лужу у себя дома.
А за окном замелькали тени. Две большие машины подъехали к дому дяди Вити, потом из них высыпали какие-то темные силуэты. Несколько суетливо забегали вокруг дома, остальные сгрудились возле оставленной без присмотра машины сыщиков. И Саша почувствовал, как сжалось у него сердце.
– Нет, я должен выйти. Так нельзя! Надо же разобраться, что им нужно.
– Стой! И сам пропадешь, и машину не спасешь.
– Ладно, машина! Но там Барон!
– Не пущу! Пропадешь!
– Да кто это такие?
– Охотники! – в полном отчаянии воскликнул дядя Витя. – Они всегда в темноте на охоту выходят. Не повезло вам, ребята, что вы с ними столкнулись. Да тут уж ничего не поделаешь. Попрощайтесь и со своей машиной, и с собакой.
И он снова прилип к окну.
– Если сейчас к дому пойдут, – предупредил он друзей, – то берите мое ружье и отстреливайтесь. Последние два патрона для себя приберегите, это мой вам совет.
Но таинственные гости не стали соваться на рожон. И вскоре оповещавший об их приближении вой раздался уже вдали, а потом и вовсе стих.
– Теперь можно.
Они вышли на улицу, Саша огляделся и понял, что его машины нет.
– Они ее угнали! Мою машину!
Его переполняло возмущение. Но дядя Витя, казалось, не удивился.
– Вот они что задумали. Вас к себе в гости приглашают. Знают, что за своей машиной вы к ним пожалуете.
– И пожалуем! – воскликнул Саша, которого душила злость. – Что у вас тут вообще такое происходит?
– Пошли в дом, – устало произнес дядя Витя. – Холодно на улице. Я вам там все расскажу.
– Да уж! Расскажите!
Дома дядя Витя вновь налил всем горячего кофе, не спрашивая, наделал бутербродов с твердой, словно камень, колбасой. И лишь основательно подкрепившись, принялся объяснять.
– В скверную вы историю угодили, ребята. Как вам из нее выбираться, я даже не представляю. Мой вам совет, уезжайте.
– Как это уезжайте? А машина? И моя собака?
– Машину вам никто не вернет, смиритесь с этим фактом и живите дальше.
– Это что такое у вас тут происходит? Снова девяностые вернулись?
– Хуже! Тогда хоть бандиты из враждующих кланов сами себя убивали, одного за другим иногда и свои же отстреливали. Опять же простому человеку можно было от банды к банде бегать, защиты себе просить. Иной раз, что и защищали, чтобы на фоне своих врагов хорошими выглядеть. Опять же, пока так бегаешь, так и время пройдет. Либо поубивают, либо пересажают всех. Да и не лютовали они так сильно над простым людом. Видели, что с нас взять нечего, ну и не трогали. Конечно, кто ларек держал или кооперативщики те же, с тех мзду трясли. А простых людей – нет, не трогали. Иногда даже продуктов по нашему убожеству подкидывали. У нас кладбище близко, на поминках всегда чего-нибудь перепадало. Сенька Филин ящик водки как-то раз выставил. Это когда Ваньку Гвоздя в кабаке расстреляли, он на радостях и расщедрился.
Какой еще Филин? При чем тут Гвоздь? И особенно выпитая кем-то давным-давно водка? Степан тоже понял, что они углубляются не туда.
– Ты, дядя Витя, зубы-то нам не заговаривай, – строго произнес он. – Ты по существу тарахти!
– Не хочу я, ребятки. Ох не хочу! Не за себя боюсь, я уж старый, свое пожил, хотя тоже помирать нежелательно. А вам, молодым, и подавно.
– Никто не умрет.
– Плохо вы наших охотников знаете. Это же нелюди! Они начали с того, что всю дичь браконьерским способом в нашем лесу выбили. Потом за собак взялись. Думаете, почему Казбек у меня под кроватью прячется, когда их вой слышит? Потому что помнит, как они его малым щенком по лесу гнали да палили в него. В болото подстреленного загнали, да там и оставили, неохота им было туда лезть, чтобы добить. Решили, что он сам помрет. А я его на другой день нашел, на руках домой принес, вылечил, а теперь от этих мерзавцев прячу. Да он и сам, как их услышит, мигом прячется. Думаете, почему у Федора бизнес с его питомником заглох? Потому что они всех его собак перебили. Сначала матерых покупали, потом на молодняк перешли, потом все собаки и закончились. Федор всем врал, что собак у него мор прихватил, да все в округе знали, что это за «мор» такой был. Считай, Казбек последний из могикан. Других крупных собак в наших местах не осталось. Всех эти гады перестреляли.
– Это правда? – Саша задыхался от волнения. – Разве же так можно! По собакам палили? Это наши друзья!
– Для кого друзья, а для кого объект охоты. Дичь.
– Что же, они их едят?
– Может, и едят. Сказывают, в других странах собачье мясо деликатесом считается. Только сдается мне, что они зверье чисто из потехи убивают. Но и это не самое худшее.
– Что еще хуже может быть? Я уже и не знаю.
– Когда дичь в лесах и собаки в питомнике Федора закончились, то охотнички наши на какое-то время затосковали. Стали откуда-то зверей привозить. Рысей, волков, кабанов даже сюда привозили. Но те звери в неволе были выращены, сызмальства в клетках да загонах росли, настоящего леса и не знали совсем. Их выпустят, а они не понимают, что бежать нужно. Обратно в клетку норовят забраться. Или отбегут ненамного и прилягут. Людей совсем не боятся. Разве это охота?
Саша молчал. Что-то чудовищное творилось в этих местах. Просто не верилось, что подобное варварство происходит в наше время и в нашей стране.
– Так что и эта забава у наших охотников совсем недолго продержалась. Нашли они себе другую потеху.
Голос у дяди Вити сделался совсем удрученным и тихим.
– Не знаю, можно ли верить тому, о чем люди судачат, но по мне, так все правда. В общем, зверья в наших лесах почти совсем не осталось, привозное себя не оправдало, тогда они и придумали, чтобы интерес к охоте сохранился, новую дичь себе присмотреть.
Саша уже догадывался, к чему все идет. А вот Степан, похоже, нет.
– И что же за дичь? – спросил он с улыбкой. – Слонов им нынче из Африки везут? Или ягуаров из Америки?
– Нет, не то и не другое. На кого они охотят – вовсе не звери. Люди.
– Люди? Стоп! Какие люди?
– Не местные, нет, – вздохнул дядя Витя. – Местных они пока что не трогают, боятся, что их самих на вилы поднимут. Со стороны людей привозят.
– Каких людей?
– Разных. И мужчин, и женщин. По большей части стараются помоложе выбирать. Оно и понятно, за молодыми куда веселей гоняться. Опять
