бодегой (
по-испански - кабачок) и лавочкой, торгующей сонниками, целебными травами, астрологическими книжками и тому подобным. Разумеется, на изуродованных почтовых ящиках в вестибюле не было фамилий, но данные 101-го говорили, что Портолес живет на верхнем этаже дома в квартире № 43.
На этот раз Карелла и Клинг встали по обеим сторонам двери, когда Карелла приготовился постучать. Они не вытащили пистолеты, но расстегнули пальто, где кобуры были наготове. Однако это было излишним. Дверь открыла маленькая девочка, глядящая на них снизу вверх во все глаза.
— Здравствуй, — сказал Карелла.
Девочка не отвечала. Может быть, ей было пять лет, и уж никак не больше шести. Она была в ситцевом платьице, босиком, с большим пальцем во рту. Она молчала и смотрела на них не мигая.
— Как тебя зовут? — спросил Карелла.
Девочка не отвечала.
— Думаешь, она понимает? — спросил Клинг.
— Сомневаюсь. Hablas tu espanol? (Ты говоришь по-испански?) — продолжал Карелла. Девочка кивнула.
— Esta alquien contigo agui? (Кто-нибудь с тобой есть?) —девочка отрицательно покачала головой.
— Estas sola? (Ты одна?)
— Si. (Да.) — ответила она, кивая. — Да, я одна.
— Quien vive aqui contigo? (Кто живёт с тобой?)
— Eduardo у Constantina, — ответила девочка.
— Что она сказала? — спросил Клинг.
— Говорит, что живёт здесь с Эдуардо и Константиной. Но сейчас она одна, с ней никого нет. Не знаю, знает ли она, что они убиты.
— Давай посмотрим в квартире, — сказал Клинг.
— Perdoname, — сказал Карелла девчушке, — nosotros queremos entrar. (Извини. Мы хотим войти).
Девочка отступила в сторону. Входя в комнаты, Карелла спросил её:
— Como te llamas? (Как тебя зовут?) — и девочка ответила:
— Мария-Лючия.
На кухонном столе стояла грязная посуда, в раковине громоздились кастрюли и сковородки. В гостиной был включён телевизор, но ручка громкости, видимо, была сломана и мультипликационные герои скакали по экрану в немой погоне, без слов и музыки. В спальне на полу беспорядочной грудой, как бы брошенные в спешке, лежали мужская и женская одежда. В некрашеные доски пола впиталось много крови, белые простыни на постели были перепачканы тусклыми буровато-красными пятнами. В одном месте на стене виднелся кровавый отпечаток руки.
Мария-Лючия стояла в дверях и смотрела на них.
Единственный пуэрториканец в их отделе — детектив Алекс Дельгадо был на больничном с гриппом, поэтому они вызвали к себе патрульного Гомеса, отдыхающего в дежурке перед телевизором, и попросили его вести допрос девочки. Гомес спросил у них, о чём он должен говорить с ней.
— Постарайся узнать, что случилось, — ответили они ему. Вот что случилось.
Гомес: — Что ты делала одна дома, маленькая?
Мария: — Я ждала.
Гомес: — Кого ты ждала?
Мария: — Эдуардо и Константину. Они ушли.
Гомес: — Куда они ушли?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Сегодня?
Мария: — Нет.
Гомес: — А когда же? Вчера вечером?
Мария: — Много вечеров назад.
Гомес: — Ну, сколько вечеров?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Она, наверное, не умеет считать, Ты умеешь считать, Мария?
Мария: — Мария-Лючия.
Гомес: — Мария-Лючия, si, si. Умеешь считать?
Мария: — Да. Один, четыре, два, семь.
Гомес: — Она не умеет считать.
Клинг: — Спроси её, может быть, это было в воскресенье вечером?
Гомес: — Это было в воскресенье вечером?
Мария: — Да, в воскресенье.
Гомес: — Очень хорошо, Мария.
Мария: — Мария-Лючия.
Гомес: — Да, Мария-Лючия.
Карелла: — Спроси, кто с ней живёт ещё дома?
Гомес: — Маленькая, а кто ещё с тобой живёт дома?
Мария: — Эдуардо и Константина.
Гомес: — А кто ещё?
Мария: — Никто.
Гомес: — Только они? А мама и папа?
Мария: — Мама и папа живут у «ангелов».
Гомес: — Тогда кто Эдуардо и Константина? Они тебе родные?
Мария: — Эдуардо мой брат. А Константина — моя сестра.
Гомес: — А они ушли вечером в воскресенье?
Мария: — Да.
Гомес: — И тебя оставили совсем одну дома?
Мария: — Да.
Гомес: — Почему же они так сделали, chiquilla (малышка)?
Мария: — Мужчины.
Гомес: — Мужчины? Какие мужчины?
Мария: — Да, мужчины, которые пришли.
Гомес: — Мужчины были у вас вечером в воскресенье?
Мария: — Да.
Гомес: — Какие мужчины?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Сколько их всего было?
Мария: — Я не знаю.
Гомес; — А как их звали? Они друг друга называли по именам?
Мария: — Нет.
Гомес: — Ну, какие они были из себя?
Мария: — Я не знаю.
Гомес: — Ты не помнишь, какие они были?
Мария: — Я их не видела.
Гомес: — Но они были у вас, это правда?
Мария: — Да. Они пришли, чтобы забрать Эдуарда и Константину.
Гомес: — Ну, а где ты была тогда? Раз их не видела?
Мария: — В туалете.
Гомес: — Они не знали, что ты в туалете?
Мария: — Нет. Я испугалась. Я совсем тихо сидела.
Гомес: — Испугалась чего, малышка?
Мария: — Шума.
Гомес: — Что за шум был?
Мария: — Константина кричала.
Гомес: — А ещё какой шум был?
Мария: — Как в Лоиса Алдеа. На фиесте святого Иакова.
Карелла: — Что? Что она сказала?
Гомес: — Это такой праздник ежегодный в июле. Пускают ракеты и процессия трогается в путь. Мария-Лючия! Ты говоришь о ракетах? Был такой шум, как от ракет?
Мария: — Да. Совсем как ракеты в Лоиса Алдеа.
Клинг: — Боже мой! Она слышала, как эти гады расстреливали её брата и сестру.
Карелла: — Господи!
Клинг: — Спроси её, что там делал Кингсли.
Гомес: — Кингсли?
Карелла: — Бородатый белый. Спроси её, что он там делал?
Гомес: — А зачем бородатый дядя был у вас в доме?
Мария: — Разговаривал. С Эдуардо и Константиной.
Гомес: — О чём они разговаривали?
Мария: — Много разговаривали. Я не знаю о чём. Я не понимаю. Они тихо разговаривали. Когда этот дядя был у нас, было тихо. А потом стал шум. Я пошла в туалет и потом стал шум.
Клинг: — Сегодня четверг. Думаешь, она была всё время одна в квартире с воскресенья?
Гомес: — Ты из дома потом выходила?
Мария: — Нет.
Гомес: — Почему же?
Мария: — Я знала, что Эдуардо и Константина придут.
Они вернулись в
