– Скажешь?
– Я уверен, тебе не хочется в тюрьму. Спиртное подействовало эффективно. Кэссиди слегка расслабился и объявил:
– Мне хочется только немножко потолковать с Хейни.
Спан закурил сигарету, очень глубоко затянулся и, заговорив, выпускал маленькие облачка дыма.
– Хочешь разделаться с Хейни? Хочешь, чтобы он убрался отсюда? Давай я это сделаю. Могу это устроить.
– Нет, не так. Не таким макаром.
Как раз когда Кэссиди это произносил, Спан разглядывал длинное тонкое лезвие ножа, который как будто приплыл откуда–то ему в руку.
– Ничего серьезного, – заверил Спан. – Просто немножко пощекочу. Просто чтобы усвоил общую идею.
– Нет, – сказал Кэссиди.
Спан любовно смотрел на лезвие:
– Тебе это не будет стоить и пяти центов. – Он играючи высовывал нож из–под стола на несколько дюймов и прятал обратно. – Я ему только на вкус дам попробовать, вот и все. После этого он не доставит никаких проблем. Гарантирую, что он будет держаться подальше от Милдред.
Кэссиди нахмурился:
– Кто сказал, будто мне этого хочется?
– Разве дело не в этом?
– Ничего похожего. Дело во мне. Сегодня он дважды пытался отправить меня в больницу. Может быть, даже в морг. Мне просто надо узнать почему.
Спан слегка приподнял брови:
– Почему? Это легко понять. Он знает, что ты жутко бесишься после этих дел с Милдред. Считает, что собираешься до него добраться. И думает добраться до тебя первым.
Кэссиди покачал головой:
– Нет, Спан. Совсем не так. Он знает, что я покончил с Милдред. Мне плевать, пусть он имеет ее днем и ночью. Пусть ее кто угодно имеет.
– Ты серьезно?
– Хочешь, чтоб я объявление напечатал? Конечно, серьезно.
– Ну? Правда?
– Богом клянусь. – Кэссиди налил порцию, проглотил. – Слушай, Спан. Я нашел себе новую женщину…
– Ага, – сказал Спан. – Я все слышал. Нам Шили рассказывал. – Он улыбнулся Кэссиди. – Мне тоже такие нравятся. Худые. По–настоящему тощие. Как тростинки. Как вон та. – Он ткнул пальцем назад, указывая на Полин. – Не знал, что тебе они по душе. Ну и как она?
Кэссиди не ответил. Смотрел на бутылку, стоявшую на столе. По его оценке, там оставалось три порции. Он испытывал желание выпить все три одним долгим глотком.
– По–настоящему худенькие, – продолжал Спан, – похожи на змей. Вроде как бы сворачиваются в кольцо, правда? Тоненькие, как змейки, и изгибаются. Вот что мне нравится. Когда они изгибаются. Сворачиваются в кольцо. – Он немножко придвинулся к Кэссиди. – Дорис так делает?
Кэссиди все смотрел на бутылку.
– Я тебе расскажу, как Полин это делает, – предложил Спан. – Выгибает спину, хватается за спинку кровати, а потом…
– Ох, заткнись. Я тебя спрашиваю, где живет Хейни.
– А, да, – спохватился Спан, рисуя в мыслях свернувшуюся змею с лицом Полин. – Ну конечно. – Он быстро назвал адрес Хейни Кенрика и стал рассказывать дальше: – А потом она делает вот что. Она…
Кэссиди уже встал, отошел от стола, прошагал через зал и вышел на улицу.
* * *
Меблированные комнаты, где жил Хейни, располагались в четырехэтажном доме на Черри–стрит, в одном из тех домов, которые в случае пожара превращаются в ловушки. Хозяйка тупо смотрела на стоявшего в дверях Кэссиди. Женщина была очень старой, курила опиум, и Кэссиди представал в ее глазах лишь бессмысленным туманным пятном.
– Да, – сказала она, – мистер Кенрик платит за квартиру.
– Я вас не об этом спрашиваю. В какой комнате он живет?
– Он платит за квартиру, никого не беспокоит. Я знаю, что он платит, потому что я домовладелица. Он платит, и лучше пусть платит, или сразу же вылетит. Это всех касается. Я их всех вышвырну.
Кэссиди прошел мимо хозяйки, миновал узкий коридор, ведущий в холл. В холле сидели двое пожилых мужчин. Один читал греческую газету, другой спал. Кэссиди обратился к старику с газетой:
– В какой комнате живет мистер Кенрик?
Старик ответил по–гречески. Но тут вниз по лестнице сошла девушка лет двадцати, улыбнулась Кэссиди и спросила:
– Вы кого–то ищете?
– Хейни Кенрика.
Девушка замерла, в глазах ее появилась враждебность.
– Вы его приятель?
– Не совсем.
– Что ж, – сказала девушка, – мне подходит, лишь бы вы не были ему приятелем. Я его ненавижу. Ненавижу этого типа. Сигарета найдется?
Кэссиди протянул пачку, дал прикурить, и она сообщила, что комната Кенрика на третьем этаже, последняя.
Он взобрался по лестнице на третий этаж, пошел по коридору. В коридоре было тихо, и, подходя к двери последней комнаты, он велел себе быть поосторожней, решив воспользоваться преимуществом внезапности. Иначе Хейни вполне мог приготовиться и безусловно не погнушался бы чем–нибудь вооружиться.
Кэссиди подошел к двери. Взялся за ручку, повернул осторожно и очень медленно. Услыхал легкий щелчок, означавший, что дверь не заперта. Ручка повернулась до конца, дверь открылась, он шагнул в комнату.
И вытаращил глаза на Хейни Кенрика.
Хейни лежал на кровати лицом вниз, ноги свешивались, касаясь ступнями пола, плечи тряслись. Казалось, он корчится в приступе смеха. Потом Хейни перевернулся и посмотрел на Кэссиди. Лицо его было мокрым от слез, губы дрожали от отчаянных рыданий.
– Порядок, – проговорил Хейни. – Вот и ты. Пришел меня убить? Давай, убивай.
Кэссиди захлопнул дверь. Прошел через комнату, сел на стул у окна.
– Мне плевать, – рыдал Хейни. – Плевать, будь что будет.
Кэссиди откинулся на спинку стула. Посмотрел на Хейни, содрогавшегося на кровати всем телом. И сказал:
– Ты прямо как баба.
– Ох, Боже, Боже! Лучше бы я был бабой.
– Почему, Хейни?
– Будь я бабой, меня это не мучило бы.
– Не мучило бы? Что тебя мучит?
– О Боже, – всхлипнул Хейни. – Мне все равно, пускай я умру. Я хочу умереть.
Кэссиди сунул в рот сигарету, закурил и сидел, молча слушая плач Хейни. А через какое–то время тихо заметил:
– Как бы там ни было, дело, по–моему, плохо.
– Невыносимо, – прохрипел Хейни.
– Ну, – заключил Кэссиди, – как бы там ни было, не хочу, чтобы ты вымещал злобу на мне.
– Знаю, знаю…
– Я хочу наверняка убедиться, что знаешь. Затем и пришел. Сегодня утром мне в голову швырнули кирпич. Сегодня вечером на меня напали на Док–стрит. Ты заплатил им за это.
Хейни сел на кровати. Вытащил из кармана носовой платок, вытер глаза, высморкался.
– Поверь мне, – вымолвил он, – клянусь, я на тебя зла не держу. Просто прошедшая пара дней была сущим адом, вот и все. – Он слез с кровати, попытался поправить галстук, но пальцы дрожали и ничего не вышло. Он безжизненно уронил руки, вздохнул и повесил голову.
– Приятель, – сказал Кэссиди, – случай безусловно прискорбный.
– Я скажу тебе кое–что, – начал Хейни бесцветным от эмоционального напряжения тоном. – Последние сорок восемь часов я ни крошки не ел. Пробую, и каждый раз еда в горло не лезет.
– Попробуй закурить, – посоветовал Кэссиди и дал Хейни сигарету. Она лихорадочно затряслась у того в губах, и пришлось трижды зажигать спички, прежде чем он сумел прикурить.
– Так мне и надо, – объявил Хейни, конвульсивно затягиваясь сигаретой. – Что хотел, то и получил. Получил сполна. И еще получаю. – Он попытался улыбнуться, но физиономия вместо этого перекосилась в гримасу готового заплакать ребенка. Ему удалось взять себя в руки, и он спросил: – Можно с тобой поговорить, Джим? Можно тебе рассказать, что она со мной сделала?
Кэссиди кивнул.
– А с другой стороны, – рассуждал Хейни, – может, лучше не надо. Может быть, лучше держать язык за зубами.
– Нет, – сказал Кэссиди. – Вполне можешь со мной говорить.
– Ты уверен, Джим? В конце концов, она твоя жена. Я не имею права…
– Стой, ты меня слышишь? Говорю тебе, все в порядке. Я старался открыто сказать, что у меня с Милдред все кончено. Я говорил тебе это у Ланди и думал, все ясно.
– Так ты с ней правда порвал?
– Да, – громко провозгласил Кэссиди. – Да, да. Порвал. Развязался.
– А она знает?
– Если не знает или не хочет знать, придется отгонять ее камнями.
Хейни вытащил изо рта сигарету, посмотрел на нее и скривился.
– Не знаю, – сказал он. – Не могу понять. И это доведет меня до психушки. В первый раз в жизни со мной такая беда. У меня были женщины всяких сортов, доставляли мне всякие неприятности. Но такой – никогда. Ничего похожего.
Кэссиди тупо улыбнулся, вспоминая окурок сигары в пепельнице, смятые простыни, сброшенную на пол подушку.
– Не понимаю, чего ты ноешь. Ты ведь свое получил, правда?
– Получил? – вскричал Хейни. – Что получил? – Он широко взмахнул руками. – Получил дикую боль в желудке. Получил раны. Я тебе говорю, Джим, она меня дразнит. Доводит меня.
