смотрел на дуло своего “кида”. Незнамо зачем, я провел рукой по карману, где он был.
– Возвращаясь к теме, – свободной рукой она закурила, – почему ты тут?
Она взвела курок. Я убедился, что предохранитель снят, и она может выстрелить.
– А, точно. Ты думаешь, что Шакал – это я. Неудивительно, ты ведь уже и сам себе не веришь. Еще немного, и ты заподозришь Дюка. Ну а что, звучит резонно, правда? И алиби у него нет.
Она засмеялась. А я мог только смотреть на нее, надеясь, что она врет, или шутит, или обкурилась, что угодно.
– Ты думаешь, что я ограбила этих жалких существ. Более того, ты думаешь, что я убила твоего брата. Но я этого не делала. И никто не делал. Я не любила его, Рауль. Я люблю его. И именно поэтому делаю это сейчас.
Сначала я не понял. Потом у меня перед глазами встал вид утопленника. С чего я взял, что это был он? У меня по телу пробежала дрожь, когда хлопнула входная дверь.
Не успел я обернуться, как в шею мне что-то воткнулось. Быстро теряя сознание, я попытался вытащить шприц. Последним, что я запомнил, была рука, подхватившая меня, и слова:
– Тише, братишка.
… Колесо наехало на кочку, мы подскочили, я приложился лбом о крышку багажника и очнулся окончательно. В спину мне врезались браслеты наручников, которые, я знал, до этого висели у меня на поясе. Дорога нам, вероятно, предстояла долгая, поэтому у меня появилось предостаточно времени подумать, какой же я идиот. Правда все это время была у меня прямо под носом, а я ее не видел.
По моим подсчетам, мы проехали больше 50 километров. Голова все еще гудела, когда багажник открылся. Глаза слепил непривычно яркий свет, чьи-то пальцы схватили меня за ткань формы на груди и за штанину и выволокли наружу. Меня поставили на ватные ноги, придерживая за спину. У меня все расплывалось в глазах, я не видел, куда иду. Да и мне было все равно.
Потом снова потемнело, за нами хлопнула дверь. Меня наконец отпустили, и я грохнулся на стул. Я ощупал наручники на запястьях, пытаясь сделать так, чтобы пазы встали и я смог их сломать.
– Умоляю, не заставляй меня строить из себя киношного гангстера и приматывать тебя к стулу изолентой.
Я моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд.
Все вокруг начало постепенно приобретать очертания. Мы были в заброшке: окна без стекол, ляпистые граффити на стенах, сантиметровый слой пыли и грязи, пустые бутылки и окурки сигарет. В углу стоял старый шкаф, который был тут ни к селу ни к городу. Прямо передо мной лежали раскрытые сумки, в которые периодически бросал что-то ходящий по комнате человек.
Я без злости и страха наблюдал за братом. Он сильно изменился. Я вдруг обнаружил, что он стал сильно похож на тех подозрительных парней из подворотен. Та же сутулая крепкая фигура, черная одежда, мешки под глазами, желтые и поломанные зубы и татуировки на весь рукав. Но все-таки это был мой брат. Его вульгарная, притягательная для “хороших девочек” красота пошла на убыль, но это был он. Его выдавали размашистые движения и привычка запускать руку в волосы и озадаченно почесывать за ухом. Я неосознанно отметил про себя, что наконец перерос его. С потерянным видом ища что-то, он обернулся. Вопросительно разведенные руки опустились, он отвел взгляд, чтобы скрыть улыбку. Он всегда так делал.
– Ты так вырос, братишка.
– Мой брат умер.
Я сам не заметил, как сказал это.
Шакал вздохнул и присел на корточки. Выудив наконец свою куртку из-под шкафа, он сказал:
– Обиделся, что ли?
– С чего бы? Делай что хочешь, это твоя жизнь. Единственно обидно, что за похороны твои платить пришлось. Ну, не твои, а того парня, которого ты грохнул.
– Которого я что?
Он с изумленной физиономией обернулся на меня.
– Я тебе клянусь, Рауль, я не убивал его. Это случайность.
– Случайность, что как раз перед тем, как ты идешь на ограбление, умирает человек, в точности похожий на тебя?
Он покачал головой.
– Не под тем углом смотришь. Это я пошел на ограбление как раз после того, как умирает человек, в точности похожий на меня. Как оказалось, ты не один такой, – на его лицо легла тень.
Он встряхнулся и спросил:
– Ну, может, расскажешь мой дьявольский план?
– Не было у тебя никакого плана. Ты просто дождался, пока у тебя не появится возможность объявить себя мертвым. Кстати, зачем ты ждал? Тебя и так объявили пропавшим, никто бы не подумал на тебя.
– Так уж и никто? – он сделал затяжку. – Знаешь, Раш, я ведь знал, что ты пошел в милицию.
Мы замолчали. Он потушил сигарету, выглянул в окно и крикнул:
– Лекс! Где еще один пакет??
Снизу донеслось:
– У меня. А че?
– Ну елки-палки! Твое барахло ж в чемодан не влезет!
– Твоего зато мало. Ладно, не хнычь, я щас поднимусь и сложимся.
Шакал с ворчанием оперся на оконный проем.
– Почему?
– Что? – не понял я.
– Почему ты пошел туда?
Это был не упрек, а чистого вида любопытство и недоумение.
– Я хотел сделать этот мир лучше. Чтобы поменьше было таких, как ты, убивающих людей.
– Это была случайность! – резко сказал Шакал и уперся кулаками в подоконник. – Я все успевал, – уже тише добавил он, – это он вернулся слишком рано. Сам виноват. Эти люди, Раш, они забрали у нас шанс на нормальную жизнь. Все было бы иначе, если бы не они.
– Ты сам его у себя забрал. Почему ты не уехал? Теперь тебе грозит уже не колония для малолетних преступников.
– Для этого нужны деньги, Раш.
– И ты решил получить их легким путем.
– Я бы работал, будь у меня фальшивые документы. А для них тоже нужны деньги. Я работал там, где они не нужны были. Подпольные бои, погрузки, разгрузки…
– Я тоже. Ты знаешь, что отец ушел? А ведь он ушел, братишка. И пока ты обжимался с Алексой и размахивал кулаками в подполье, я смотрел, как моя семья рушится.
Прежде чем он ответил, поднялась Алекса.
– Привет, малыш, – она подмигнула мне и провела рукой по моим волосам. – Прости за то что было, я просто тянула время. Но целуешься ты божественно.
– Я вам не мешаю? – поинтересовался Шакал.
Алекса обернулась на него с такой любовью в глазах, с какой никогда бы не посмотрела на меня. Она подошла к нему и нежно чмокнула в
