— Боже, до чего долгая у людей память, — устало произнёс Дамиан.
— Ничего, всё в порядке, — если судить по лицу Анжелы, в этом можно было усомниться. — Я, кажется, уже успокоилась. Это всё не важно.
Взгляд, устремлённый Лукрецией на Дамиана, явно говорил, что слова Анжелы следует понимать как простую дань вежливости. Салли сказала: «Ну давай, Дамиан, что там дальше?» — хотя она, наверняка, слышала эту песенку добрый десяток раз.
— Не буду, — ответил он, — вы сегодня все такие скучные. Дамиан пойдёт в снукерную дуться.
Он картинно надул губы и вышел из комнаты. Вечер дал трещину. Даффи попытался поймать взгляд Лукреции, но она на него не смотрела. Вместо этого он оказался на кухне вместе с Виком. За ужином Вик разговаривал мало — может, думал о том, долго ли ещё копперы будут шастать по его усадьбе и заглядывать во все углы, когда им только вздумается.
— На пару слов, Вик.
— Конечно.
— Насчёт собаки. Может это иметь к тебе какое-то отношение?
— Ты о чём?
— Ну, может, у тебя были какие-нибудь неприятности. Могло это предназначаться для тебя?
— Для меня?
— Ну, вроде как, какое-то предупреждение.
Вик напустил вид добропорядочного гражданина.
— Ты всё никак не успокоишься, Даффи, верно? Может, ещё годков двадцать, и ты, наконец, поверишь, что я не имею дел с криминалом.
— Вам с Таффи следует избираться в Парламент, — ответил на это Даффи.
— Что ещё?
— Когда Анжела сказала тебе, что её шантажируют, она больше ничего не прибавила?
— Нет, я же тебе говорил.
— Но… но как у вас зашёл разговор на эту тему?
— С Анжелой вообще не бывает так, что разговор «заходит», верно? Ты, наверное, и сам заметил, она перескакивает с одного на другое. — Даффи кивнул. — Ну вот, мы просто о чём-то разговаривали и вдруг ни с того, ни с сего она и говорит, что её шантажируют. Ни кто, ни почему — вообще ничего больше. Словно ненароком вырвалось. Просила никому не рассказывать.
— У тебя есть какие-нибудь догадки?
Вик покачал головой.
— А ты что, с ней разговаривал?
— Ммм. Она бы мне всё равно не сказала.
Ночью, лёжа в постели, Даффи поймал себя на том, что перечитывает ресторанную заметку осла Бейзила. Надо ему повысить свои расценки, если он думает когда-нибудь наведаться в «Пуазон д’Ор». Засыпая, он думал о двух вещах: о местоположении завтрашней засады и местоположении спальни Лукреции.
Место для засады было выбрать нетрудно. Даффи не сомневался, что они имеют дело с дилетантами: время, место, сумма не менялись на протяжении трёх недель. Время было намечено на три часа дня: очень удачно, чтобы они с Анжелой — конечно, чисто случайно — встретились на подъездной дорожке во время утреннего моциона.
Выйдя из ворот, повернув налево и пройдя около полумили, они оказались на т-образном пересечении дорог. Что ж, не такие уж они и дилетанты: если придётся, можно будет удирать в любом из трёх направлений. На обочине стоял большой зелёный ларь для песка. Такие предметы глаз одиннадцать месяцев в году просто не замечает, и лишь когда выпадает снег, и водителей охватывает паника, ларь словно бы появляется из ниоткуда. В это время кто-нибудь из любопытства даже подойдёт к нему, поднимет тяжёлую крышку и задумается над тем, почему он пуст.
— Это здесь, — сказала Анжела, театрально указывая подбородком на зелёный ящик.
— Не останавливайтесь.
Неплохое место для передачи денег. И неплохое для того, чтобы, спрятавшись среди деревьев, подождать курьера. На обратном пути в Браунскомб-Холл они спорили о том, можно ли Анжеле идти вместе с Даффи. Даффи эта идея категорически не нравилась, но Анжела, которой только вчера, казалось, было совершенно безразлично, что её шантажируют, теперь вдруг принялась настаивать, что это её деньги и она должна знать, куда они деваются. Даффи сдался.
В половине второго Даффи залёг в папоротнике в двадцати ярдах от зелёного ларя. Сказав, что не может присутствовать на обеде, он сгонял в паб, прихватил пару сэндвичей, спрятал в потайном месте фургон и, пройдя всю дорогу лесом, поместился в неудобном углублении в земле. От нечего делать он попробовал смастерить камуфляжную шапочку из папоротника, вроде той, что была на Джимми, когда он поймал Даффи у сарайчика мистера Хардкасла; но ему так и не удалось соединить листья вместе — не хватало скотча или чего-то в этом роде. Нет сомнения, это было какое-то особое искусство.
В половине третьего он услышал шаги, затем появилась одевшаяся явно не для прогулки по лесам Анжела. Она направилась прямо к ящику, бросила в него коричневый конверт, не стала оглядываться по сторонам (он сам её об этом проинструктировал), а сразу зашагала по дороге направо. Через пять минут послышался хруст сминаемого подлеска, возгласы «О, чёрт!» — и она оказалась рядом с ним.
— Никогда не любила деревню, — произнесла она, придирчиво приминая папоротник, перед тем, как сесть, — всё колется.
Даффи согласно хмыкнул, и они уставились на дорогу. Через пять минут она сказала:
— Как увлекательно, правда?
И состроила ему глазки.
— Шшш.
Держите язык за зубами, сказал он Джимми, и Джимми ответил: «Никогда не понимал, почему люди это говорят. Язык всегда за зубами». Анжела умолкла.
Они ждали; мимо проехали две машины и дом-фургон. Без шести минут три вдали показался велосипедист. Это был старомодный драндулет с высоким рулём и закреплённой впереди корзиной. Старомодно смотрелся и сам велосипедист, ехавший высоко вскидывая колени и растопырив локти. На голове у него была войлочная шляпа. Даффи подумал, что если этот парень имеет какое-то отношение к их делу, если он курьер или хотя бы просто наблюдатель, то это определённо дилетанты. Может, хотят поднакопить деньжат на новые велосипеды. Человек приближался, до зелёного ящика оставалось всего футов пятнадцать, как вдруг Анжела вскочила на ноги, замахала руками и закричала: «Генри! Генри!» Она бросилась вниз, к дороге. Не доехав до ларя пяти футов, велосипедист поднял голову, увидел её и остановился у обочины. Анжела бросилась его обнимать, что, принимая во внимание корявый руль, было нелегко.
Даффи выругался, встал, пнул свою неудавшуюся папоротниковую самоделку и трусцой начал спускаться к дороге.
— Что вы делаете в лесу с моей невестой? — возопил Генри и тут же захохотал, словно с самого начала не сомневался, что этому есть какое-нибудь безобидное объяснение. Даффи в ответ тоже захохотал и попытался придумать хоть одно. Он увидел, что Анжела уже открывает рот, и поспешил с ответом, чтобы она не порушила всё, что ещё не успела порушить.
— Вообще-то, мы искали труп Рики. А что случилось с вашей машиной? Сломалась, или как?
У Генри было две машины, и одна — у его матушки, так что при необходимости «Ленд-Ровер» всегда был под рукой.
— Захотелось поразмяться. Чудесный денёк. Оседлаю, думаю, своего коня и навещу свою девочку.
— Ты романтик, Генри, — сказала Анжела. Она взяла его за руку и повела его и велосипед к Браунскомб-Холлу. Романтик, проворчал Даффи себе под нос, следуя за ними по пятам. Романтик! И всего-то потому, что не хочет с тобой спать, ездит на нелепой развалюхе и носит дурацкую шляпу. Если это романтик, то для этого много ума не надо, а надо только быть пустомелей и растяпой.
Конечно, она сделала это нарочно. Она видела приближающегося Генри и не могла вынести мысли, что вот, может быть, он сейчас заглянет в зелёный ларь. Она предпочитала выйти замуж за того, кто, может статься, шантажировал её, чем вовсе не выйти, зная наверняка, что этот человек её шантажировал. Она и в самом деле заплутала, думал Даффи, вся в вечном напряжении, в вечном страхе. Он думал о том, знает ли Генри закоулки души этой женщины, которая говорила ему столько нежностей всякий раз, как его видела.
Это должен быть Генри, верно? Это явно было дело рук дилетанта и такого, кто бы прекрасно знал Анжелу или мог бы о ней разузнать; это должен был быть кто-то из местных, и Генри показался у западни всего за шесть минут до назначенного часа. И что бы всё это значило?
Даффи не знал, зачем идёт за ними назад, в дом. Он не знал, зачем сидит с ними в общей комнате, обирая с брюк кусочки папоротника. Может быть, он ждал, что Анжела извинится, может быть, надеялся, что Генри сознается. Прошли тягостные, неловкие полчаса. Анжела подчёркнуто игнорировала Даффи, словно хотела сказать, вы, чёрт бы вас побрал, подозреваете Генри, вы смеете его подозревать, да идите вы в задницу! Даффи в ответ не обращал внимания на Анжелу, словно говорил, вы знали, верно, вы подозревали, держу пари, вы узнали его голос, может даже, не было никакого иностранного акцента, и поэтому вы так хотели пойти со мной и поломали к чертям всю засаду, вы с самого начала догадывались, верно? Генри вежливо беседовал с ними обоими, но меж бровей у него залегла едва заметная складка, словно он недоумевал, что эти двое среди бела дня делали в папоротниках, и если они в самом деле искали дохлую собаку, то почему при них не было палки, чтобы раздвигать плети ежевики?
