Когда я попыталась окончательно закрыть за ним дверь, он в последний момент сунул ногу в щель и промурлыкал мне в самое ухо:
— Прости, Таня-джан, погорячился! Временно уступаю тебя ему, — он кивнул в глубь квартиры, — но не отступаю! Беспокойной тебе ночи, дорогая…
По всей видимости, он уже снова был тем самым Кобелянчиком, которого я знала. Поэтому я смело и с чувством пожелала ему, чтобы он отправлялся в задницу.
Ночка и в самом деле выдалась беспокойная. Как, впрочем, и следующая. У меня появилось чувство, что мы уже дышим в затылок Галантерейщику!
Нам удалось установить — с большей или меньшей степенью точности — следующее: Артист неожиданно всплыл из небытия примерно месяца три-четыре назад. Пронюхал об этом уголовный мир совершенно случайно: одна мелкая сошка узнала его не то в Салехарде, не то в Нарьян-Маре, а по другим сведениям — вообще в Нижнеколымске. И оказалась настолько глупа, что дала Артисту это понять. Вскорости «сошка» сгинула бесследно на великих просторах нашей родины, но перед этим все-таки успела шепнуть кое-кому о своем открытии. А спустя еще некоторое время поползли слухи, что Галантерейщик объявился на «родной» Тарасовской земле. (На самом деле никто, кроме самого Артиста, не знал, какая земля ему родная; а может, и сам он об этом забыл…) Слухи опять-таки были очень и очень противоречивыми. Одни уверяли, что Артист в «завязке» и занялся бизнесом, другие — что он живет легально, имеет несколько паспортов, в том числе и заграничных, но плетет паутину какого-то грандиозного дела.
Не было разночтений, пожалуй, только по двум пунктам: во-первых, по-прежнему никто не ведал, где обитает Артист, и во-вторых, он оборвал все старые связи. Поговаривали, что Галантерейщик привез с собой двух никому не известных фраеров, только им, мол, и доверяет. И можете себе представить, как я подскочила, когда услышала, что один из них — хромой татарин! Но где они обретаются — этого тоже никто не знал.
Зато теперь это, кажется, знала я!
…И вот мы с Григорием сидели в отдельном кабинете казино «Братислава», а напротив нас уютно расположился, потягивая мартини, миловидный молодой человек с гладко зачесанными назад длинными напомаженными волосами, в костюме от Валентино. И этот симпатичный малыш, который отзывался на имя Киллер (впрочем, может, это было вовсе и не имя, а профессия — он не уточнил), выкладывал нам на прекрасном литературном языке, что в команде Галантерейщика, оказывается, есть еще и третий! И он, в отличие от первых двух, — личность хорошо известная. Это Визирь, в прошлом человек Батыра, который кинул хозяина так же, как в свое время Артист, и которого Батыр тоже приговорил к смерти. И главное, главное: завтра, в четверг, между двенадцатью и часом дня этот Визирь будет один в квартире номер шесть дома номер 143 по улице Малой Холмистой. И он согласен встретиться — сугубо конфиденциально, конечно.
— Но есть один нюанс… — Киллер вперился в меня своими холодными рыбьими глазами. — Женщина должна пойти одна.
— Как — одна?! — взвился Орлов. — Почему это?
— Не шуми, Казак. Одна — это значит одна. «Почему» тут быть не может. Таково условие Визиря.
— Но я не могу на это согласиться! Что он, за идиотов нас держит?
— Это твое дело, Казак. Ты сказал, тебе нужен Артист… Но Визирь не будет говорить, если увидит с нею мужчину. А он тебя обязательно увидит, если ты подойдешь к дому ближе, чем за три квартала.
Я заметила, как мой «Казак» сжал под столом кулачище, и поняла, что мне пора сказать свое решительное слово:
— Я согласна, Киллер. Я приду одна.
Малая Холмистая располагалась в самом сердце печально известного в нашем городе Гремячьего оврага. А дом 143 оказался одной из самых мрачных и зловонных трущоб, которые я когда-либо видела. Так что когда я с улицы — пыльной, кривой и заросшей бурьяном — взирала на его мутные подслеповатые окошки, на душе у меня тоже было мутновато. Я припомнила истерику, которую сегодня утром устроил мне Орлов по поводу моего «непробиваемого авантюризма», и тоскливо подумала, что было бы совсем неплохо при жизни еще раз услышать его ругань… «Ведь он же придушит тебя, как кутенка, со всем твоим карате! — орал мой напарник, тряся меня при этом как грушу. — Понимаешь ты это, дурища чертова?..» Я вынуждена была сказать ему, что если он не перестанет меня трясти, душа вылетит из меня гораздо раньше.
Наконец мы нашли решение, которое в данной ситуации казалось единственно разумным: в своем лифчике я укрепила миниатюрный «жучок». Я часто пользуюсь им, когда возникает производственная необходимость проникнуть в чужие секреты. Но на сей раз объектом слежки должна была стать я сама. А Григорий сидел в моей машине с прослушивающей аппаратурой и держал ухо востро. Машина была припаркована в районе двенадцатой школы, то есть как раз в трех кварталах от интересующего меня дома — если считать от угла до угла. А если напрямую, дворами — то расстояние было всего метров двести, не больше, так что мощности моего радиомикрофона хватало с лихвой.
Конечно, если, к примеру, на меня накинут удавку, то это мне вряд ли поможет. Мы оба это понимали, но… о таком варианте развития событий старались не думать. А что нам еще оставалось?
Прежде чем толкнуть зеленую калитку, я еще раз окинула взглядом пустынную улицу. Единственным признаком цивилизации была вишневая «девятка», стоящая на приколе через два дома отсюда.
На шоферском месте, откинувшись на сиденье и прикрыв ладонью глаза, дремал какой-то тип. Ко мне он не проявил никакого интереса, даже, по-моему, не пробудился. По этой самой причине и я не увидела в нем ничего подозрительного. Ну, приехали ребятки потрясти какую-нибудь татарскую подпольную фирму — их в этом райончике что репьев на собаках… Дело, как говорится, житейское.
— Возле дома все чисто, прием! — сказала я себе в декольте. — Углубляюсь во двор.
Шагнув за калитку, я обнаружила шаткую деревянную лестницу, на каждой ступеньке которой я могла бы стоять на одной ноге, да и то лишь боком. Лесенка заканчивалась обшарпанной дверью, на которой мелом было намалевано: «кв. 1, 2, 3, 4». Так что мне пришлось углубиться во двор еще на некоторое расстояние. За углом полутораэтажного дома я увидела еще одну лестницу, но уже ведущую не вверх, а вниз — в полуподвал. На этой двери, тоже мелом, была выведена искомая мною цифра 6. Где находится пятая квартира дома 143, я так и не узнала.
Вокруг стояла звенящая тишина, лишь изредка прорезаемая отдаленными петушиными криками и ленивым собачьим лаем. Поэтому я поопасалась сообщить Григорию свою дислокацию: за дверью могли меня услышать. Тем более что она была явно незаперта: между дверным косяком и обшарпанным краем двери зияла неширокая черная щель.
Поскольку никакой кнопки звонка в пределах моей видимости не было, я увесисто постучала, отчего щель стала шире, но не стала светлей. Зато мне почудился за дверью какой-то шорох, а в нос шибанул причудливый букет ароматов, в котором преобладали плесень, застарелый табачный перегар и крутой мужской пот. Я даже инстинктивно задержала дыхание, но выбора у меня не было…
Нажав на дверь посильнее, я распахнула ее почти во всю ширину, прищурила глаза, чтобы они лучше видели скозь сплошную темень, и негромко позвала:
— Визирь!
Ответа не было, и вся эта ситуация как-то странно напомнила мне мой визит к Семе Пфайферману в понедельник вечером…
Глаза понемногу начинали привыкать к темноте; чтобы процесс адаптации шел быстрее, я просунула голову под низкую дверную притолоку, а там уже просто вынуждена была сделать несколько шагов по тесному коридорчику. Прямо передо мной находился дверной проем, ведущий, по всей видимости, в комнату, и что-то в очертаниях сгустившегося там сумрака показалось мне необычным…
Снова окликнув Визиря, я сделала еще один шаг вперед — и в ту же секунду, споткнувшись обо что-то очень крупное, растянулась на полу.
— О Боже! — вырвалось у меня…
Прямо перед собственным лицом — нос к носу! — я увидела мертвое лицо мужчины. Оно было иссиня-черным даже во мраке этой зловонной комнаты; глаза вылезли из орбит, язык вывалился…
Нет, это уж слишком! Кажется, обнаружение трупов становится моей узкой специализацией!
Я вскочила на ноги со всей прытью, на какую была способна. И тут за моей спиной опять послышался легкий шорох…
Повернуться я уже не успела. В тот же миг меня подбросило к самому потолку этой хибары, волосы мои встали дыбом, все вокруг озарилось мертвенным светом внезапно полыхнувшей молнии, причем я находилась в самом эпицентре электрического разряда! Наступившая вслед за этим темнота — перед глазами и в мозгу — была уже совсем непроглядной и спокойной.
Последней ускользающей от меня мыслью была даже и не мысль, а риторический вопрос: интересно, сколько же еще трупов надо обнаружить, чтобы научиться наконец осторожности?..
