исполнявшей веселую песенку.
– Хороша… – причмокнул губами Цибуля, уплетая десерт и поглядывая на певичку. – Эх, сбросить бы мне годков двадцать, я бы сам за такой приударил!
– Странно это, дядя Коль… – задумчиво произнес Олейников.
– Че странно? – возмутился Цибуля. – Я в молодости хоть куда был…
– Странно, что он за ней приударил, – делая ударение на слове «он», сказал Олейников. – Не сходится у меня, дядя Коль… не сходится!
Певица закончила петь, раздались аплодисменты.
Директор ресторана подвел ее к столику Олейникова.
– Позвольте представить – наше молодое дарование Стелла Амурская, – лучезарно улыбаясь, сказал директор. – А это, Стеллочка, товарищи, которые так хотели с тобой познакомиться.
И, наклонившись к ней, шепнул на ухо:
– Будь поласковей, дура! Они из ОБХСС.
Олейников встал и поцеловал Стелле ручку:
– Очень приятно. Петр.
– Николай… – закашлялся от смущения Цибуля.
Стелла, не отрываясь, смотрела в лицо Олейникову. В ее глазах отразился испуг.
– Мне тоже… очень приятно… – с дрожью в голосе сказала она и засуетилась: – Простите меня… мне нужно привести себя в порядок… после выступления… носик попудрить… я вернусь… через пару минут.
И, подхватив длинное платье, она быстро убежала.
– А че она так на тебя смотрела? – спросил Цибуля у Олейникова.
– Как?
– Ну… – пожал плечами Цибуля, – как будто узнала.
Олейников посмотрел в сторону, куда убежала девушка. Дверь служебного выхода в конце зала была приоткрыта, за ней он заметил Стеллу. Какой-то мужчина подал ей плащ, она чмокнула его в щечку и исчезла в недрах ресторана.
– Так, дядя Коля, – сказал Олейников, вставая, – банкет закончен…
* * *
В тишине ночной улицы звонко цокали по асфальту каблучки. Стелла торопилась.
Подбежав к своему дому, она оглянулась и зашла в подъезд.
– Красотка… – прошептал наблюдавший за ней из-за дерева Олейников. – Жаль, поближе не познакомились.
– Может, я схожу? – выглянул из-за его спины Цибуля. – Познакомлюсь… поближе.
– Дядя Коль, – строго сказал Олейников, – помнишь, обещал меня слушаться?
Цибуля разочарованно вздохнул.
– Следи, какое окно загорится, – приказал Олейников.
Цибуля всмотрелся в черные глазницы окон.
– Слышишь? – вдруг спросил он Олейникова.
– Что?
– И вот опять.
– Да ничего я не слышу! Это ты у нас Паганини. Что там?
– Крик… Кто-то вскрикнул в подъезде… Каблучки стучат… Она бежит вверх!
– Вот черт! – крикнул Олейников, срываясь с места. – Жди меня здесь!
Олейников в несколько прыжков преодолел расстояние до подъезда и вбежал внутрь.
Цибуля, поколебавшись секунду, махнул рукой и рванул за ним.
* * *
Олейников вбежал в подъезд. В пролете двумя этажами выше мелькнул знакомый силуэт слепого с тростью в руках.
– Руки вверх! Милиция! Всем оставаться на местах! – крикнул Олейников и помчался вверх, перепрыгивая через ступеньки.
По лестнице затопали шаги слепого, хлопнула чердачная дверь.
Взлетев на площадку третьего этажа, Олейников наткнулся на Стеллу. Она лежала, широко раскинув руки, ее глаза были закрыты. Под ногой Олейникова что-то хрустнуло. Шприц. Шприц с остатками какой-то зеленоватой жидкости. Олейников склонился над Стеллой. На ее тонкой шее краснел едва заметный след от укола. Не медля ни секунды, Олейников вытащил из кармана металлический пенальчик, полученный им от Плужникова, достал из него ампулу с противоядием, надломил ее и влил содержимое в приоткрытый рот Стеллы. Затем впился губами в рану и стал отсасывать яд.
– Ты шо делаешь? – раздался за его спиной голос запыхавшегося Цибули.
– Сам не видишь?! – сплевывая, ответил Олейников.
– Мертва?
– Еще нет. Спугнул я его. Не успел все ввести, – показал на шприц Олейников и, глубоко вдохнув, стал делать Стелле искусственное дыхание.
– А что это? – спросил Цибуля, взяв в руки шприц.
– Аккуратней! Это яд. «Гриндэд» – цэрэушные штучки… – пояснил Олейников, переходя к массажу сердца. – Вызывает острую сердечную недостаточность…
– Такую девку чуть не загубил! – лицо Цибули побагровело. – Где этот гад?
– На крышу ушел…
Цибуля сжал кулаки и бросился вверх по лестнице.
– Стой! – крикнул Олейников. – Куда? Давай за скорой. Быстро!
Цибуля, не снижая скорости, крутанулся и помчался вниз.
* * *
– Это вы больную привезли? – выйдя из операционной, спросил у сидевших в больничном коридоре Олейникова и Цибули врач. В руках он держал плащ, платье и туфли Стеллы.
– Как она? – вскочил со стула Олейников.
– Привезли вовремя – жить будет. Но пока без сознания. Дня три пробудет в реанимации. А вы ей кто?
Олейников замешкался.
– Дядя я ей, – уверенно заявил Цибуля, – двоюродный.
– А… – кивнул врач и протянул Цибуле вещи. – Тогда возьмите ее одежду. Насчет состояния можете завтра справиться в регистратуре. Всего доброго!
* * *
Как только они вышли из больницы, Олейников забрал у Цибули плащ Стеллы и стал рыться в карманах.
– Конечно, это не очень-то интеллигентно, – сказал он, извлекая из плаща ключи от квартиры, – но ради дела придется. Пошли!
* * *
Спустя четверть часа Олейников, оставив Цибулю стоять на шухере этажом ниже, открыл дверь Стеллиной квартиры и проскользнул внутрь.
Подсвечивая фонариком, он скрупулезно осматривал комнату за комнатой. Прощупал диван, проверил все книжки на стеллажах, осмотрел шкаф с постельным бельем. Потом опустился на колени и, направив луч фонаря вдоль пола, стал внимательно разглядывать пыль на паркете. Вдоль кромки ковра, лежавшего в центре комнаты, он заметил узкую чистую полоску. «Значит, ковер недавно поднимали…» – подумал Олейников и, сдвинув его в сторону, стал методично простукивать половицы: тук-тук-тук-дон… – пустота!
Олейников аккуратно поддел половицу, извлек из тайника книгу «ИСТОРИЯ КПСС» и раскрыл ее. В его руках оказалась пачка долларов и четыре паспорта с гербом США на обложке!
* * *
Тем временем Цибуля, стоя на лестничной площадке, нервно прислушивался к каждому шороху.
* * *
Тщательно восстановив «девственность» тайника, Олейников сунул книжку за пазуху и направился к выходу. Его фонарь выхватил из темноты половину старой фотографии, висевшей в рамочке над дверью. Олейников замер – на освещенной части фотоснимка в форме военного летчика улыбался… он сам!
* * *
– Вы понимаете, какой скандал могут учинить русские, обвинив нас в диверсии?! – воскликнул Эйзенхауэр, когда Даллес вошел в его кабинет.
– Господин президент, – поклонился директор ЦРУ, – смею заверить: к взрыву на Байконуре мы не имеем никакого отношения. Санкционированный вами переход к фазе «Рубикон» подразумевал совсем другой объект. Но, как говорит профессор фон Браун, техника вносит свои коррективы… Кроме того, если б русские хотели бы все представить как нашу диверсию, они бы не скрывали информацию об аварии и не сообщили бы в газетах, что маршал Недолин погиб в авиакатастрофе.
Эйзенхауэр задумался, пыхнул трубкой.
– Что же… – сказал он, – русские теперь наверняка притормозят с запуском человека в космос. Так что я полагаю, что с учетом сложившейся ситуации фазу «Рубикон» следует приостановить.
– Боюсь,
