шёл майор Кочетов.
— Отоприте дверь, — приказал он, когда Павлюк остановился на верхней площадке.
Афанасий тяжело вздохнул, но приказание выполнил.
— Входите, — распорядился майор.
Следом за хозяином он вошёл в маленькую, тёмную прихожую, окинул её взглядом и, не останавливаясь, прошёл в комнату.
Здесь никого не было. Простой стол, не покрытый скатертью, кровать с измятым шерстяным одеялом, из-под которого виднелся грязный полосатый тюфяк, старый, покосившийся набок гардероб, тумбочка в углу и два стула составляли всё убранство комнаты.
— Небогато живёте, — оглядывая обстановку, заметил Кочетов.
— Живём, как умеем, — угрюмо ответил Павлюк.
— Но гостя можно было бы встретить поприветливее.
— Какого гостя? — не понял Афанасий, но потом усмехнулся: — Что ж мне целоваться с вами?
— Целоваться не нужно, но говорить можно другим тоном.
— В тонах не разбираюсь. — Павлюк подошёл к столу, на котором стояли пустые бутылки из-под водки, а на куске серой обёрточной бумаги лежали огрызки колбасы и ломти хлеба, и достал из валявшейся тут же пачки последнюю папиросу. — Есть дело — говорите, нет дела — уходите. Я спать хочу.
— В ночной смене работали?
— Водку пил, — вызывающе повысил голос Афанасий. — Всё?
— Всё, — спокойно произнёс Кочетов и спросил: — Куда гость ушёл?
Павлюк неторопливо зажёг спичку, закурил папиросу, затянулся и выпустил целое облако дыма.
— Какой гость?
— Не притворяйтесь, Павлюк. Вы отлично знаете, о ком я спрашиваю.
— Мало ли кто ко мне приходит, — пожал плечами Павлюк.
— Где мужчина в сером костюме?
Павлюк облегчённо вздохнул: «белобрысый» не пойман!..» Он насмешливо посмотрел на майора и сдул пепел с папиросы.
— Такого что-то не помню. И вообще, майор, ты меня на пушку не бери. Понял?
— А это откуда?
Кочетов рывком отбросил подушку, под которой оказалась толстая пачка денег, и быстро сунул правую руку в карман. Но прежде чем он успел вынуть её обратно, Павлюк выхватил из-под тюфяка пистолет и направил его на майора.
— Руки вверх!
Майор презрительно усмехнулся.
— Слабые, оказывается, у вас нервы, гражданин Павлюк. Впрочем, если бы они были у вас крепкими, то вы не стали бы предателем. Положите оружие на стол, — приказал он.
— Но, но! — угрожающе прикрикнул бандит. — Командовать теперь буду я. Руки!
— Положите оружие на стол, — повторил Кочетов. — Стрелять вы всё равно не станете.
— Ну, это как придётся.
— Стрелять нужно было раньше, когда вас фашисты вербовали.
— А тебе откуда это известно? Докладывали они тебе?
— Знаю.
— Вы всё знаете, — с ненавистью пробормотал Павлюк. — Как только увидел, сразу догадался, что ты за птица.
— Кладите оружие.
— Ну, это ты брось, не на дурака напал. Кончим дело миром. Ты остаёшься здесь, а я ухожу.
— Никуда вы без меня не уйдёте. Ясно?
Павлюк испуганно покосился на дверь:
— Ты что... не один?
— Это не имеет значения. Вы арестованы. А то, что вы не сдаёте оружия, только усугубляет вашу вину.
Руки Павлюка задрожали. Он растерянно посмотрел ещё раз на дверь, перевёл широко открытые от страха глаза на спокойно стоявшего у кровати майора и едва слышно прошептал:
— Не губите...
— Оружие.
Павлюк торопливо положил пистолет на край стола и повалился на колени:
— Не губите!.. Не губите!..
— Прочь от стола.
Афанасий поспешно на коленях пополз по грязному полу в сторону и забился в угол.
— Гражданин начальник, — шептал он, то кусая свои пальцы, то протягивая трясущиеся руки к Кочетову, — гражданин начальник, не губите... Клянусь, всё скажу. Был он у меня, был...
— Где он сейчас, вам известно?
— Не знаю.
Григорий Иванович взял пистолет со стола, подошёл к двери и открыл её:
— Входите, товарищи.
В комнату вошли Рудницкий, Шовгенов и Михаил Тимофеевич Зарубин со своим неизменным потёртым чемоданчиком в руке и фотоаппаратом «Зоркий», висящим на длинном, тонком ремешке, перекинутом через левое плечо.
На допросе Павлюк показал, что был завербован фашистами в то время, когда находился у них в плену.
— Гитлеровские шпионы на службе у новых хозяев, — усмехнулся полковник Чумак. — Не ново.
Где в настоящее время находился «белобрысый» (Макбриттен никак не назвал себя), что собирался делать — Павлюк заявил, что этого он не знает.
— Пришёл он ко мне вчера вечером, когда я уже спал, — рассказывал Афанасий. — Обругал меня за то, что я не сообщил, куда переехал со старой квартиры. Потом потребовал, чтобы я нагрел воды. Когда вода была готова, он насыпал в неё какого-то порошка и помыл голову, отчего волосы его сразу почернели. Потом я дал ему паспорт. Он наклеил на него свою фотокарточку, выдавил, как положено, все печати. Переоделся, переобулся и на рассвете ушёл. Больше я ничего не знаю.
— Во что он переоделся? — спросил полковник.
— Мою одежонку взял. Мне потом пришлось вот это с чердака тащить, чтоб одеться.
— Какую одежду вы ему дали?
— Гимнастёрку, сапоги керзовые, галифе тёмно-синее. Тужурку у нашего дворника сторговал. Чёрная, суконная, потёртая, но ещё носить можно.
— На голову что он надел?
— Мою фуражку, тоже суконная, чёрная.
— Паспорт на чьё имя?
Павлюк потупился и вздохнул:
— Паспорт мой.
— Куда он ушёл от вас?
— Я уже сказал, не знаю.
— Когда должен вернуться?
— Тоже не знаю. Он приказал никуда не уходить из квартиры, пока снова не появится.
— А вы ослушались.
Павлюк молча развёл руками.
— Как же это случилось? Он вам столько денег оставил, а вы запонки на базар потащили.
— Привычка подвела — чужое с рук скорее свалить. А деньги, они не пахнут. Да и спрятать я собирался их так, что сам чёрт не отыскал бы.
— Как к вам попали запонки? Он их подарил?
— Свои вещи «они» не дарят. Это ведь закон. Зная такое дело, я взял их не спрашивая.
— И он не заметил? Не может этого быть.
— Ну так и я кое-что умею делать, — слегка обиделся Павлюк. — И голова и руки есть.
— А где одежда, что он снял?
— В чемодан положил и унёс с собой.
— Уведите арестованного, — приказал полковник Рудницкому.
Павлюк поднялся со стула и покорно пошёл к двери.
Полковник Чумак
