стол и, глядя на нее снизу вверх, прошипел:
– А вот этого не надо…
– Не буду, – легко согласилась Анна. – Еще один вопрос. Артист Лаврентьев был в числе подозреваемых?
– Может, и был. Не помню. Хочу напомнить, что речь шла о преступной халатности и нарушении техники безопасности, а не об убийстве.
– Это я помню. Ну, что же… – Стерхова захлопнула блокнот и встала. – На сегодня, кажется, все.
– Прощайте. – Глеб Семенович Пухов не стал подниматься с кресла. – И учтите, на вторую встречу с вами я не рассчитываю.
Дверь с табличкой «418» казалась суровой и аскетичной. Лаврентьев постучал и, услышав приглушенное «Войдите», осторожно открыл ее.
Кабинет был обставлен просто, за столом, заваленном документами, сидела Анна Стерхова. Ее лицо было сосредоточенным. Увидев Лаврентьева, она отодвинула документы и указала взглядом на стул перед ее столом.
– Проходите, Николай Петрович. Присаживайтесь.
Лаврентьев опустился на стул, чувствуя, что его колени слегка дрожат. Он принял уверенную позу, но со стороны было видно, что тревога и беспокойство не дают ему покоя.
При ярком дневном свете стареющий актер, некогда блиставший красотой и талантом, оказался лишь тенью человека, которым был раньше. Его когда-то густые волосы заметно поредели и поседели, а кожа покрылась сеткой морщин. Тем не менее в глазах Лаврентьева горел высокомерно-горделивый огонек.
– Зачем вы меня вызвали? В недавней беседе с вами я рассказал все, что знал.
– Нам нужно обсудить еще несколько вопросов, – ответила Анна и положила перед собой незаполненный бланк протокола.
Лаврентьев снисходительно кивнул и поправил воротник рубашки. Ему не хотелось этого разговора, но он ничего не мог изменить.
– Я готов ответить на ваши вопросы, – ответил он, пытаясь придать голосу твердость.
Стерхова внимательно взглянула на него, затем открыла одну из папок и начала задавать вопросы. Ее голос был четким и уверенным, она умела создавать атмосферу, в которой даже самый опытный лжец чувствовал себя неуверенно.
По мере того, как допрос продолжался, Лаврентьев ощущал, как напряжение нарастает. Ему пришлось говорить о том далеком дне, когда погибла Теплякова. Но многого он не помнил.
Когда допрос подошел к концу, Анна отложила протокол, в упор посмотрела на Лаврентьева и задала ключевой вопрос:
– У вас была интимная связь с Тепляковой?
– Да Боже мой! Нет же! Сколько раз вам еще повторить?
– У меня есть другая информация.
– Врут! Все врут! Завистники, подлецы, негодяи.
– У вас есть время подумать, – напомнила Анна.
– Ну хорошо… – Лаврентьев на глазах обмяк и как будто еще сильнее постарел. – Я пытался ухаживать за Тамилой Васильевной.
– Каким был результат?
– Она не обратила на меня внимания.
– Значит, между вами ничего не было?
– Боже упаси! – вскинул руки Лаврентьев.
Стерхова заглянула в записи.
– Еще один вопрос. Когда вы стояли за кулисами, перед гибелью Тепляковой, кого видели с другой стороны сцены?
– Помрежа, машиниста и рабочего сцены. Это отражено в моих показаниях тридцатилетней давности.
– Где вы были перед тем, как прийти за кулисы и встать возле задника? – спросила Стерхова.
– В гримуборной. – Лаврентьев прищурился и ядовито заметил: – Вам, вероятно, известно, что артистам время от времени нужно переодеваться и поправлять грим.
– Зачем вы отправились за кулисы в конце первого акта? – обрушилась на него Стерхова. – Ваш выход был во втором. До него оставалось более двадцати минут.
– Вы не смеете…
– Отвечайте!
– Это касается лишь меня и моей личной жизни.
– Именно она является предметом нашего разговора.
Лаврентьев вынул из кармана платок, вытер лоб и шумно выдохнул.
– Ну хорошо… В то время я был увлечет молодой старлеткой, поэтому использовал любой повод…
– Для чего?
– Чтобы обнять… поцеловать… – Николай Петрович решился на откровенье, но при этом покраснел. – В конце концов, зажать ее в темном углу!
Стерхова холодно осведомилась:
– О ком идет речь?
– Об актриса Анне Тубеншляк, она в том спектакле играла Золушку.
– Следовательно, за кулисами вы ждали ее?
– Она сидела в карете на сцене, и ее должны были затянуть за кулисы.
– Тубеншляк может подтвердить этот факт?
– Да что же вы в самом деле! Прошло больше тридцати лет! – Лаврентьев истерично задергался и снова резко обмяк. – Впрочем, спросите у нее сами, если хотите.
– Знаете, где она сейчас?
– У нее не сложилась карьера в северной столице, и она уехала в провинцию. Кажется, служит в драмтеатре Ростова-на-Дону.
– Есть ее телефон?
– Откуда он у меня?! Мы с ней не виделись тысячу лет.
Стерхова развернула протокол и положила на стол ручку:
– Подписывайте. На этом мы с вами закончили, Николай Петрович.
После ухода Лаврентьева Стерхова задумалась о том, что дело, над которым она работает, требует тщательной проверки всех возможных связей и контактов.
Решив не откладывать, она подняла трубку внутренней связи:
– Екатерина Максимовна, зайдите ко мне, пожалуйста.
Через несколько минут дверь кабинета отварилась и на пороге появилась Зварцева.
– Вызывали, Анна Сергеевна? – спросила она, подходя к столу.
Анна кивнула и спрятала в папку протокол допроса Лаврентьева.
– Мне нужна ваша помощь. Пожалуйста, разыщите номер телефона актрисы Анны Тубеншляк. Она работает в театре Ростова-на-Дону. Фамилия редкая, поиски не составят большого труда. Постарайтесь сделать как можно быстрее.
– Займусь этим немедленно, – ответила Зварцева и вышла из кабинета.
За полчаса до обеда Стерхова вспомнила, что не пересмотрела фотографии, которые передала ей директриса театра. Прежде чем начать их рассматривать, она достала из конверта скрепленные негативы и отнесла их в криминалистический отдел с тем, чтобы их распечатали.
Руководитель отдела предупредил, что из-за поломки оборудования это невозможно.
– Придется вам подождать.
– Сколько? – спросила Анна.
– Около недели, может, чуть больше, – ответил он.
– Слишком долго. Попробую справиться сама.
Вернувшись в кабинет, Стерхова разложила фотографии на столе и сразу же убрала в конверт те, что были сделаны на детском утреннике. Фотографий со спектакля осталось немного, всего несколько штук. Три, снятые из партера, не вызвали у нее интереса. Оставшиеся Анна изучала с помощью лупы.
На первой фотографии оказалось начало спектакля с Золушкой-замарашкой и злой мачехой. Снимок был сделан, скорее всего, из кармана с правой стороны портала и не имел никакой информационной ценности.
Другая фотография была сделана с той же точки, на ней те же актеры в другой мизансцене.
Но последняя фотография заинтересовала Стерхову больше других: сцена с закрытым занавесом, скорее всего, перед началом спектакля. Рабочие заканчивали монтаж декораций. Рядом с кулисой стояла женщина, в которой Анна легко узнала тетушку Руфь. Рядом с ней был мужчина неуловимо знакомой внешности.
Приблизив лупу, Стерхова вскрикнула:
– Да это же молодой Дубасов!
Для нее оказалось неожиданностью, что во время спектакля он находился
