, как и для чего жить.
Она легко летела, как белоснежная роскошная прогулочная яхта, сквозь темный океан столичной жизни. Никакие волны и водовороты не могли поколебать ее, заставить свернуть с прямого курса. Облезлые, с рваными парусами, а то и вообще без руля и ветрил шхуны не касались ее. Ни одна даже не попыталась взять ее на абордаж. Хороша, но не про них — это понимали все.
— Э, девушка, — пробормотал
