Алан сидел на диване и глядел в выключенный телевизор. Я взяла револьвер со столика и сунула в кобуру.
– Будь осторожна, – сказал он, не глядя на меня.
– Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Он повернулся, посмотрел мне в глаза и слегка наклонил голову влево, как бы оценивая меня.
– Я снял комнату в гостинице на неделю. Думаю, загляну к нескольким друзьям, пройдусь по разным местам.
Я почувствовала облегчение.
– Ладно, скоро увидимся.
– Поужинаем сегодня?
– Я, наверное, поздно приду.
– Мне не привыкать тебя ждать.
Я кивнула, надела плащ и вышла.
В Чикаго пахло осенью, то есть к запаху мусора и выхлопных газов добавился запах гниющих листьев. Дул ветер, тротуары после недавнего дождя были влажными.
Когда я добралась до участка, там меня уже ожидало целое сборище. Эрб Бенедикт, купивший новый костюм в честь избавления от десяти лишних килограммов, наш босс капитан Бейнс и помощник прокурора штата Либби Фишер.
Стивен Бейнс был капитаном двадцать шестого участка так долго, что его предшественника уже мало кто помнил. Он был невысокий, полный, лысеющий. С облысением он боролся при помощи парика, который выглядел бы довольно естественно, если бы не отсутствие в нем седины, поскольку усы у капитана были практически полностью седые.
Либби Фишер была моей ровесницей, любительницей дорогой одежды. На ней был пиджак от Голтье и юбка до самых коленей, которая стоила столько, сколько я получала за месяц. Жемчужное ожерелье, красные туфли-лодочки от Кеннета Коула и маленькая красная сумочка от Луи Вуиттона довершали ее костюм.
Либби много улыбалась. Я бы тоже улыбалась, будь у меня столько стильной и дорогой одежды.
– Как живот?
В устах Бейнса это звучало почти как трогательная забота о моем здоровье.
– Лучше, – ответила я. – Думаю, что…
– Мы хотим еще раз прокрутить дело Фуллера, – прервала меня Либби, мило улыбаясь.
Я не могла скрыть своего удивления.
– Зачем, черт побери? Есть что-то новенькое?
– Кое-что. Опухоль мозга, которая плавает в пробирке с наклейкой «Вещественное доказательство А».
Бейнс нахмурился:
– Ты, наверное, знаешь, Фуллер с тех пор, как очнулся после операции, утверждает, что у него амнезия. Говорит, что об убийствах ничего не помнит.
Либби встала и подошла к окну.
– И пока что наши психологи не могут его расколоть.
Я скрестила руки на груди.
– Выходит, виной всех этих убийств была опухоль мозга?
Либби продолжала смотреть в окно.
– Именно такую версию выдвигают его адвокаты. Опухоль находилась в лобной доле мозга, отвечающей за неадекватное поведение. Она управляет эмоциями, осознанием личности, дифференциацией между правильным и неправильным. Эксперты просто из кожи вон лезут, объясняя присяжным, как такая опухоль радикально изменяет личность человека. Адвокаты Фуллера, конечно, ухватились за это и собираются доказать его невменяемость во время преступлений. Во мне продолжал нарастать гнев.
– Если его признают невменяемым, то все равно посадят, так?
– Нет. Если они докажут, что во время совершения преступлений он был невменяем и это состояние было вызвано опухолью, то он свободный человек. Нет опухоли – нет невменяемости. И ублюдок просто уйдет от возмездия.
– Боже!
Бейнс пристально посмотрел на меня:
– Ты полностью готова к работе, Джек?
Я не думала, что полностью готова, но чувствовала – что-то назревает, и потому согласно кивнула.
– Хорошо, – продолжил Бейнс. – Я хочу, чтобы ты с ним поговорила.
– С Фуллером? Зачем?
– Если он во всем сознается – замечательно. Но мне интересно узнать твое мнение – придуривается он или нет.
– Если он притворяется, мы получше спланируем наши дальнейшие действия, – добавила Либби.
– Подозревается, что он лжет?
– Хорошо, если бы было так. – Либби отошла от окна и села на место. – Но мы просто не знаем. Его опрашивали больше дюжины человек: психологи, адвокаты, полицейские, доктора. Пока что неколебим.
– Проверяли на детекторе лжи?
– Однажды. У них. Ничего не вышло. Еще одна проверка назначена на завтра, ее будет проводить один из наших специалистов.
Немного подумав, я спросила:
– Почему я? – Моя работа – арестовывать преступников. Допрашивать их – для этого есть более подготовленные специалисты.
Бейнс поскреб свою искусственную шевелюру:
– Ты ведь работала с Филлером несколько лет. Ты хорошо его знаешь. Ты не его адвокат, поэтому сможешь понять, лжет он или нет. Тем более ты знаешь, какую шумиху подняли репортеры.
– Я же не профессиональный следователь, капитан. Я не хочу, чтобы он вернулся на свободу, но я не думаю, что…
– Тут есть еще кое-что, Джек.
– Что?
Бейнс пристально посмотрел на меня:
– Фуллер просил встречи с тобой. Именно с тобой.
– Со мной? Зачем?
Либби придвинулась совсем близко, словно мы были закадычными подругами и делились секретом:
– Мы не знаем. Он не назвал причины. Но со времени задержания он постоянно говорит о Дэниелс. Адвокаты посоветовали ему не отвечать на наши вопросы, и он вообще долго молчал. В конце концов он согласился на разговор – без адвоката, но только с тобой. Конечно, все, что он скажет, не будет использовано как улика, но это может присутствовать в твоих показаниях.
Я снова вспомнила произошедшее. Выбивание двери. Мое требование отпустить жену. Пули, выпущенные в Холли и попавшие в меня.
Я вздохнула:
– Что ж, придется с ним поговорить.
– Он в окружной тюрьме. Ты будешь говорить с ним в комнате для свиданий. Одна. Между вами будет прозрачная перегородка. Ты знаешь, как это делается.
– На мне будет микрофон?
Либби разгладила юбку.
– Мы знаем, производить запись разговора без согласия сторон незаконно, тем более что это не может быть использовано в качестве улики. Как судебный исполнитель, я не могу допустить подобного нарушения закона и сразу должна докладывать о таких вещах. Но, просматривая старые дела, я нашла пару интересных определений. Одно называется – «Освежить воспоминания», другое – «Запись для дискредитации».
Затем в течение пяти минут Либби объясняла, как незаконная запись может быть использована в суде. Когда она закончила, Бейнс проговорил:
– Надо сказать, я не желаю, чтобы производилась незаконная запись разговоров с подозреваемыми, особенно в моем участке. И особенно вот с таким диктофоном с голосовым включением.
Бейнс положил на стол плоское электронное устройство. Я сунула его в карман.
– Когда я смогу встретиться с ним?
– Встреча назначена через час. Удачи, Джек. Надеюсь увидеть к утру подробный рапорт на моем столе.
Либби встала и пожала мне руку.
– Знаешь, ты могла бы избавить от этого всех нас, если бы стреляла на дюйм ниже.
Об этом я и сама уже давно думала.
Мы сидели на цветных пластиковых стульях в небольшой забегаловке, Эрбел сосредоточенно жевал, а я смотрела в окно. Шел дождь. Над коричневыми и черными унылыми тонами города с умирающими деревьями ползли серые облака.
Наверное, где-то в пригородах лежали кучи желтых осенних листьев, ожидавшие, когда кто-нибудь прыгнет в них, но здесь были лишь коричневые лоскутки чего-то, превращавшиеся под дождем в комья грязи.
– Когда я была маленькой, мама каждую осень брала меня в Висконсин, чтобы посмотреть, как желтеют листья и опадают. Они так славно шуршали под ногами. Но меня тогда это не впечатляло. Наверное, молодым несвойственно замечать этой умирающей осенней красоты.
– Наверное, – сказал Эрб, обращаясь к сандвичу с мясом, лежавшему перед ним на тарелке. Безуглеводная диета, которую он соблюдал, исключала хлеб, поэтому Эрб убрал его и занялся протеинами.
– Эрб, о чем ты вспоминаешь, когда думаешь об осени?
– Об индейке в День благодарения.
– А зимой?
– О рождественской индейке.
– Весной?
– Об окороке на Пасху.
– Все понятно. О празднике живота… – усмехнулась я.
– Ты собираешься доедать свой ростбиф? – спросил он.
Я открыла Эрбу доступ к недоеденному блюду, и он вилкой стянул к себе мясо.
– Не понимаю, как потребление такого количества жира может идти человеку на пользу.
– Сам не знаю. – Эрб открыл пакетик с майонезом, выдавил содержимое на мясо и отправил его в рот. – Но это работает.
– Да. Выглядишь ты здорово.
Он хмыкнул, будто сам себе не веря.
– Эрб, тебя что-то беспокоит?
Он снова хмыкнул.
– У тебя что, в горле застрял холестерин?
– Все дело в Бернис.
– У нее все нормально?
Он пожал плечами.
Обычно он каждый день сообщал мне новые сведения о Бернис, но, поскольку меня не было на работе, я видела Эрба всего раза три. И каждый раз, перегруженная собственными проблемами, забывала спросить о его.
