низкопробных журналов и покрытыми лаком для сохранности. Блестящие картинки были налеплены на стенах от пола до потолка. Различные территориальные претензии членов банды на определённые анатомические части этих леди, были зафиксированы их подписями на снимках. Имена парней красовались на грудях, ягодицах, бёдрах, пахах и накрашенных ртах с ухмылкой до ушей.
Посреди этой ошеломляющей выставки красоты, на пухлой красной бархатной банкетке, как умудрённый годами жрец, восседал молодой человек в очках, с тонкими китайскими усиками, поигрывающий длиннющим хлебным ножом.
Карелла понял, что это и есть Генри, и ещё понял, что Генри на испуг не возьмёшь — уже одно владение этой кухонной принадлежностью в подобной ситуации могло быть поводом к предъявлению обвинения и обыску всего клуба. Генри безусловно заранее знал, что пришли из полиции, и мог прекрасно спрятать нож под пухлую подушку, покоящую его зад.
— Из полиции, ага? — спросил он. Он нажимал пальчиком на изогнутый конец рукоятки ножа, поставив его остриём на пол и пытался удержать его стоймя. Нож валился на бок, он его поднимал и снова пытался удержать вертикально. Он даже не поднял глаза на детективов.
— Из полиции, — сказал Карелла.
— А что нужно? Мы ничего такого не делали.
— Хотим узнать об Эдуардо Портолесе.
— Он — президент.
— Где он?
— Он не тут.
— А где?
— Город большой, мужики. — Генри подобрал нож и опять стал прилаживать его стоймя, и снова он падал на пол. Он ещё ни разу не посмотрел им в лицо.
— А Константина Портолес?
— Ага, его сестра.
— Знаешь, где она?
— Неа, — ответил Генри. Нож опять упал. Он поднял его.
— Она член группы?
— Ага.
— И где она, тоже не знаешь? Так?
— Верно, мужик, — сказал Генри и опять весь ушёл в балансирование ножа. На этот раз почти удалось, но нож опять упал.
— Дерьмо! — проговорил Генри, но так и не поднял глаз на детективов.
— А другая сестра?
— Это какая другая? — спросил Генри.
— Мария-Лючия. Младшая.
— И что с ней?
— Знаешь, где она?
— Неа, — сказал Генри.
— Но мы знаем где, — сказал Клинг.
— A-а, ну где же?
— Сейчас она в госпитале имени Вашингтона и её выводят из голодания!
— Как?! — Генри впервые посмотрел им в лицо.
Удивление в его глазах было непритворным. Если Карелла правильно читал по лицу Генри, то он в самом деле не знал, что девочка уцелела после воскресной резни. Именно так это обстояло. Не важно, что именно Генри читал в газетах, он автоматически принял, что убийцы полностью истребили всю семью Портолесов, включая и маленькую Марию-Лючию.
— Да, так, — произнёс Карелла. — Она в госпитале. А перед этим была у нас в участке, рассказала всё о том вечере в воскресенье, когда Эдуардо и Константина были убиты.
— Не знаю, о чём вы рассказываете, — сказал Генри.
У него были сильные очки, и глаза за стёклами казались непомерно большими. Сейчас он глядел прямо на них и уже не отрывал глаз, как будто теперь этим демонстрировал свой вызов, бросив игру с ножом.
— Зачем притворяться? — спросил Клинг, — Мы же пытаемся найти, кто их убил.
Генри не отвечал.
— Ты же знаешь, что они убиты. Господи, ты не мог не видеть фотографии в газетах!
— Ничего я не видел, — пробормотал Генри.
— Да ты что собираешься делать, Генри? Сам за ними последуешь?
— Ничего я не собираюсь делать, — ответил Генри.
— Ты теперь вождь клики?
— Я секретарь. Я думал, вам Пачо сказал это.
— Пачо — мешок с дерьмом, да и ты тоже. Ты теперь президент или временный президент или чёрт знает, как это называется, пока они не изберут нового. Эдуардо убит, и если ты не знаешь, кто это сделал, то какие-то сильные подозрения у тебя должны быть. Думаешь, сам будешь распутывать это дело, а?
— Ничего я не знаю, — сказал Генри. — Никаких таких подозрений у меня нет.
— Убийство — это убийство, Генри. Другой ли это делает или ты это делаешь — всё равно, это убийство.
— И что?
— Он говорит тебе, чтобы ты не совал свой нос в это дело, — перевёл ему Клинг. — Предоставьте это нам. Мы этим заняты, и мы это доведём до конца.
— Да уж, конечно.
— Не дури, Генри, — сказал Карелла. — Чем накликать беду себе на голову, лучше помоги нам.
— Нечем мне вам помогать.
— Что ж, всё ясно, — проговорил Карелла. — Тогда мы идём на Гейтсайд-авеню. Будем беседовать с «Алыми мстителями». Может быть, они по-другому отнесутся к этому. Может быть, они поумнее вас, — заключил Карелла и повернулся к двери.
— Они ещё глупее, — сказал Генри ему вслед.
— Мы достали подслушивающее устройство — жучок, выписав его по каталогу «Товары — почтой». Там можно заказать все виды приборов для слежки. Оплатили его деньгами из фонда нашей клики, мы установили его в клубе на Гейт-сайд задолго до того, как я дал приказ на проведение двойной операции, и установили потому, что нам было крайне важно знать, что делает другая сторона. Мы пытались поставить жучок и в клубе «Рож смерти», но у тех меры безопасности выше. Однако то, что мы имели информацию с Гейт-сайд из клуба «Алых» уже было хорошо — теперь мы следили за всеми их действиями. И мы слышали весь ваш разговор с их военным советником.
Мы послали трёх ребят с заданием поставить жучок — все трое — наши юниоры. И вот почему именно их — мы учли, что если их поймают или «Алые» насвистят в полицию с жалобой, или ещё что-то, что вы, полицейские, будете иметь? — Вы будете иметь дело с тремя ребятишками, сечёте? В суде ребятам всегда делают поблажку. Мы придумали это — даже если их поймают, то это посчитают просто детской шалостью, и вы на нас тоже ничего не сможете навесить. Мы-то уже совершеннолетние, вот так. Нам бы пришлось плохо, если бы нас на чём-нибудь таком поймали. Это ведь правонарушение, так ведь? Установить проволочный ввод? Это ведь противозаконно? Ну, вот так мы и рассудили, и поэтому назначили на это дело Малышку Энтони и ещё двух
