и напарнику?! Что же происходит, чёрт побери?
— Сань… — я мучительно подбирал слова, — я тебе сейчас скажу то, что говорить не должен. И я очень тебя прошу, давай на этом закончим. Я тоже не считаю, что решение данного суда, как, впрочем, и всех предыдущих по нашим делам, справедливо. Я скажу больше, я возмущён решением этого суда. Возмущён и потрясён. До глубины своей человеческой души. Это как человек я тебе сейчас говорю. Но вместе с тем, представь себе, сколько народу бывают недовольны решением суда с той или иной стороны. Если все начнут браться за оружие, что начнётся? Что тогда? Война? Революция? За что ты меня агитируешь? За другие законы? За баррикады? С ума ты, Сашка, сходишь. Меня не своди.
— Не знаю, Серёга, не знаю. Я себя чувствую, как старые коммунисты в начале девяностых. Всё, чему верил, чему служил — рассыпалось в прах. Чёрное стало белым, белое — чёрным. Во что верить — непонятно. Чего ждать — неизвестно. Сдохнуть хочется от такой жизни…
Мы так давно не разговаривали с Сашкой на какие-то, отвлечённые от работы темы, что я чувствовал ужасную неловкость от этого разговора. И ведь что самое страшное, что все эти разговоры ничего не могли нам дать — ни мне, ни ему. Он понял меня, как всегда мог понять в сложные минуты. Больше он не заговаривал обо всём этом.
— Ладно, Серёга, выдохни!.. Давай вернёмся к нашим баранам. Что там с этой Лисицыной?..
— Да, так вот, с Лисицыной… — я в глубине души вздохнул с облегчением. Чем глубже мы погружаемся в это дело, тем больше лишних вопросов к самому себе у меня возникает. Они пугают и раздражают одновременно. Я малодушно бегу от ответов на них. Стараюсь спрятаться от них в делах. — Из достоверных источников стало известно, что киллер устроил слежку за Лисицыной. То есть, фактически, он вышел на объект.
— Из каких источников это стало известно? — напрягся вдруг Сашка. — Откуда ты узнал?
— Я же сказал: «из достоверных источников», — я решил сделать вид, что меня самого используют практически втёмную. — Нам с тобой этого знать не положено. На хвосте у киллера уже фээсбэшники, так что, не сегодня-завтра его возьмут. Нам нужно подчистить всё, чтобы с нас, как говорится, взятки гладки…
— Что ты предлагаешь? — спросил напарник.
Тут вдруг я понял, каким-то шестым, седьмым или восьмым чувством осознал, что не надо больше никого посвящать в свои размышления. Даже Сашку. Работать в одиночку невозможно. Но отныне все свои поручения я, по возможности, буду давать разным людям, не вводя их в курс всех событий. Только это даст мне возможность окружить расследование хоть каким-то подобием секретности. Только так и никак иначе.
— Пока ничего, — уклончиво ответил я. — Я пока думаю над этим делом. Предлагаю тебе подумать отдельно от меня. Потом соберёмся вместе и поделимся мыслями. Может быть, даже сегодня вечером. Может быть, даже в «Поляне». Годится?
— Лады, — весело согласился Сашка. — Пошёл думать. Что-то делать надо? Сбегать куда, принести что?
— Ну, если принести, то только электронный адрес Лисицыной. Ума не приложу, как его добыть. Не методом подбора ведь… Будем сидеть и ждать, когда киллер пришлёт ей приглашение на тот свет…
— Хорошее дело, — одобрил Сашка. — Нам-то по барабану — что любить — подтаскивать, что отлюбленных оттаскивать… Адрес как достать? Да есть у меня мыслишка на этот счёт… Попробую… Единственное, что меня смущает, что киллер отправляет письма практически в момент убийства, или чуть позже, так что кэпэдэ придуманных тобой мероприятий всё едино будет равен нулю. Но, как скажешь: мамонтёнка Диму — пожалуйста, адрес Лисицыной — нет проблем! Отзвонюсь… Кстати, забыл тебя спросить! С самого начала хотел, да ты меня вывел из себя… Ты чего на звонки не отвечаешь?
— Я на звонки не отвечаю?! — удивился я. — Быть того не может!
— Да я тебе раз пять звонил!
Я сунул руку в чехол на поясе и телефона там не обнаружил. По моему растерянному лицу Сашка понял масштаб трагедии:
— Пролюбил? — участливо поинтересовался он.
— Вот я и… — я не договорил и метнулся в кафе.
Перед глазами стояла картина: столик в кафе, звонок Снегирёва, я опрокидываю на чистую рубашку кофе, заканчиваю разговор, швыряю трубку на столик и несусь в туалет, застирывать пятно. Из туалета я бросился сразу в контору, забыв даже расплатиться. Телефон остался на столике, к бабке не ходи. Теперь единственное, что греет, кроме тридцатиградусной жары, это то, что в кафе с запредельными ценами, могло не зайти ни одного посетителя. Либо, официантка Леночка, памятуя о моей всегдашней рассеянности, могла, убирая со стола, забрать телефон себе.
Леночки в зале не оказалось. Возле стойки лениво пасся высокий чернявый парень. Он улыбнулся мне, как родному и проворковал:
— Чего желаете?
— А где Леночка? — растерянно протянул я.
— Леночка отпросилась домой, заболела, перегрелась, видимо, — нахально ухмыльнулся парень, произнося слова как-то странно, то ли с акцентом, то ли с плохой дикцией.
— Я забыл расплатиться и оставил здесь, на столике, свой мобильный телефон, — неуверенно пробормотал я.
— Расплатиться — это не беда, Леночка предупредила. А телефон, да, оставляли. Какой у Вас был телефон?
Я понял, что это нормальная проверка и старательно объяснил:
— Филипс Xenium k700, чёрный, с большим экраном. Я могу Вам назвать свой номер, Вы наберёте его и, если телефон мой, он зазвонит. Так пойдёт?
— Нэт, зачэм? — всё же парень говорил с кавказским акцентом. Вы назвали модель правильно. Я верну Вам аппарат.
Парень зашёл за стойку и протянул мне мою потеряшку. Я вздохнул с облегчением:
— Сколько я Вам должен?
— Вы должны пятьдесят рублей за кофе и возможно небольшое материальное вознаграждение за спасение Вашего телефона, — парень дружелюбно улыбнулся, — я пошутил. Только пятьдесят рублей.
Я оставил парню две сотни, от которых он пытался отнекиваться, и отправился в контору. Сашка меня не дождался. Но это было к лучшему. Полгода назад в нашу контору пришли два сотрудника. Во время учёбы они проходили у нас практику. После окончания университета, пришли работать уже специалистами. Всё едино, их воспринимали, как стажёров, и поручали им несложные дела. Работали они почему-то только вместе, похожи были, как родные братья. Оба были мелкими, щуплыми, с редкими рыжеватыми волосами, бледными, хмурыми лицами. В коллективе к ним прочно приклеилась кличка «суслики», причём, одна на двоих. Именно на этих сотрудников я и возлагал свои надежды. Пригласил их к себе, плотно закрыл дверь и объяснил им их обязанности, предварительно согласовав их поступление в своё распоряжение со Снегирёвым. Суслики были внимательны и исполнительны.
