- Ну что ж, тем лучше для вас.
- Но Дрикс такой нервный, что если ему каждые пять минут не говорить, что он все делает блестяще, он тут же начинает думать, будто все его ненавидят.
- Он с вами?
- Слава богу, нет. Должен был быть, но теперь решили, что он приедет вместе с остальной группой после того, как мы с Ивеном выберем места для съемки.
Я положил расческу и надел часы. Рассовал по карманам ключи, мелочь и носовой платок.
- Ты не был на просмотре эпизодов пустыни в Англии? - спросил Конрад.
- Нет. Ивен меня не пригласил.
- Как это на него похоже!
Конрад отхлебнул большой глоток и покатал мартини на языке. Скосил глаза на столбик пепла на конце своей мини-торпеды.
- Хорошие вышли кадры.
- Ну еще бы! Мы с ними столько возились.
Конрад улыбнулся, не глядя на меня:
- Но сам фильм тебе вряд ли понравится.
Я ждал продолжения, но, видя, что объяснять он не спешит, спросил:
- Почему?
- В нем есть кое-что помимо чисто актерской игры. - Конрад помолчал, подбирая слова. - Понимаешь, дорогуша, даже мне, старому цинику, эти страдания показались чересчур настоящими.
Я ничего не сказал. Конрад взглянул на меня.
- Обычно ведь ты не любишь раскрываться, верно? Ну вот, дорогуша, а на этот раз…
Я поджал губы. Я прекрасно знал, что я сделал. Я знал это еще тогда, в процессе съемки. Я только надеялся, что ни у кого не хватит проницательности это заметить.
- Как ты думаешь, критики увидят то, что увидел ты? - спросил я.
Конрад кривовато улыбнулся:
- Ну а как же? Лучшие, во всяком случае.
Я уныло разглядывал ковер. Играть слишком хорошо, пропускать эмоции через себя и заставлять аудиторию чувствовать то же, что и ты, - это все равно что раздеваться на публике. Даже хуже. Это значит позволить всему свету заглядывать тебе в душу.
Чтобы суметь воспроизвести чувство так, что другие его поймут, а может, даже ощутят впервые в жизни, надо иметь представление о том, как это бывает на самом деле. Показывать, что ты это знаешь, - значит признаваться, что с тобой такое бывало. Человеку, по природе скрытному, не так-то просто раскрываться. А если не научишься раскрываться, никогда не станешь великим актером.
Я - не великий актер. Опытный - да, популярный - конечно, но, если не научусь выставлять себя напоказ, ничего великого я не создам. В том, чтобы раскрываться в роли дальше определенного предела, мне всегда чудилось нечто нездоровое. Когда я рискнул сделать это в машине, я просто рассчитывал, что мое «я» будет незаметно за испытаниями, которые переживает персонаж фильма.
Я сделал это из-за Ивена. Скорее в пику ему, чем для того, чтобы угодить. Есть грань, переступать которую актер может только по своей воле. Ни один режиссер не имеет права этого требовать. А я шагнул далеко за эту грань.
- О чем ты думаешь? - поинтересовался Конрад.
- Впредь я буду строго придерживаться рамок актерской игры. Как и раньше.
- Ты трус, дорогуша!
- Да.
Конрад стряхнул пепел.
- Если ты выполнишь свою угрозу, все будут очень недовольны.
- Еще бы!
- Гм-гм… - Конрад покачал головой. - После того, как они попробуют настоящего, лопать эрзац уже никого не заставишь.
- Прекрати глушить мартини! - сказал я. - Оно внушает тебе идиотские мысли.
Я прошел через комнату, надел пиджак, положил в карманы бумажник и ежедневник.
- Пошли в бар.
Конрад послушно выбрался из кресла.
- Вечно прятаться от самого себя невозможно, дорогуша.
- Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
- Не-ет, дорогуша, - сказал Конрад. - Именно что тот.
Приехав на следующий день на скачки в Джермистон, я обнаружил, что на воротах меня ждут не только обещанные бесплатные билеты от Гревилла Аркнольда, но еще и ипподромовский служащий - тоже с бесплатными билетами и приглашением на ленч от имени председателя Жокейского клуба.
Я послушно отправился следом за служащим. Он провел меня в большую столовую, где за длинными столами уже сидели человек сто. Все семейство ван Хурен, включая угрюмого Джонатана, занимало места за столом, расположенным ближе к двери. Увидев меня, ван Хурен встал.
- Мистер Клагвойт, это Эдвард Линкольн! - сообщил он человеку, сидящему во главе стола, а мне объяснил: - Мистер Клагвойт - наш председатель.
Клагвойт встал, пожал мне руку, указал на свободный стул слева от себя, и мы все уселись.
Виви ван Хурен, в зеленой шляпке с широкими полями, сидела напротив меня, по правую руку от председателя. Рядом с ней сидел ее муж. Слева от меня сидела Салли ван Хурен, а дальше - ее брат. Похоже, все семейство было хорошо знакомо с Клагвойтом. У председателя было много общего с ван Хуреном: та же внешность богатого и солидного человека, та же уверенность в себе, такое же грузное тело и острый ум.
Когда завершился обмен любезностями, традиционными вопросами и замечаниями («Как вам нравится Южная Африка?», «Лучше «Игуана-Рок» гостиницы не найти», «Надолго ли вы здесь?»), разговор, естественно, обратился к теме, занимавшей умы всех присутствующих: к лошадям.
Ван Хурены держали жеребца-четырехлетку, который месяц назад пришел третьим в Данлопском золотом кубке, но сейчас, во время относительного затишья, они решили дать ему передышку. Клагвойт владел двумя трехлетками. Оба они выступали в сегодняшних скачках, но ничего особенно выдающегося от них не ждали.
Мне без особого труда удалось перевести разговор на лошадей Нериссы, а от них - на Гревилла Аркнольда. Я как бы исподволь начал расспрашивать, какая у него репутация как у человека и как у тренера.
Ван Хурен и Клагвойт оба были не из тех людей, которые выложат вам напрямик все, что думают. Но Джонатан, подавшись вперед, выдал:
- Хамоватый ублюдок с руками, тяжелыми, как золотые слитки!
- Надо будет сказать Нериссе, когда вернусь, - заметил я.
- Тетя Портия всегда говорила, что он умеет обращаться с лошадьми! - вступилась за тренера Салли.
- Ага. Умел когда-то, - возразил Джонатан.
Ван Хурен взглянул на него - не без усмешки, - но тем не менее умело перевел разговор на другую тему, явно опасаясь, как бы Джонатан не дошел до прямых обвинений.
- Знаете, Линк, ваш Клиффорд Венкинс вчера звонил нам и предлагал билеты на вашу премьеру.
Похоже, ван Хурена это позабавило. Я с удовольствием отметил, что он позволил себе опустить официальное «мистер». Возможно, через пару часов дойдет даже до того, что мы будем называть друг друга по имени.
- Видимо, хотел загладить свою резкость.
- Полагаю, он наконец потрудился выяснить, кто вы такой, - заметил Клагвойт, который, очевидно, знал всю историю.
- Ну, это всего лишь… э-э… боевик, - сказал я. - Боюсь, вам будет неинтересно.
Ван Хурен насмешливо усмехнулся:
- По крайней мере, вы не сможете обвинять меня, что я порицаю то, чего не видел.
Я улыбнулся в ответ. Да, деверь сестры Нериссы определенно приятный человек.
Мы покончили с великолепным ленчем и пошли смотреть первую скачку. Жокеи уже садились в седла, и Виви с Салли бросились к букмекерам, чтобы поставить парочку рандов.
- Ваш приятель Венкинс говорил, что будет здесь сегодня, - сообщил ван Хурен.
- О господи!
Ван Хурен хмыкнул.
Аркнольд был в паддоке, подсаживал в седло своего жокея в алом камзоле.
- А кстати, сколько весит золотой слиток? - поинтересовался я.
Ван Хурен проследил направление моего взгляда.
- Обычно семьдесят два фунта. Но поднять его куда труднее, чем, к примеру, жокея.
Данило стоял у ограды и смотрел на лошадей. Когда лошади удалились к старту, он обернулся, увидел нас и подошел.
- Привет, Линк. А я вас разыскивал. Как насчет выпить пивка?
- Квентин, - сказал я (хотя прошло не два часа, а всего минут десять), - это Данило Кейвси, племянник Нериссы. Данило, это Квентин ван Хурен. Его невестка, Портия ван Хурен, была сестрой Нериссы.
- Ого! - сказал Данило. Глаза его расширились, и он уставился на нас немигающим взглядом. Похоже, он действительно удивился.
- Великий боже! - воскликнул ван Хурен. - А я и не знал, что у Нериссы есть племянник.
- Я вроде как выпал из ее жизни, когда мне было лет шесть, - объяснил Данило. - Мы с ней снова встретились только этим летом, когда я приехал в Англию из Штатов.
Ван Хурен сказал, что он только два раза встречался с мужем Нериссы, а с его братом, отцом Данило, и вовсе ни разу не виделся. Данило сказал, что никогда не встречался с Портией. Они разобрались в запутанных фамильных связях, ко взаимному удовлетворению, и, похоже, очень быстро достигли взаимопонимания.
- Ну надо же! - говорил Данило, явно очень довольный. - Сразу столько родственников!
Когда Виви, Салли и Джонатан присоединились к нам после скачки, они принялись шумно обсуждать новость, размахивая руками.
- Значит, нам он вроде как кузен, - решительно заявила Салли. - Здорово, правда?
Даже Джонатан повеселел, обнаружив в своей семье такого веселого парня. Молодые люди утащили Данило с собой. Уходя, он оглянулся на меня через плечо. Взгляд у него был чересчур уж взрослый…
