того как Хиллгарт дал ему знать, что этот прииск — сплошное надувательство. Он выставил дураками фалангистов, но мы выглядели еще хуже. — Хор сделал глубокий вдох. — Очень кстати, что вы скоро уезжаете. Нужно обязательно сделать так, чтобы генералиссимус узнал об этом. Женитьба на испанской девушке из низов — не знаю, как это поможет вашей будущей карьере, Бретт. На самом деле, я бы сказал, это достойное завершение истории.
Хор отвернулся, щелкнув замками, открыл свой чемоданчик и достал оттуда какую-то папку.
«К черту тебя! — подумал Гарри в ответ на его язвительное замечание. — Всех вас к черту!»
Высоко в горах на Тьерра-Муэрта снег так и лежал, но ниже каменоломни он почти весь растаял за короткие дни оттепели, превратившей лагерный двор в море грязи.
Вчера во время привала по пути на работы Августин бочком подошел к Берни, когда тот смотрел с горы на Куэнку, и прошептал:
— Готов к завтрашнему дню? — (Берни кивнул.) — Утром подбери острый камень и положи в карман.
— Зачем? — Берни удивленно взглянул на него.
Августин набрал в грудь воздуха. Ему явно было страшно.
— Чтоб ударить меня. Надо, чтоб осталась рана, пошла кровь — так будет более реалистично.
Закусив губу, Берни кивнул.
Лежа на нарах в тот вечер, он массировал плечо, которое горело от боли после рабочего дня. Нога тоже одеревенела, он надеялся, что она не подведет завтра на спуске с горы. На спуске с горы. Это звучало неправдоподобно и тем не менее было правдой. Берни взглянул на нары в соседнем ряду. Эстабло умер два дня назад в страшных мучениях, и заключенные разделили между собой его одеяла. Жившие в бараке коммунисты были грустны, подавлены.
С наступлением утра Берни почувствовал себя полупьяным. Он встал и выглянул в окно. Кажется, еще похолодало, но снега не было. Сердце у него глухо застучало.
«Я справлюсь», — подумал Берни и стал осторожно разминать затекшую ногу.
За завтраком он избегал встречаться глазами с коммунистами, стыдясь, что собирается бросить товарищей по заключению. Но он ничего не мог для них сделать. Если побег удастся, интересно, будут они проклинать его или хвалить? Оказавшись в Англии, он сможет рассказать всему миру, что тут творится, он будет кричать об этом с крыш.
Берни построился вместе со всеми во дворе для поверки. Волнистая грязь схватилась на морозе и, покрытая инеем, напоминала замерзшее море. Аранда начал перекличку. С тех пор как Берни отказался стать стукачом, сверкающие глаза коменданта порой останавливались на нем. Он выкрикивал его имя, потом делал паузу и улыбался, будто знал про него что-то неприличное, но молчал. Когда-нибудь Аранда найдет к чему придраться и выместит на нем свою злость, но не сегодня. Комендант назвал следующее имя.
Берни вздохнул с облегчением и подумал: «Ты упустил свой шанс, ублюдок».
Из церкви вышел отец Эдуардо, вид у него был усталый и несчастный, как обычно в эти дни. Берни вдруг поразило, что его темно-рыжие волосы почти такого же цвета, как у Барбары. До сих пор он этого не замечал, хотя много думал о ней с тех пор, как узнал, что она стоит за планом побега. Священник направился к воротам и, проходя их, поднял руку в ответ на фашистское приветствие охранников. Наверное, он идет в Куэнку. Никто не пришел причащать Эстабло. Вероятно, не осмелились. Эстабло, в отличие от бедняги Винсенте, внушал им страх.
Поверка закончилась, отряд, отправлявшийся на работу в каменоломню, собрался у ворот. Они открылись, и длинная колонна потянулась в горы. Сперва дорога шла вверх по жухлой траве, затем в низинах появлялись прогалины снега, и наконец заключенные поднялись выше линии снега, мир вокруг становился белым. Августин шагал немного впереди Берни — пусть ни у кого в памяти не останется, что они были рядом перед побегом.
Берни поставили работать с теми, кто раскалывал крупные камни. Он рассчитывал сегодня экономить силы, но было так холодно, что стоило перестать махать киркой, как его сразу начинало трясти. Ближе к полудню Берни нашел подходящий камень — плоский, округлый, с зубчатым сколом на боку; он рассечет Августину кожу, пойдет кровь, и рана будет выглядеть страшнее, чем есть. Он сунул свою находку в карман, задвинув подальше воспоминания о висящем на кресте Пабло.
Во время короткого перерыва на обед Берни взял из котла столько гороха с рисом, сколько мог. После обеда работал и поглядывал на небо. Оно оставалось безоблачным. Солнце начало садиться, подкрашивая в розовый цвет голые холмы и высокие белые горы на востоке. Сердце Берни застучало от тревожного ожидания. Как бы то ни было, а этот пейзаж он видит в последний раз.
Наконец Берни заметил Августина, который специально взялся охранять именно ту зону, где он работал, и двигался в его сторону. Это был сигнал к действию. Набрав в грудь воздуха и досчитав до трех, Берни приготовился. Он бросил лопату и схватился за живот, вскрикнув, будто от боли. Согнулся пополам и снова закричал, на этот раз громче. Напарник, с которым он работал, уставился на него. Других охранников рядом не было. Им повезло.
— Что с тобой, Бернардо? — спросил Мигель.
Августин взял оружие на изготовку и подошел.
– ¿Que pasa aquí? — грубо спросил он.
— У меня понос. Ай, щас обделаюсь.
— Только не здесь. Я отведу тебя за кусты. — Августин повысил голос. — Dios mío, да что же это, с вами одни проблемы! Стой спокойно, надену на тебя кандалы.
«А он способный актер», — подумал Берни.
Августин положил винтовку и достал из висевшей на ремне сумки ножные кандалы — два железных обруча, скрепленные тонкой цепью, — и надел их на ноги Берни. Тот скривился и проскрипел сквозь зубы:
— Прошу вас, побыстрее!
— Так давай уже двигай!
Августин подобрал винтовку и махнул ею — мол, вперед. Они быстро пошли вверх по узкой тропинке, которая вела вокруг холма. Через минуту оба скрылись за кустами.
— Получилось, — облегченно выдохнул Берни.
Августин нагнулся и трясущимися руками быстро расстегнул кандалы, ключ бросил на землю. Затем положил винтовку и встал на колени на землю. Он посмотрел на Берни глазами, полными испуганной мольбы, так как теперь был в его власти.
— Ты ведь не убьешь меня? — Охранник сглотнул. — Я не исповедался, у меня грехи на душе…
— Нет. Только ударю по голове.
Берни вынул из кармана камень и взвесил его на руке.
— Давай! — скомандовал Августин. — Ну! Только не сильно.
Он сжал зубы и закрыл глаза. Мгновение Берни не мог решиться — трудно было рассчитать силу удара, — потом
