– Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз.
– Я очень занят.
– Это срочно.
Пазаир отложил папирус с протоколом суда над одним знатным человеком, обвиненном в том, что он от царского имени возделывал не принадлежавшие ему земли; несмотря на свое положение при дворе, вернее, как раз из-за него, он был лишен имущества и приговорен к изгнанию. Апелляция ничего не дала.
Они пошли по тихой тенистой улочке. Какие-то девочки играли в куклы; мимо прошел осел, нагруженный корзинами с овощами; на пороге одного из домов спал старик.
– Мы с вами плохо друг друга поняли, мой дорогой Пазаир.
– Мне, как и вам, очень жаль, что госпожа Сабабу продолжает заниматься своей предосудительной профессией, но в законе нет ни одного пункта, позволяющего привлечь ее к ответственности. Она платит налоги и не возмущает общественного спокойствия. Я даже позволю себе заметить, что ее пивной дом посещают некоторые именитые лекари.
– А Нефрет? Я просил вас ей пригрозить!
– Я обещал, что постараюсь.
– Результат восхитительный! Один из моих фиванских коллег едва не дал ей место в лечебнице Дейр-эль-Бахри. К счастью, я вовремя вмешался. Знаете, ведь она оттеснила многих достойных лекарей.
– Значит, вы признаете ее способности.
– Как бы ни была одарена Нефрет, ей суждено оставаться в тени.
– Мне так не кажется.
– Ваше мнение меня не интересует. Когда хочешь сделать карьеру, приходится следовать указаниям влиятельных людей.
– Вы правы.
– Я согласен дать вам последний шанс, но на сей раз потрудитесь не разочаровать меня.
– Я этого не заслуживаю.
– Забудьте о неудаче и действуйте.
– Что-то я сомневаюсь.
– В чем?
– В своей карьере.
– Следуйте моим советам, и у вас не будет проблем.
– Пожалуй, я удовольствуюсь положением судьи.
– Я не совсем понимаю…
– Оставьте Нефрет в покое.
– Вы в своем уме?
– Отнеситесь к моему предупреждению серьезно.
– Вы ведете себя глупо, Пазаир! Зря вы поддерживаете девушку, которая обречена на полное поражение. У Нефрет нет будущего; кто свяжет с ней свою судьбу, поставит крест на своей жизни.
– У вас от злобы помутился разум.
– Со мной еще никто никогда не говорил таким тоном! Я требую, чтобы вы извинились.
– Я стараюсь вам помочь.
– Помочь мне?
– Вы начинаете сдавать прямо на глазах.
– Вы еще пожалеете о своих словах!
***
Денес следил за разгрузкой одного из своих судов. Матросы торопились, так как на следующий день им предстояло снова отчалить на юг, чтобы воспользоваться попутным ветром. Груз мебели и зерна надо было переправить на новый склад, недавно приобретенный судовладельцем. Скоро он планировал подмять под себя одного из самых серьезных конкурентов и таким образом расширить дело, в будущем предназначенное двум его сыновьям. Благодаря связям супруги его отношения с высшей администрацией укреплялись с каждым днем, так что никаких препятствий к дальнейшему разрастанию его владений не предвиделось.
Старший судья царского портика не имел обыкновения разгуливать по набережным. Тяжело опираясь на посох из-за разыгравшейся подагры, он подошел к Денесу.
– Не стойте здесь, вас могут нечаянно толкнуть.
Денес взял судью под руку и отвел в тот отсек склада, где товары уже были разложены по местам.
– Чему я обязан вашим посещением?
– Мы на пороге драматических событий.
– Я в этом замешан?
– Нет, но вы должны помочь мне предотвратить катастрофу. Завтра Пазаир возглавит судебное заседание. Я не мог запретить ему созвать суд, так как прошение было составлено по всем правилам.
– Кого будут судить?
– Он держит втайне и обвиняемого, и обвинителя. Судя по слухам, под угрозой государственная безопасность.
– Нельзя верить слухам. Как мелкий судья может заниматься делом такого размаха?
– При всей внешней сдержанности Пазаир упрям, как баран. Прет напрямую, невзирая ни на какие препятствия.
– Вы волнуетесь?
– Этот судья опасен. Он относится к своей должности как к священной миссии.
– Но вы же и не таких знавали! Все вскоре приутихли.
– Этот – крепче гранита. Мне уже довелось его испытать; у него совершенно немыслимая сопротивляемость. На его месте молодой судья, озабоченный своей карьерой, давно бы отступил. Поверьте, от него одни неприятности.
– Что-то вы мрачно настроены.
– Только не на сей раз.
– Чем я могу вам быть полезен?
– В моей власти назначить двух присяжных, поскольку я дал согласие, чтобы Пазаир судил под портиком. Я уже выбрал Монтумеса, его здравомыслие нам будет просто необходимо. А с вашей помощью я буду чувствовать себя и вовсе спокойно.
– Завтра это невозможно: прибывает груз с ценными сосудами, и я должен лично проверить каждый предмет. Но моя супруга великолепно справится.
***
Пазаир сам понес вызов Монтумесу.
– Я бы мог послать к вам моего секретаря, но наши дружеские отношения обязывают меня проявить больше внимания.
Верховный страж не предложил судье сесть.
– Чечи должен выступить как свидетель, – продолжал Пазаир. – Поскольку вы один знаете, где он находится, приведите его в суд. Иначе придется привлечь к его поискам стражу.
– Чечи человек благоразумный. Если бы вы обладали этим качеством, вы бы отказались от процесса.
– Старший судья портика счел, что он может состояться.
– Вы губите свою карьеру.
– В последнее время о ней печется столько народу, что вряд ли мне стоит беспокоиться.
– Когда вы потерпите полное и окончательное поражение, над вами будет смеяться весь Мемфис и вам придется уйти в отставку.
– Раз вы назначены присяжным, не отказывайтесь слушать правду.
***
– Я – присяжный? – удивился Бел-Тран. – Я и помыслить о таком не мог…
– Речь идет об очень важном процессе с непредсказуемыми последствиями.
– Я обязан согласиться?
– Никоим образом; двоих присяжных назначает старший судья портика, двоих – я и еще четверых выбирают из уважаемых горожан, уже заседавших на процессах.
– Не скрою, я очень волнуюсь. Участие в судебном решении представляется мне делом куда более сложным, чем торговля папирусом.
– Вам придется решать судьбу человека.
Бел-Тран надолго задумался.
– Я весьма тронут вашим доверием. Я согласен.
***
Сути предавался любви столь неистово, что поразил Пантеру, давно привыкшую к пылкому нраву своего любовника. Он был поистине ненасытен, не мог от нее оторваться, снова и снова покрывал поцелуями все ее тело. Объятая сладострастной истомой, она после бури была нежна и покорна.
– Такое исступление бывает у путника перед долгой и опасной дорогой. Что ты от меня скрываешь?
– Завтра – процесс.
– Он тебя страшит?
– Я бы предпочел драться голыми руками.
– Меня пугает твой друг.
– Тебе-то зачем бояться Пазаира?
– Он никого не пощадит, если так ему повелит закон.
– Ты что, предала его и мне не сказала?
Она перевернула его на спину и легла сверху.
– Когда же ты прекратишь меня подозревать?
– Никогда. Ты – самка хищной породы, это самая опасная разновидность, к тому же ты тысячу раз обещала меня убить.
– Твой друг куда страшнее меня.
– А ты что-то от меня скрываешь.
Она перекатилась на бок и отстранилась от любовника.
– Может быть.
– Плохо я тебя допрашивал.
– Но ты умеешь заставить говорить мое тело.
– Однако ты хранишь свой секрет.
– А иначе чего бы я стоила в твоих глазах?
Он бросился на нее и прижал к кровати.
– Ты что, забыла, что ты моя пленница?
– Думай как хочешь.
– Когда ты убежишь?
– Как только стану свободной женщиной.
– Это в моей власти. Я должен заявить, что ты свободна, в управление по делам чужестранцев.
– Так что же ты медлишь?
– Бегу.
Сути быстро облачился в свою лучшую набедренную повязку и надел на шею ожерелье с золотой мухой.
***
Он вошел в контору как раз в тот момент, когда чиновник собирался ее покинуть, хотя до закрытия было еще долго.
– Приходите завтра.
– Об этом не может быть и речи.
Тон Сути таил в себе угрозу. Золотая муха свидетельствовала о том, что молодой человек могучего телосложения – герой, а герои легко пускали в ход кулаки.
– Чего вы хотите?
– Положить конец условной свободе ливийки Пантеры, доставшейся мне в ходе последней азиатской кампании.
– Вы гарантируете ее благонадежность?
– Она ведет себя безупречно.
– Чем она предполагает заняться?
– Она уже работала в усадьбе.
Сути заполнил документ, жалея, что не занялся с Пантерой любовью еще один, последний раз; вряд ли его будущие любовницы смогут с нею сравниться. Рано или поздно это должно было случиться; так лучше порвать сейчас, пока связь не стала слишком крепкой.
