– Надо бы их всех арестовать. Всех, кто там сидит, – сказал Серж. – Мы всю ночь носимся тут вокруг да около, подставляя под пули лбы и молотя народ дубинками, а по сути, лишь перегоняем их из одного магазина в другой, с одной улицы на другую. Надо бы арестовать их всех до последнего ублюдка, и арестовать немедленно.
– Хорошая мысль, – сказал Морщинистый. – За весь вечер я никого еще толком не задержал, только ползал, бегал да палил из укрытий, как какой-нибудь убогий пехотинец. В конце концов, это Лос-Анджелес, а не Айво-Джима.
– Давай оприходуем этих гадов, – сердито сказал Дженкинс.
Серж поднялся и побежал, пригнувшись, к телефонному столбу, стоявшему в нескольких футах сбоку от витрины.
– Эй, вы там! – крикнул он. – Выходи по одному, да пусть никто из вас не забывает сложить на макушке руки!
Переждав секунд тридцать, он покосился на Дженкинса. Тот покачал головой и кивнул на ствол своего дробовика.
– Эй! Или вы выхОдите, или мы вас всех перестреляем к чертовой матери!
– закричал Серж. – Ну-ка, выходи! Живо!
Он выждал еще с полминуты, чувствуя, как вместе с тишиной возвращается его ярость. Приступы гнева сегодня хоть и случались с ним, но были скоротечны. Большей частью он ощущал страх, но иногда гневу удавалось-таки над ним возобладать.
– Дженкинс, пальни-ка по ним, – скомандовал Серж. – Только на сей раз бери пониже, чтобы влепить кому-то по первое число.
Сам он вскинул револьвер и, прицелившись в фасад, трижды выстрелил в темноту. Залпы дробовика пламенем взорвали тишину. Несколько секунд, пока звенело эхо, ничего другого не было слышно. Потом раздался вопль, пронзительный и призрачный одновременно. Казалось, где-то визжит ребенок.
Затем кто-то выругался и закричал мужским голосом:
– Мы выходим. Не стреляйте. Выходим мы, выходим...
Первому из появившихся грабителей было лет восемь. Он рыдал в три ручья, высоко задрав к небу руки. Грязные красные шорты упали до самых колен. Болтающаяся подметка на левом ботинке смачно шлепала по асфальту, пока он пересекал тротуар, чтобы замереть под лучом дженкинсовского фонаря, а там уж завыть снова.
Следующей вышла мать мальчишки. Одна рука ее была поднята кверху, другая тащила за собой бившуюся в истерике девочку лет десяти, лепечущую что-то и, спасаясь от белого луча света, прикрывшую ладошкой глаза. Потом появились двое мужчин, тот, что постарше, все еще повторял ту же фразу:
«Мы выходим, не стреляйте», а второй, сложив на голове руки, угрюмо глядел в самый зрачок фонаря. Через каждые пару секунд с уст его срывались глухие ругательства.
– Сколько там еще осталось? – строго спросил Серж.
– Одна-одинешенька, – сказал старик. – Господи, одна-одинешенька, Мэйбл Симмс там внутрях, да сдается мне, вы насмерть ее ухайдакали.
– А где тот, что с ружьем? – спросил Серж.
– Нету там никакого ружья, – ответил тот. – Мы вот старались разжиться хоть какими вещичками, пока не поздно. Никто из нас в эти три дня ничего и не крал, а вокруг-то все тащат напропалую новые вещички, ну и мы решили разжиться маленько. Мы здешние, живем через дорогу, начальник.
– Когда мы подъехали сюда, какой-то тип с ружьем нырнул в этот долбаный вход, – сказал Морщинистый. – Где он?
– То был я, господин начальник, – сказал старик. – И никакое то было не ружье. Лопата. То лопата была. Я тока что прибирался со всем этим стеклом, что из окна торчало, чтобы, значит, мои внучкИ не изрезались, когда входить будут. В жизни ни разу не крал, ей-Богу!
– Пойду проверю, – сказал Морщинистый. Он осторожно ступил в черное нутро магазина, Дженкинс последовал за ним. Несколько минут лучи от их фонариков полосовали темноту и чертили по ней кресты. Из магазина они вышли, поддерживая с обеих сторон непрестанно бормочущую «Господи Иисусе, Господи Иисусе!» необъятных размеров негритянку с нависшими над глазами локонами. Они доволокли ее до улицы, где ждали остальные, и тут она извергла из глотки устрашающий крик.
– Куда ранена? – спросил Серж.
– По-моему, не ранена вовсе, – сказал Морщинистый, выпуская ее и не препятствуя массивной туше плавно скользнуть на тротуар. Очутившись на нем, женщина принялась колотить руками по бетону и застонала.
– Дозвольте мне глянуть? – попросил старик. – Я ее вот уж десяток годков как знаю. Живет от меня через стенку.
– Ну давай, – сказал Серж, наблюдая за тем, как старый негр силится усадить толстуху и придать ей полувертикальное положение. Он поддерживал ее, не разрешая упасть и надрываясь от натуги, похлопывал по плечу и что-то говорил – слишком тихо, чтобы мог услышать Серж.
– Не ранена она, – сказал старик. – Просто перепужалась до смерти, как все мы.
Как и все мы, подумал Серж, и ему пришло на ум, что это вот и есть подходящий конец для военной кампании Сержа Дурана, Сержа-вожака. Ничего другого ему, в общем-то, ожидать и не следовало. В реальности все всегда происходило иначе, чем он обычно предвкушал. Все случалось совсем не так, потому ему ничего иного ожидать и не следовало.
– Оформишь? – спросил Морщинистый.
– Можешь записать их на свой счет, – ответил Серж.
– Бороться с нами бесполезно, лучше и не пробуйте, белорожие вонючки, мать вашу... – сказал мускулистый грубиян. Руки его теперь свободно висели по бокам.
– Ну-ка прилепи свои лапы себе на макушку, или я отворю тебе брюхо, – сказал Морщинистый, сделав шаг вперед и надавив ему на живот дулом своего дробовика. Серж заметил, как напрягся палец на спусковом крючке, когда негр инстинктивно коснулся ствола, однако стоило ему заглянуть Морщинистому в глаза, как он отдернул пальцы, словно ошпаренный. Потом сложил руки на макушке. – Почему бы тебе не отвалить вместе с ними? – зашептал Морщинистый. – Я собирался уступить.
– Можешь оставить их себе, – сказал Серж. – А мы пошли.
– Возьмем вот этого, – сказал Морщинистый. – А все остальные грабители могут разнести свои задницы по домам. Только не выпускайте их обратно на улицу.
Дженкинс и Питере согласились с тем, что спустя двенадцать часов, проведенных на дежурстве, им не повредит съездить в участок на Семьдесят седьмой: возможно, наконец их сменят. Вроде бы стало поспокойнее. Пусть Уоттский опорный пункт и находился в довольно трудном положении, которое можно было бы назвать «снайперской осадой», но полицейских сил здесь хватало, а потому Серж направил машину в участок, размышляя по дороге о том, что не погиб, как герой из книжек, не погиб, хоть и нервничал да был сбит с толку ничуть не меньше ихнего. Внезапно он вспомнил, что в прошлом месяце, во время двухдневного безвылазного пребывания в своей квартирке, прочел книгу Т.Э.Лоуренса <Лоуренс, Томас Эдуард (1888-1935) – известный британский разведчик>. Может, романтический книжный героизм подхлестнул в нем непреодолимое и страстное желание захватить мебельный магазин? А потом романтическая затея вылилась в низкопробную комедию, в скверный фарс.
Мариана так и сказала: слишком много он читает книжек. Но разве только в том дело! Все рушится. В последнее время он стал свыкаться с ощущением, что он и сам разваливается на куски, но на куски оказалось разбито все – не на какие-то там две аккуратные половинки, это еще можно было бы понять, – кругом раскиданы одни лишь кривые щепки да осколки, все разбито вдребезги, а сам он в этом хаосе один из общественных «стражей порядка», как ни банально это звучит. И пусть никогда прежде он не чувствовал себя прекраснодушным идеалистом, сейчас, затерянный в темноте, обступаемый со всех сторон огнем, шумом и хаосом, он, нежданно-негаданно получив такую возможность, был должен, обязан создать хотя бы крошечный слепок, миг порядка – в опустошенном мебельном магазине на южном Бродвее. Но что хорошего из этого вышло? Все завершилось так же в точности, как неизменно завершались все его потуги сделать нечто полезное. А потому женитьба на Пауле, пьянки от случая к случаю да проматывание денег ее папаши, похоже, и есть самая подходящая для Сержа Дурана жизнь.
К изумлению всех троих, приехав в участок, они узнали, что их и вправду решили сменить. Коротко буркнув друг другу «пока», они заспешили к своим машинам, не дожидаясь, когда кто-нибудь передумает и заставит их остаться на дежурстве до утра. Домой Серж ехал по Портовому шоссе, небо по-прежнему дышало алым жаром, но уже явственно ощущалось, что Национальная гвардия свое дело делает. Пожаров было уже меньше, а добравшись до Джефферсонского бульвара и оглядевшись, Серж не увидел их вообще. Вместо того чтобы прямиком ехать домой, он остановил машину у работавшего ночь напролет буфета на Бойл-хайтс и впервые за тринадцать часов, вернувшись в Холленбекский округ, почувствовал себя в безопасности.
Ночной буфетчик знал Сержа как сотрудника по делам несовершеннолетних и никогда не видел его в форме. Когда тот вошел и сел в пустом зале, он покачал головой.
